Власть опоздала с созданием гражданского общества. Оно появилось само
Здесь люди на вопрос "Кто вы?" в первую очередь отвечают: гражданин своей страны. Считают, что должны активно отстаивать собственные интересы и права перед лицом власти. Ценят свободу и хотят быть образованными. Мобильны. Ждут перемен. Это не европейская страна и не Америка, и даже не Россия будущего. Как показало масштабное исследование Института социологии РАН, это — наше настоящее. Какие еще прогрессивные черты российского общества до сих пор оставались незамеченными и почему так происходило, "Огоньку" рассказал Владимир Петухов, соруководитель исследования "Двадцать лет реформ глазами россиян", глава Центра комплексных социальных исследований Института социологии РАН.
— В исследовании прозвучала мысль о том, что российские реформаторы, беря за образцы идеальные модели, не слишком интересовались "социальным материалом". Считалось, что общество можно подстроить под модель, выведя нового человека. Между тем результаты опросов вашего института дают понять, что для модернизации никого "выводить" не нужно, достаточно заметить тех, кто уже есть. Придется обратиться к "материалу"?
— Существует распространенная точка зрения, что с нашим обществом ничего поделать нельзя, что оно отвергает любые нововведения. Эта точка зрения удобна хотя бы потому, что позволяет элите оправдывать благими целями определенное насилие над людьми, ведь их, неразумных, нужно переделать, приспособить к новым реалиям. Так рождается концепция авторитарной модернизации, которую можно провести только сверху и желательно при нейтрализации большинства населения. Причем эта точка зрения настолько выгодна и проста, что исповедуется представителями всего нашего политического спектра — и консерваторами, и националистами, и даже некоторыми либералами. В частности, сегодня насаждается мысль о том, что все 20 лет, прошедшие с момента запуска радикальных реформ 90-х годов, были напрасны, наше общество ничуть не изменилось, и вообще, в России все движется по порочному кругу, который одна только власть может разбить.
Последнее исследование нашего института об отношении россиян к реформам 20-летней давности, как и множество предыдущих, прямо опровергает подобные взгляды. В действительности фатальной косности, инертности российской ментальности не существует. Конечно, я не собираюсь идеализировать наше общество, оно не монолит: внутри него есть разные слои, при этом пассивных граждан, как, впрочем, и везде, большинство. Однако как минимум треть населения — это люди, обладающие социальным капиталом, образованные, активные, умеющие рассчитывать на свои собственные силы и стремящиеся к самореализации и самовыражению. Они понимают, что развиваться нужно и что дальше жить старым нельзя.
— Треть — это очень много. Такое количество "людей модернизации" уж должно было как-то проявить себя в жизни. Почему их почти не слышно?
— Проблема в том — и наше исследование это показало,— что возможностей для самореализации, запрос на которую, несомненно, есть, становится все меньше. Люди еще как-то могут достигнуть успеха в личной жизни, завести друзей, но на макросоциальном уровне их ждет, скорее всего, череда разочарований. Мы спрашивали респондентов, как изменились их возможности для карьерного, профессионально роста, перспективы реализации в бизнесе, на общественном поприще, шансы улучшить свое материальное положение,— и везде встречались с пессимистичными оценками. Конечно, люди признают, что по сравнению с советским временем возможностей для самореализации стало больше. Но тут же делают важную оговорку — больше не для всех, а для узкого круга лиц. Те варианты социальной мобильности, которые открылись в 90-е, планомерно урезались и в конце концов люди остались не у дел. Природа нашей демократии, когда своим можно все, а другим ничего, уже настолько очевидна, что становится раздражающим фактором для большинства населения. Она действительно тормозит развитие, заставляет всю энергию россиян уходить в песок — на борьбу со скверными институтами.
— Борьба может идти до победного конца, а может превратиться в бегство, например за границу. Какой из вариантов более востребован?
Открытый и личный протест — это тоже признак сегодняшнего состояния общества
Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ
— Реализуются оба. Желание уехать из страны сегодня велико как никогда. Например, на 10 процентов по сравнению с 2001 годом выросло число тех, кто считает, что человек должен жить в той стране, где ему больше нравится, не задумываясь о долге перед родиной: латентных "беглецов" сегодня больше половины населения — 55 процентов. С другой стороны, в обществе растет чувство агрессии. 34 процента россиян в ходе опроса признались, что часто испытывали желание перестрелять всех взяточников и спекулянтов, из-за которых жизнь в стране стала невыносимой, 38 процентов — что иногда такое желание испытывали, и только 28 процентов опрошенных не сталкивались с таким соблазном. Можно заключить, что градус напряженности в обществе предельно высок.
— Это все-таки эмоциональные признания. А вот могут ли люди, ценящие самовыражение, цивилизованно формулировать свой протест, "проговаривать" недовольство?
— Популярность участия в митингах и забастовках — если вы об этом — тоже растет. Между тем замерять степень социально-политической активности россиян их непосредственным интересом к политике было бы неправильно. Люди прекрасно понимают, что модель демократии, реализованная в России, выводит общество за скобки, когда речь идет о принятии судьбоносных решений. Поэтому классическая политика мало кого занимает.
Но если раньше мы фиксировали, что, люди, понимая установленные правила игры, просто отказывались от какого-либо участия, то буквально в последний год картина изменилась. Похоже, что после десятилетия редчайшей апатии народ стал просыпаться. Люди поверили в действенность и силу движений одного требования — вроде "синих ведерок" или "Архнадзора". Это тоже политика, но иного рода. И она-то как раз интересна. Налицо возрастающая способность к самоорганизации: власть закрутила гайки, традиционные институты (прежде всего партии и профсоюзы) неповоротливы — сама ситуация подталкивает к созданию гражданского общества. Вероятно, нам удалось зарегистрировать первые признаки близкого "развода" между обществом и государством: потому что последнее начало слишком явно нарушать "брачный контракт" варианта нулевых, который предполагал обмен лояльности на невмешательство.
— Вы говорили, что общество немонолитно. Где же сосредоточились все недовольные?
— Их много на разных этажах социальной иерархии. Раньше мы замечали, что от уровня жизни конкретного человека зависит его отношение к сложившейся системе: если он обеспечен, то в целом доволен. Сегодня эта схема перестала работать. Люди оценивают свое положение исходя не из уровня, а из качества жизни. Повлияли, как неоднократно говорилось, и пожары прошлого года, и бесконечные пробки, и общий инфраструктурный коллапс, который постепенно накрывает страну. Все очевиднее неприятный факт: сколько бы у тебя ни было денег, обеспечить себе счастливую жизнь в неблагополучном обществе невозможно — ты либо будешь стоять в пробке на "лексусе", либо твой авиарейс на Монте-Карло задержат из-за того, что не хватает нужного реагента. И виновных при этом не найдут. Тому же среднему классу, который научился зарабатывать, очень неприятно, что ни за какие деньги нельзя получить место для ребенка в детском саду. Отсюда, в частности, такой феномен, как недовольная Москва. Долгое время столица была настоящим оазисом, городом с европейскими стандартами потребления, в котором уровень протестного участия в какой-то момент вообще равнялся нулю. Сейчас столица стала даже более раздраженной и недовольной, чем провинция — со своими моногородами, безработицей и проблемами бюджетников. Соответственно мы зафиксировали падение рейтингов у "Единой России". В Москве за нее готовы проголосовать только 19 процентов жителей, в Санкт-Петербурге — 18 процентов. Остальные либо хотят голосовать иначе, либо вообще не пойдут на выборы.
Владимир Петухов
Фото: Григорий Тамбулов, Коммерсантъ
— При всем том поддержка первых лиц страны по-прежнему очевидна. Люди хотят перемен, но верят, что Медведев продолжает курс Путина, и довольны этим. Нет ли здесь противоречия?
— Раз общество еще не распалось, у него должно быть что-то, чему можно доверять и вокруг чего объединяться. Большинство несущих конструкций нашей политической системы доверия не вызывают. Осталась своеобразная триада, которая еще находит поддержку: "тандем", церковь и отчасти армия. В данном случае феномен неподсудности высшей власти, когда кресло президента автоматически красит человека, который на нем оказался, можно воспринять как защитный механизм социума, которому все-таки нужно видеть что-то хорошее в настоящем. Люди выбирают не между плохим и хорошим, а между плохим и очень плохим — скверной властью и пугающим хаосом.
В принципе, фигуру Путина поддерживают по трем причинам: он восстановил управляемость в стране, при нем нефтедоллары позволили многим улучшить свое материальное положение и наконец закончилась чеченская война. Конечно, закончилась весьма условно, но в 90-е людям казалось, что наша армия вообще не сможет покинуть Кавказ и, как в XIX веке, будет сидеть там десятилетиями.
— Результаты ваших опросов, однако, показывают, что сейчас вторую чеченскую абсолютное большинство населения оценивает отрицательно, то есть эта заслуга уже не так актуальна. Зато, несмотря на всю модернизацию, в обществе растет запрос на "социализм": россияне хотят сильного государства, которое обещает дать нынешний режим.
— В отношении к чеченской войне действительно появился новый тренд, особенно сильный в молодежной среде. Во-первых, часть людей считает, что она ни к чему не привела: россияне так же боятся терактов, как и в 90-е. А во-вторых, многие уверены, что за нее заплатили слишком большую цену, что центральная власть платит контрибуции отдельной республике. Поэтому успех военных побед омрачен.
А с социальным государством все не так просто. Почему-то часто полагают, что раз люди требуют от власти социальной ответственности — они хотят вернуться в СССР. Это не так. Ряд дополнительных вопросов помогает прояснить, что речь идет о "социализме XXI века", который в том или ином виде существует во Франции, в Германии и который очень дозировано сегодня пытаются ввести даже в США. Собственно, россияне, требуя участия государства в социальной жизни, хотят двух вещей. Во-первых, справедливости, которая понимается как равенство всех перед законом и отсутствие вопиющей разницы между доходами богатых и бедных. Во-вторых, работающих социальных институтов, доступ к которым имели бы все граждане страны. Как видите, в этом нет ничего несовместимого с модернизацией. Неправильно считать, что демократия локализуется только на уровне политики, а все социальные права населения — выдумки коммунистов. Эта ошибочная установка неоднократно подводила наших оппозиционеров. Если избавиться от подобного клише, мы перестанем демонизировать свое общество.