Награда литература
Оргкомитет литературной премии Александра Солженицына вчера объявил имя лауреата 2011 года. Им стала Елена Чуковская "за подвижнический труд по сохранению и изданию богатейшего наследия семьи Чуковских; за отважную помощь отечественной литературе в тяжелые и опасные моменты ее истории". О Елене Чуковской — писатель АНАТОЛИЙ НАЙМАН.
У человека два имени, признанных и подхваченных интеллигентной частью публики. Одно — как у всех, паспортное, с отчеством: Елена Цезаревна. Второе — бывшее домашнее: Люша. Александр Введенский воспел его в прелестной колыбельной: "Тише, люди. Тише. Тише. / Не шумите — Люша спит". В обоих случаях фамилию можно не называть — понятно, что Чуковская. Понятно также, что это внучка Корнея Чуковского и дочь Лидии Корнеевны. Меньше, хотя и достаточно, известно, что ее отец — поэт Цезарь Вольпе, а отчим — физик Матвей Бронштейн, один из легендарной плеяды.
С одной стороны, благородней не бывает: инфанта в семействе духовно-интеллектуальной аристократии. С другой — груз происхождения несколько обременительный. Она кончает школу с золотой медалью, университет, она химик, кандидат наук. Для такой семьи слишком обыкновенно. Да и семья, прибавим, слишком неблагополучная. Отчим был расстрелян на пике террора. Отец при невыясненных обстоятельствах — то ли в лагере, то ли на фронте — пропал в первые дни войны. Мать, начав в молодости ссылкой в Саратов, всю жизнь пробыла в списке неугодных советской власти, исключена из Союза писателей, поносима с трибун. Дед — при всей своей знаменитости, обожании, исходящем от миллионов детей и читающих им "Муху-Цокотуху" родителей, даче в Переделкино, при всем своем литературном и общественном весе — никогда не стал режиму своим, всегда оставался под подозрением.
В день присуждения в 1958-м Нобелевской премии Пастернаку дед и внучка, дружившие и соседствовавшие с поэтом, отправились с букетом цветов поздравить его. Фотография их встречи была напечатана в иностранных газетах и журналах. Один из немногих — кажется, "Лайф" — попал в СССР уже в разгар великого скандала, свирепой ругани и нешуточных угроз, но виновник успел сказать Корнею Ивановичу, что "у Люши на снимке такие чудные ямочки на щеках". В середине 1960-х она сделалась одним из главных помощников Солженицына, жившим какое-то время в их доме, позднее вынужденным вести полулегальное существование. Дело было до крайности опасным, она подверглась нападению в собственном подъезде, попала в подстроенную автокатастрофу, долго лечилась.
Когда умерли в 1969-м дед и в 1996-м мать, весь корпус написанного ими, весь огромный ценнейший архив того и другой остался на ее руках. Привести их в порядок, откомментировать, подготовить к печати нельзя было передоверить никому — тем более что многие стороны и подробности тех или иных сюжетов, биографий, связей знала она одна. Занимаясь рукописями, машинописями, прежними публикациями с основательностью и скрупулезностью, свойственными ее натуре, переданными генетически, воспитанными, она сделалась не только лучшим специалистом в чуковиане, но и отменным филологом вообще.
Жанр похвалы не разработан в России. Она, как правило, начинается с верхнего до, использует превосходные степени, безоглядно разбрасывается словами "величие", "самоотверженность", "подвиг". Так что, когда можно, как в нашем сегодняшнем случае, оставить их непроизнесенными и воздать должное искренне, по делу, испытываешь особенную благодарность к хвалимому. Основания, на которых Елена Чуковская награждается премией, сформулированы безукоризненно точно. Жаль, что к ним не позволено прибавить "и за остроту и взвешенность суждений, усвоенных в кругу семьи".