Мрачное роуд-муви "Счастье мое" — игровой дебют Сергея Лозницы, одного из лучших современных русских документалистов, снятый на Украине при участии немецких и голландских продюсеров. Фильм этот у нас ждут с прошлой весны, когда "Счастье" было показано в Каннском конкурсе. За прошедший год Лозница получил некоторое количество наград на разных фестивалях, но фильму никак не могли выдать российское прокатное удостоверение. Когда споры вокруг мало кем виденной картины уже немножко надоели, она наконец выходит на экраны.
Хороший и печальный молодой дальнобойщик Георгий везет куда-то груз. В первый день пути он встречает садистов-гаишников, демонического деда с темным прошлым, наглую малолетнюю проститутку и трех забулдыг-грабителей. Эти малоприятные встречи — подготовка ко второй части картины. В ней герой с головой окунается в российский провинциальный кошмар, становится органичной частью инфернального пейзажа, где разные босховские монстры для большей интеграции будто бы меняются иногда чертами — один другому клюв, тот ему — рыбью голову. Как один из его попутчиков, Георгий забывает свое имя, теряет дар речи, как другой, и начинает мало походить на человека, как в целом все герои фильма.
Фото: www.kinopoisk.ru
"Счастье мое" — череда омерзительных типов, речей и поступков, рельефно выступающих на фоне общей жути. Относительно хорошие герои Лозницы — это те, что творят зло из-за своего искореженного прошлого, плохие — те, кому это просто нравится. В двух вставных историях режиссер намекает на то, что корни этого ужаса — во Второй мировой, когда русские так озверели, что стали убивать и грабить своих с не меньшим ожесточением, чем чужих. Но объяснение это повисает в воздухе. Зло в фильме настолько бессознательно, что к истории оно, кажется, не может иметь никакого отношения.
Сергей Лозница — гениальный документалист, один из тех людей в русском кино, которыми можно всерьез гордиться (он родился в Белоруссии, жил на Украине, но свою режиссерскую карьеру начал в России, в конце 90-х). До картины "Счастье мое" фильмография Лозницы состоит сплошь из шедевров: от переполненной тайной, завораживающей тщеты "Полустанка" до монтажного чуда "Блокады" (полностью сделанной из переозвученных советских хроник). И с точки зрения чисто кинематографической "Счастье мое" — фильм замечательный. Единственный его явный недостаток — речь: в фильмах режиссера раньше почти не было связных диалогов, и Лозница будто бы не очень знает, зачем это в принципе нужно. Движение камеры для него — гораздо более родной язык. О пространстве кадра, о тихом, почти немом, способе рассказывать истории Лозница знает нечто такое, что по сравнению с его "Счастьем" вся "новая русская волна" кажется детским лепетом.
Единственный работающий в России на таком уровне режиссер — это Алексей Балабанов. И с балабановским "Грузом 200" "Счастье мое", столь же жесткое и беспросветное, конечно, то и дело сравнивают. Однако между режиссерами — огромная разница. Балабанов — философ, каждый его фильм — часть большого разговора о нескольких интересующих его вопросах: русской истории, природе зла, структуре личности. Лозница — режиссер совсем другого типа. Он гениально умеет снимать без явной авторской позиции. Не то чтобы автора в его документальных фильмах не было: наоборот, его присутствие все время ощущалось, но оно было как бы молчащим — автор ждал, знал что-то важное, но не видел нужды говорить это и тем более проповедовать.
Сейчас Лозница внезапно наконец заговорил, и оказался к этой деятельности совершенно неспособен. Не только речи его героев звучат, несмотря на обилие мата, неестественно, но и сам режиссер весь фильм будто бы изрекает мучительные банальности, более или менее сводящиеся к возгласу "что, блядь, за страна такая?". Это, правда, хороший вопрос. И, кажется, в прошедшем десятилетии документальные фильмы Лозницы были среди самых важных попыток на него ответить. Непонятно, зачем режиссеру было теперь задавать его в такой форме.
В прокате с 31 марта