Лишь бы не было Каддафи

Операция в Ливии лишь выглядит войной за нефть. С точки зрения контроля над рынком нефти она не имеет смысла: слишком мала нынешняя доля этой страны и в производстве, и в запасах углеводородов. История нефтяных конфликтов последнего столетия доказывает: речь идет об обеспечении безопасности маршрутов транспортировки и вообще стабильности средиземноморского региона.

МАКСИМ КВАША, МАКСИМ АНДРИАНОВ

За гуманизм, за дело мира

По официальной версии, цель военно-воздушной кампании коалиционных сил в Ливии под кодовым названием "Одиссея. Рассвет" — миротворчество. Союзники убеждают население своих стран и всего мира, что военное вмешательство потребовалось для того, чтобы остановить гражданскую войну и кровавую бойню, развязанную давно выжившим из ума диктатором Муамаром Каддафи. Полный титул этого политика, за 42 года у власти ставшего легендарным, звучит так вычурно, что заслуживает воспроизведения: братский лидер и руководитель первосентябрьской Великой революции Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии Муамар бен Мухаммед Абдул Салам Абу Миньяр бен Хамид аль-Каддафи.

Впрочем, идея о том, что война развязана по причинам гуманитарного характера, в массовом сознании укладывается плохо. Работает цепочка ассоциаций: Ливия, арабы, нефть, деньги, контроль над месторождениями. Даже демонстративный отказ от проведения наземной операции, а значит, и от захвата нефтяной инфраструктуры не работает.

Да и вообще, когда речь заходит о нефти, здравый смысл часто дает сбой. Немногие задумываются о том, что с точки зрения рынка углеводородов Ливия вовсе не ключевой игрок. Даже если бы она вообще исчезла с нефтяной карты мира, мало что изменилось бы. Действительно, по данным ОПЕК, добыча нефти в этой стране в 2009 году составляла 1,5 млн баррелей в день, около 2% мирового уровня. Доказанные запасы нефти — порядка 3% мировых, газа — меньше 1%.

А вот 40 лет назад Ливия была куда более значимым игроком на этом рынке. В 1970 году в этой стране добывали 3,3 млн баррелей в день — почти столько же, сколько в Иране, Саудовской Аравии и Венесуэле, главных на тот момент источниках углеводородов в мире. Причуда ли истории, геологии, или заслуга режимов Каддафи и Чавеса — как знать, но с тех пор расклад сил на нефтяном рынке кардинально изменился.

И теперь Саудовская Аравия добывает больше 8 млн баррелей нефти в день, не используя при этом значительной части мощностей. По разным источникам, нарастить добычу до 10-12 млн баррелей в день эта страна может за считаные дни. Иными словами, нет проблем в том, чтобы покрыть дефицит нефти, возникший из-за ухода Ливии с рынка. Неудивительно, что нефтяной рынок так слабо отреагировал на события в Ливии: цена Brent как вышла на уровень около $115 за баррель после начала беспорядков на Ближнем Востоке, так там и осталась.

Войны за нефть

Впрочем, у недоверчивого отношения к официальной — миротворческой — версии ливийской кампании есть довольно солидные основания. Не случайно же многие политические и военные конфликты последнего столетия происходили либо в нефтяных регионах планеты, либо в непосредственной близости от них. Или оказывалось, что решающую роль в успехе военных операций играли транспорт и доступность топлива.

Впервые это ярко проявилось во время Первой мировой войны (здесь и далее изложение в значительной степени базируется на книге главы Cambridge Energy Research Associates Дэниела Ергина "Добыча"). Уже в самом ее начале стало ясно, что выиграть ее сможет тот, кто сумеет обеспечить мобильность своих войск. Ярчайший момент: сентябрь 1914 года, немцы вот-вот возьмут Париж, французам надо перебросить на фронт дополнительные войска, но железные дороги разрушены. И тут генерал Гальени впервые в истории решает использовать как военный транспорт машины с двигателем внутреннего сгорания. Он мобилизует (якобы с оплатой по счетчику) все 3 тыс. парижских такси и останавливает германское наступление.

Истории нефтяных интриг 1914-1918 года посвящен не один десяток научных биографий и авантюрных романов. Достаточно, вероятно, подчеркнуть, что за этот период цена на нефть выросла почти втрое — примерно до нынешнего уровня в 0,1 унции золота за баррель.

А еще через два года — еще в полтора раза. И причиной тому — уже события, более или менее знакомые любому советскому школьнику. Сепаратным Брест-Литовским миром с Германией советская Россия отдавала ей контроль над Баку. В те годы бакинские месторождения были одним из крупнейших источников нефти в мире, а Россия — мировым лидером. Впрочем, Германию опередила Турция, которой удалось ненадолго взять под контроль азербайджанские месторождения. Затем в Баку входят войска Антанты — западные историки иногда упоминают о том, что это было сделано по просьбам русского и армянского населения, страдавшего от погромов, но ни у кого не вызывает сомнений, что истинной причиной интервенции в Баку была все же нефть.

Для СССР вся эта история означала крах нефтедобычи и потерю мирового лидерства в этой сфере — вернуться к дореволюционному уровню примерно в 10 млн тонн в год удалось лишь к 1928 году.

В последующие десятилетия конфликты из-за нефти расползаются по всей планете. Например, в 1932 году вспыхивает Чакская война между Боливией, поддерживаемой США, и Парагваем, поддерживаемым Великобританией, за контроль над областью Гран-Чако, в которой были открыты нефтяные месторождения, ошибочно считавшиеся одними из самых больших в мире. Война закончилась разделением территории в соотношении 3/4 в пользу Парагвая. Нефти на спорной территории практически не оказалось.

Вторая мировая война сквозь нефтяную призму для бывших советских школьников выглядит не очень привычно. Здесь нефть решает если не все, то куда больше, чем в привычных нам интерпретациях. Провал плана "Барбаросса" и успех обороны Москвы объясняются удачной защитой Кавказа и провалом планов Гитлера быстро захватить нефтяные месторождения Закавказья. Решительный перелом на советско-германском фронте в 1944 году — уничтожением заводов по производству синтетического топлива из угля: авиации люфтваффе было нечем заправляться, не было и горючего для танков. А относительно быстрая капитуляция Японии — вовсе не атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки, а блокадой союзниками острова Борнео, где на территории нынешнего султаната Бруней располагались стратегические источники нефти.

Какое-то время после Второй мировой войны в геополитике еще сохранялась идея, что война — один из способов сохранения или получения контроля над производством нефти. Иногда именно стремлением США получить контроль над природными ресурсами объясняют начавшуюся в 1955 году войну во Вьетнаме. Те же причины называют для бельгийской интервенции в Конго 1960 года, ливийской агрессии в Чаде 1978 года, ирано-иракской войны 1980 года, англо-аргентинского конфликта из-за Фолклендских островов 1982 года.

Последняя и, пожалуй, самая заметная история такого рода — попытка Ирака аннексировать Кувейт в 1990 году. Если бы агрессия режима Саддама Хусейна удалась, Ирак почти удвоил бы нефтедобычу, по ее уровню приблизившись к Саудовской Аравии. Не вышло. Силами главным образом американской армии при поддержке и НАТО, и большинства арабских стран Кувейт был освобожден, иракские войска отброшены, хотя самому Хусейну еще надолго удалось удержаться у власти.

Дипломатия и проливы

Если военная история — на виду, а в последние десятилетия еще и в прямом эфире телеканалов, то дипломатические интриги не столь заметны, а зачастую еще и если не засекречены, то ждут своих историков. Уже больше 100 лет, с тех пор как индустриально развитые страны впервые осознали зависимость от углеводородов и то, что нефть — не уникальная причуда природы, а геологическое явление, встречающееся в самых разных углах планеты, история нефти стала еще и историей дипломатии. Тайной и явной.

С одной стороны, очевидны и удивительны союзнические отношения США — демократии мессианского типа, открыто пропагандирующей ценности американского образа жизни,— и исламских фундаменталистов из Саудовской Аравии, не очень-то терпимых к инакомыслию. Если бы не нефть, быть им злейшими врагами. С другой — совершенно невозможно разобраться, где правда, а где чушь в обильных рассуждениях конспирологов о роли Америки и других стран Запада в судьбе тех или иных режимов.

Одну закономерность тем не менее проследить несложно: в последние десятилетия усилия американской дипломатии были особенно очевидны в регионах, через которые нефть транспортируется. Растут шансы на то, что добыча нефти на Каспии вырастет,— и режим Саакашвили в Грузии получает очевидную поддержку Запада, не ослабевают и особые отношения с Турцией, даже несмотря на рост исламистских настроений и явные проблемы с правами человека (курдская проблема). Беспорядки в Бахрейне и Йемене, более или менее сравнимые с тем, как все начиналось в Ливии, относительно проамериканским режимам прощаются. А вот революция в Египте получает безоговорочную поддержку. Что поделать: Суэцкий канал — критический маршрут для транспортировки нефти.

На этом фоне терпимость Запада к белорусскому режиму Александра Лукашенко, пожалуй, удивляет и может объясняться лишь тем, что гарантии стабильности экспорта углеводородов на этом направлении обеспечиваются Россией. Не обеспечим — белорусская оппозиция, глядишь, и обретет куда большую международную поддержку.

Каддафи, конечно, не контролирует проливы. Однако репутацию хуже, чем у него, придумать трудно. В анамнезе — и поддержка терроризма, и агрессия по отношению к соседним странам, и расправа над собственным населением, и почти 2 тыс. км побережья Средиземного моря. Так отчего бы не решить сразу две задачи: и напомнить миру о военном превосходстве Запада, и обеспечить безопасность судоходства на одном из самых напряженных торговых путей в мире? Средиземное море, по сути, тоже пролив. Просто очень большой.