В музее Высоцкого много помещений, но собственно экспозиция занимает два зала — один рассказывает о Высоцком как актере, второй — как о поэте. Еще есть маленькая комната, где сделан мемориальный кабинет Высоцкого, и большой зал, где расположена галерея "Сэм Брук", названная в честь героя шуточной песни Высоцкого и проводящая выставки, иногда связанные, а иногда не связанные с его именем.
Главное достоинство музея — это дом, в котором он расположен. Не в смысле архитектуры — это здание рядовой московской застройки XIX века без признаков архитектуры,— а в смысле недвижимости. Это прекрасная недвижимость в самом центре Москвы и в самом хорошем состоянии. Дом — героическое деяние музея и предмет его огромной гордости.
Дом отдали музею в 1992 году. В 1996-м сын поэта Никита Владимирович Высоцкий стал директором музея, и тогда же дал интервью журналу "Огонек". Цитирую: "Это страшно, что происходило здесь. За пять лет музей не собрал практически ничего. Многие люди, которые шли сюда работать по душевному порыву, были вынуждены уйти. Грязь, беспробудная пьянка под оглушительно включенные записи отца — вот так они его любили. Когда я пришел сюда в мае этого года, пригласил опытных сотрудников, они зашли — и ничего не поняли: фонды пустые. Ничего нет, кроме копий фотографий. Копий! Пропали вещи, деньги, аппаратура, время. Никакая прокуратура этого не вернет. А ведь люди приносили сюда все, что у них было, не копии — оригиналы. Если бы вы пришли сюда месяца три назад, то для того чтобы зайти, вам бы пришлось рисковать жизнью. Какие-то нависшие балки, бродячие собаки, странные люди. Какие-то "братья", "сестры" — клянутся, что родня, вечно пьяные. Нормальные люди шарахались. Какое-то время, в самом начале, мама здесь моя работала. Не выдержала, ушла".
Фото: Григорий Ревзин, Коммерсантъ
И когда ходишь по этому музею, понимаешь, что это состоявшийся большой проект — в самые не благорасположенные к музеям годы удалось все отремонтировать, создать разнообразно работающую структуру — театр, аудиотека, экспозиция, все чисто, серьезно, все работает. Нормальная, пристойного вида институция. И целью этого проекта было то, чтобы все было нормально. Чтобы вот этого — "грязь, беспробудная пьянка под оглушительно включенные записи отца" — и духу здесь не было, чтобы этого за версту не подпускали, вон, вон отсюда!
Это очень можно понять. Сына это не могло не оскорблять. Вероятно, это могло оскорбить кого угодно. И потому экспозиция этого музея старательно рассказывает о Владимире Высоцком как о в высшей степени нормальном, заслуженном культурном деятеле СССР, артисте и поэте-песеннике. Артист — фотографии известных ролей, реквизит, костюм Жеглова, костюм Гамлета, мемориальный предбанник с посмертной маской и коллажем на основе фотографии со сценой похорон, будто это очередь на последний спектакль. Поэт — маленький письменный столик с портативной пишущей машинкой, витрина с фотографией, гитарой и магнитофоном, копии автографов за стеклом и те же автографы, воспроизведенные на стенах. За стеклом — воссозданная комната дачи, построенной на участке Эдуарда Володарского, и после смерти Высоцкого снесенная им из-за имущественных разногласий с наследниками. Хорошая мягкая мебель — диван и два кресла.
Есть еще мемориальный кабинет, там книги, стол и кресло. Про это кресло есть текст в книге Марины Влади. Там эпизод, когда они с Высоцким отправляются покупать вещи из квартиры Алисы Коонен, которая умерла, а музей ее и Таирова решили не делать. "И ты садишься в красивое кресло темного дерева в стиле ампир и просто тонешь в нем. У кресла очень высокая спинка, как у плетеных шезлонгов, которые можно видеть на пляжах на севере Франции. Я немедленно решаю, что мы берем это кресло. Потом я останавливаюсь перед большим письменным столом с многочисленными ящичками и выдвижными частями. Он похож и на конторку, и на бюро. Привлекают мое внимание секретер очень дамского вида, на котором забыты несколько писем и пыльных фотографий, и еще — застекленная горка. Внутри, в светлом ореховом дереве поблескивают лучи света, и создается контраст с красным деревом снаружи. Наконец, мне показывают огромный платяной шкаф. Когда его открывают, оттуда вырывается запах нафталина и театрального грима. В шкафу на железных плечиках висят дорогие старомодные платья — тоже на продажу. Я с нежностью выбираю два из них, расшитые жемчужинами и черными агатовыми бусинами, и кружевную накидку — тоже черную.
Мы уходим немного грустные. Ты говоришь мне на лестнице:
— Целая жизнь — любовь, горести, успехи, трудности, творчество, поиск — и не остается ничего, кроме нескольких разрозненных частей целого, которое и составляло эту жизнь..." В паре с этой цитатой кресло — самый сильный экспонат в музее. Музей про то, как не остается ничего.
Фото: Григорий Ревзин, Коммерсантъ
У Марины Влади получился сильный текст, и главное в нем — ощущение бешеной энергии жизни, диких трагедий и невероятного счастья, утрамбованных во времени так, будто они живут через монтаж, как в кино, когда один эпизод длиной в день, сменяется другим, недельным, а реального времени прошло шесть минут, и история целой жизни длится два часа экранного времени. То же впечатление — от воспоминаний Давида Карапетяна, текста тоже выдающегося, но там это дополняется тем самым состоянием "беспробудная пьянка под оглушительно включенные записи". Это ощущение сжатого времени тем более остро, что речь идет о совсем глухих годах, расцвете застоя. В других текстах об этом времени кажется, что оно остановилось вовсе, "за рубашкой в комод полезешь, и день потерян", как писал в одном стихотворении Бродский, фотография которого вместе с Высоцким тоже появляется в экспозиции. Они там будто и проводили время, доставая с утра рубашку из шкафа, а дальше уже на весь день понимая, что сделать ничего невозможно — я говорю не о реальных делах, а об ощущении ритма жизни.
Тут сделано все, чтобы нормальные люди не шарахались, но вряд ли Высоцкого можно назвать нормальным человеком. Я думаю, изгнав из этого музея то, что вызывало в нем всю жизнь отвращение, Никита Высоцкий лишился некой несущей конструкции, на которой была выстроена жизнь его отца. Его творчество принадлежит большому времени и большой культуре. Но от музея ждешь жизни, а его жизнь пришлась на время, когда большое время встало. Это мы хорошо знаем, мы сейчас опять живем в таком же времени, когда ничего не происходит, когда исчерпана повестка дня, и новости, по забавному выражению Леонида Парфенова,— "не новости никакие, а старости". Но вот ведь у людей, которые то впадают в запой, то в наркотический экстаз, повестка дня никогда не исчерпывается. И он так жил: концерт — приняли по триста — аэропорт — давай улетим — запой — автокатастрофа — больница — еще приняли — драка — раскаяние — Марина — телефон — спектакль — ночь — стихи — Марина — завязал — держусь — съемки — где Марина? — развязал — с кем-то секс — запой — пою — кричу. Круто, все в пружину зажато. На винте, на взводе, на последнем дыхании — кричу в застой. Отсюда же "рвусь из сил, изо всех сухожилий", а не из мягкого югославского гарнитура на даче, где так покойно слушать программу "Время".
От музея ждешь жизни, но ее здесь нет, Высоцкий умер 30 лет назад. И никогда не жил в этом доме, и странно смотрятся здесь интерьер его дачи и его мемориальный кабинет. Он тут проходил мимо. Есть кадры итальянской съемки, где он ходит в этом дворе, не вполне понятно, почему здесь. Ну, рядом театр, а тут такая типичная старомосковская среда, двор старый, сараи какие-то. И двора, кстати, нет теперь, там очень аккуратный ремонт, никакой старомосковской грязи. Не дом, а реквизит для съемки, антураж для слов "вот примерно в таком дворе я и вырос". Не музей, а склад декораций, случайно оставшихся от жизни, выставка фотографий и афиш, перенесенных из фойе театра.
Но тут есть одно обстоятельство. Книга Марины Влади называется "Прерванный полет", а в полете много реквизита с собой не нужно. У нас много персональных музеев, и не все такие, но это редкий музей современника. Другие раньше жили, а вот он — параллельно с нами. У нас ведь вещи теряют подлинность, быт мало что о нас говорит и не поддается музеефикации. А ну, как мы вообще так живем, что от нас не остается ничего подлинного, кроме фотографии во дворе, куда мы случайно заскочили?
Государственный культурный центр-музей В.С. Высоцкого "Дом Высоцкого на Таганке". Нижний Таганский тупик, 3, 915 7578, 915 7199