Присоединение России к авангарду мирового антитеррористического фронта в Сирии стало катализатором дискуссии о необходимости более активно действовать и в регионе, находящемся в непосредственной близости от российских границ и в отличие от Ближнего Востока за постсоветский период не выходившем из сферы влияния Москвы. "Власть" оценила перспективы появления провинции "Исламского государства" (ИГ) (организация запрещена в РФ) в Центральной Азии.
Молодежь Северного Кавказа и Средней Азии все чаще ориентируется не на местных духовных лидеров, а на известных шейхов Саудовской Аравии и других стран Персидского залива
Фото: Валерий Мельников, Коммерсантъ / купить фото
В давнем споре об исламистской угрозе, нависшей над бывшими советскими среднеазиатскими республиками в связи с положением в Афганистане после вывода международного контингента ISAF, побеждают алармисты. На фоне начавшейся 30 сентября российской военной операции в Сирии в выступлениях представителей российских властей все чаще звучит тезис, что ситуацию с исламским терроризмом на Ближнем Востоке нельзя воспринимать в отрыве от положения в России и соседних с ней странах с преимущественно мусульманским населением. Антитеррористической риторике сопутствуют призывы к созданию в СНГ новых механизмов региональной безопасности и укреплению границ стран Средней Азии — в том числе за счет появления там российских военных контингентов. Ситуация в Афганистане, необходимость борьбы с экспансией мирового терроризма стали главными темами сентябрьского саммита ОДКБ в Душанбе и октябрьского саммита СНГ в Астане, где президент Путин, обрисовав ситуацию на афганской территории как "близкую к критической", предложил коллегам обсудить возможность формирования совместных сил по обороне границ. По словам российского лидера, "террористы разных мастей набирают все больше влияния и не скрывают планов дальнейшей экспансии", причем "одна из их целей — прорваться в центральноазиатский регион". Угроза "усугубляется тем, что помимо известных организаций на афганскую территорию распространило свое влияние и так называемое ИГ".
Действующие на территории Афганистана радикальные военизированные группировки можно разделить на те, чьи амбиции не простираются за пределы афгано-пакистанской зоны, и условный джихадистский интернационал. Первая группа в лице движения "Талибан", несмотря на тесное сотрудничество с идеологами всемирного джихада, сосредоточена на борьбе с местными властями. Вторая, в составе которой несколько крупных формирований выходцев из среднеазиатских республик, провозглашает своей целью также ведение подпольной работы в других странах, проведение резонансных акций и в качестве отдаленной цели — смену режимов. Однако в последние годы даже наиболее многочисленные и мощные в военном отношении движения вроде возникшего в 1990-е годы Исламского движения Узбекистана (ИДУ) увязли во внутриафганских конфликтах, в том числе между действующими там военизированными формированиями.
В результате быстрой экспансии идеологии ИГ за пределы ближневосточного "халифата" в начале этого года в Центральной Азии был провозглашен "вилаят Хорасан" (историческая область, включавшая части территорий сегодняшних Афганистана, Пакистана и стран Средней Азии). Однако на данном этапе оценить реальные масштабы явления, как и то, в какой мере "провинция Хорасан" является проектом внешних сил, имеющих интересы в центральноазиатском регионе, а в какой мере местные силы используют бренд "халифата" для собственных целей, непросто.
Информации о деятельности ИГ в Афганистане немного, а имеющаяся труднопроверяема и, вероятно, искажается афганскими властями, пытающимися добиться дополнительной помощи от США. Первые сообщения о появлении отрядов, которые сражаются под знаменами ИГ, а также занимаются пропагандой террористической организации в Афганистане, появились год назад — вскоре после провозглашения "халифата" на Ближнем Востоке. Примерно тогда же появились первые сообщения о присоединении к ИГ ИДУ. По факту же — тогда командиры ИДУ выступили с одобрением деятельности ИГ, а присягу "халифу" Абу Бакру аль-Багдади нынешний руководитель старейшей и самой крупной радикальной группировки Средней Азии Усман Гани принес уже в этом году, через полгода после того, как то же самое сделал один из лидеров движения "Талибан" в Пакистане Хафиз Саид Хан, командир в племенной области Оракзай, которого лидеры ИГ в публичном выступлении назначили наместником "провинции Хорасан". "Проект Хорасан" стал четвертой "франшизой" ИГ, однако вследствие местной раздробленности не сумел стать единым джихадистским фронтом.
На постсоветском пространстве в качестве террористических и экстремистских организаций маркируются группы, не практикующие насилие
В беседе с "Властью" министр иностранных дел Афганистана Салахуддин Раббани признал, что ИГ пока составляет, вероятно, не слишком большой процент от всех воюющих в его стране группировок. "Сейчас они не очень многочисленны и представляют собой одну из многих группировок, к тому же воюющую с "Талибаном", однако мы обязаны воспринимать эту угрозу очень серьезно, учитывая растущую популярность ИГ",— заявил афганский министр изданию в кулуарах Международной конференции по безопасности на Ближнем Востоке в Манаме. По словам Раббани, костяк ИГ В Афганистане составляют "выходцы из Узбекистана, Таджикистана и Чечни".
Сейчас силы, называющие себя ИГ, пытаются укрепиться в определенных регионах востока, юга и юго-запада Афганистана, вербуя бойцов в граничащих с Пакистаном провинциях Кунар и Нангархар, а также Газни, Гильменд и Фарах. По некоторым данным, эффектная сентябрьская атака на северный приграничный Кундуз была осуществлена талибами при участии боевиков ИГ: в большинстве областей между "Талибаном" и его бывшими членами, примкнувшими к ИГ, идут бои, однако на севере талибы продолжают сотрудничество с радикалами из ИДУ под флагом ИГ.
"Судя по фетвам, посланиям, дискуссиям на исламских порталах, ИГ подготавливало идеологическую почву для конфликта с талибами уже в 2014 году, когда в журнале ИГ "Дабик" вышла статья с резкой критикой движения,— говорит сотрудник Центра стратегических исследований при президенте Азербайджана Кямал Гасымов.— Этот конфликт можно рассматривать как продолжение противостояния с "Аль-Каидой"".
В отличие от "Аль-Каиды", которая прагматично подошла к сотрудничеству с "Талибаном" в Афганистане, ИГ идеологически резко противопоставило себя обоим движениям, обвинив талибов в сотрудничестве с пакистанской разведкой, в нежелании устанавливать транснациональное исламское государство (недавно новый лидер "Талибана" Мулла Ахтар Мансур в очередной раз подтвердил, что талибы не представляют угрозы для республик Средней Азии и других соседей Афганистана), в признании национальных границ, противоречащем идее наднационального халифата. Лидеров талибов ИГ объявило вероотступниками.
"ИГ и ее союзники критикуют "Талибан" с позиции идеологии джихадистского салафизма, обвиняя движение в том, что его последователи посещают могилы местных религиозных авторитетов, суфийских старцев (ИГ называет это "могилопоклонничеством"), практикуют суфийские обряды (например, коллективные зикры), в качестве права используют адаты, местные традиции (что разрешается ханафитским правом),— говорит Кямал Гасымов.— Большинство талибов — последователи ханафитского мазхаба и следуют наиболее "строгой" форме деобандийской школы. Между последней и "политизированным салафизмом" немало общих черт, благодаря чему "Аль-Каида" сумела встроиться в систему талибов, мягко ведя свою пропаганду и не обращая внимания на местные обычаи".
"Как пришедшая извне, сила ИГ в Афганистане не утвердится,— уверен эксперт по Центральной Азии Аркадий Дубнов.— Афганцы не любят чужаков. Правда, может сыграть роль финансовый фактор: ИГ платит в полтора-два раза больше, чем талибы. Но "Талибан" все равно остается главной силой в Афганистане".
ИГ, как внешний игрок, в Афганистане пока работает в основном на "отток кадров". Все его усилия брошены на борьбу в Сирии и Ираке, настоящий второй фронт открывать в Центральной Азии тяжело, учитывая местные реалии, а вот завербовать на местах пару сотен или даже тысяч опытных боевиков — вполне посильная задача. По мнению Кямала Гасымова, отчасти столкновения талибов с ИГ объясняются нежеланием талибов допускать массовую отправку бойцов в Сирию и Ирак и их попытками перекрыть ИГ пути, хотя отдельные полевые командиры, не согласные с руководством талибов, и пытаются использовать идеологический и медийный ресурс ИГ в своих целях.
Если на внутриафганскую борьбу появление ИГ пока не способно оказать заметного влияния, то в странах Средней Азии это может стать мобилизующим фактором не только для исламистского подполья, но и для части населения — достаточно религиозного, молодого, бедного и критически настроенного по отношению к властям.
Объективную оценку положения дел с деятельностью экстремистских организаций в Средней Азии сегодня получить довольно непросто, говорит эксперт правозащитного центра "Мемориал" Виталий Пономарев. Детальное изучение конкретных уголовных дел, связанных с обнаружением ячеек тех или иных организаций, способно изменить впечатление, создаваемое аналитиками на основании сообщений СМИ, в свою очередь, основывающихся на информации, предоставляемой правоохранительными органами: "Часто возникает путаница с названиями. Например, в казахстанских уголовных делах отколовшийся в начале 2000-х от ИДУ "Союз исламского джихада" (СИД), впервые начавший использовать на территории Средней Азии смертников и ответственный за серию акций против силовиков в Узбекистане, фигурирует под никогда не существовавшим названием "Джамаат моджахедов Центральной Азии". В материалах уголовного дела группировку уйгурских джихадистов "Исламское движение Восточного Туркестана" периодически путают с ИДУ".
По словам эксперта, особенно тщательно нужно проверять сообщения об участии последнего движения в каких-либо акциях: "Начиная с 2001 года почти любой вооруженный инцидент в регионе списывали на ИДУ. Вообще же, ни в Киргизии, ни в Казахстане нет уголовных дел, где бы реально прослеживалась их деятельность. На ИДУ часто возлагают ответственность за акции СИД. В Таджикистане я проверял одно дело, где сообщалось об участии ИДУ. По факту же вся связь с движением заключалась в том, что двое из задержанных 10 лет назад были знакомы с Джумой Намангани (бывший руководитель военного крыла ИДУ, связанный с вооруженной исламской оппозицией Таджикистана.— "Власть"). Проект "Исламское движение Туркестана", под которым в последние годы в сводках фигурирует ИДУ,— это выдуманное название, вероятно, разработка спецслужб, чтобы придать угрозе масштабность".
Почти нет информации о местных группировках джихадистов вроде "Байат" в Исфаре (Таджикистан, Согдийская область), известной нападением на СИЗО в Ходженте, отколовшихся от ИДУ "Солдат халифата" в Западном Казахстане, киргизской "Джейш аль-Махди", чье название недавно фигурировало в СМИ в связи с побегом группы радикалов из тюрьмы.
Еще одна сложность в составлении адекватной картины состоит в том, что на постсоветском пространстве в качестве террористических и экстремистских организаций маркируются группы, не практикующие насилие и публично не выступающие с такой повесткой. Самый яркий пример — политическое движение "Хизб ут-Тахрир", члены которого подвергаются регулярным задержаниям в странах Средней Азии за экстремизм, а в России — за принадлежность к террористической организации (так, недавно в Москве были задержаны по подозрению в причастности к ней 150 мигрантов). Хотя членов организации часто задерживают по подозрению в подготовке терактов, за время ее деятельности в странах СНГ не было ни одного теракта, вина "Хизб ут-Тахрир" в организации которого была бы доказана. Программа партии включает "построение всемирного халифата", однако исключительно мирными методами.
""Хизб ут-Тахрир" не религиозная организация (в нее входят представители различных правовых школ ислама.— "Власть"), это партия с четкой процедурой членства, разрешенная почти везде на Западе,— говорит Виталий Пономарев.— У них есть представление, в каких странах может возродиться халифат (который начнется в отдельно взятой стране, а потом распространится на весь мир), и, что интересно, ни одной из стран СНГ в их списке нет. Здесь их задача — пропаганда, распространение идеологии через литературу, встречи, проведение конференций. Радикальные джихадистские группы их часто критикуют за отказ от вооруженной борьбы. Вместе с тем в правилах организации прописано, что при задержании ее членам нельзя отрицать причастность к ней, что значительно упрощает жизнь правоохранительным органам и позволяет отчитываться об эффективной борьбе с терроризмом".
"Целью нашей партии является возобновление исламского образа жизни посредством установления второго праведного халифата по методу пророчества. Изучив жизненный путь пророка Мухаммеда, в частности деятельность, которую он вел в Мекке до установления исламского государства, наша организация пришла к шариатскому заключению, что метод установления халифата ограничивается сугубо идеологической и политической работой, исключая любые формы насилия и вооруженные акции,— заявил "Власти" Фазыл Амзаев, глава информационного офиса "Хизб ут-Тахрир" на Украине (где деятельность партии разрешена).— Отказ от силовых методов является принципиальным вопросом, а не тактическим ходом, данью моде или политической целесообразности. Для нас прибегнуть к насилию в вопросе возобновления исламского образа жизни означает выступить против Аллаха и пророка. Использование насилия в установлении халифата является запретным, подобно запрету в исламе на употребление спиртного или свинины. Сразу после объявления организацией Абу Бакра аль-Багдади "халифата" "Хизб ут-Тахрир" опубликовала разъяснение, где указал, что объявленный аль-Багдади "халифат" не содержит в себе каких-либо признаков обычного государства, не говоря уже о том, чтобы считаться исламским государством. Организация как была лишь военизированной группировкой, так и осталась".
Похожая ситуация сложилась с "Джамаат Таблиг" — аполитичным религиозным движением без четкой организационной структуры, возникшим в 1920-е годы в индопакистанском регионе как реакция на христианскую миссионерскую деятельность. В России и почти всех странах Средней Азии она запрещена как экстремистская, соответствующим образом была квалифицирована и ее литература. В то же время деятельность организации разрешена в Киргизии, а ее книги выходят с пометкой "рекомендовано муфтиятом". "С этим течением власти республики решили работать, мягко взяв его под контроль, чтобы не допустить радикализации и ухода в подполье. Это связано со спецификой нашей политической модели,— говорит киргизский теолог Кадыр Маликов.— В Киргизии оно, наверное, самое многочисленное из религиозных движений. Учитывая слабость вертикали власти и уровень недоверия к ней после двух революций, Киргизия ищет свою модель отношения к религиозным организациям. После двух революций у нас более либеральное законодательство, дающее больше свободы вероисповедания. Мы "национализировали" "Таблиг"" — они носят не пакистанскую одежду, а киргизскую, работают в муфтияте".
Исламистская угроза Средней Азии, с одной стороны, преувеличена, с другой — недооценена, считают эксперты. Искаженная картина не позволяет выработать адекватные меры реагирования, если вообще подобные меры могут быть выработаны, учитывая масштабные социальные процессы, проходившие в регионе в постсоветский период. "Происходящее здесь — часть процесса реисламизации исламского мира, регион до сих пор находится в поисках идентичности, в то же время в условиях, когда деградирует система образования, продолжается руризация, мусульманской общине не хватает интеллектуалов, а образовавшийся вакуум заполняют радикалы",— считает Кадыр Маликов. На постсоветском пространстве появилось несколько десятков различных исламистских организаций — от миссионерских до джихадистских, хотя в начале 1990-х годов их можно было пересчитать по пальцам. Подавляющее большинство из них запрещены.
Эти движения давно воспринимаются как единственная жизнеспособная оппозиция местной власти. По словам экспертов, ситуация в регионе во многом сравнима с положением в арабском мире перед началом "арабской весны": несменяемые автократические режимы, отсутствие реальной оппозиции, сильное и мотивированное подполье, в котором в том числе участвуют представители силовых структур, недовольство населения. При этом, по словам собеседников в регионе, авторитет местных муфтиятов, находящихся под полным контролем властей, остается крайне низким, несмотря все попытки изменить ситуацию при помощи государственных программ, форумов и разъяснительной работы.
Многочисленные группы исламистов, конечно, разнородны и сами по себе едва ли когда-нибудь составят единый фронт. Однако проект "Исламское государство" может стать для них мощным консолидирующим и мобилизующим фактором.
Ситуация в Средней Азии во многом сравнима с положением в арабском мире перед началом "арабской весны"
То же ИДУ, до начала 2000-х годов еще не увязшее в афгано-пакистанском регионе и ведшее гораздо более активную работу в регионе, в том числе сыграв важную роль в формировании исламистской оппозиции Таджикистана, вербовало сторонников преимущественно в родной этнической среде. Но "после ребрендинга ИДУ расширило свои горизонты,— говорит Виталий Пономарев.— За присягой ИГ было зафиксировано заметное увеличение потока в ряды ИДУ рекрутов из стран СНГ, что было видно по сайту движения. Они даже сделали его перевод на русский язык".
Как и для Афганистана, для республик Средней Азии с его ханафитской школой и традициями исламского мистицизма салафитская такфиритская джихадистская идеология ИГ — явление чуждое, привнесенное извне. Однако за постсоветский период здесь была проведена огромная работа для подготовки почвы к восприятию этой идеологии — через многочисленные, в том числе спонсируемые странами Персидского залива, салафитские религиозные и религиозно-политические организации.
"Сейчас рост салафизации на Северном Кавказе, в Киргизии, Казахстане, Таджикистане, Узбекистане, Поволжье идет удвоенными темпами. При этом сложность в том, что многие сообщества не декларируют откровенно свои взгляды, однако очевидно, что молодежь все больше ориентируется не на местных духовных лидеров, а на известных шейхов Саудовской Аравии и других стран Персидского залива. Поднимаются вопросы "очищения веры", появляются конфликты с местным традиционным исламом и его носителями — старшим поколением, а от этой ступени — один-два шага до перехода к такфиризму ИГ,— говорит Кадыр Маликов.— У нас, например, уже действуют вовсю помимо ИГ, "Джабхат ан-Нусра"".
По словам эксперта, радикализируются и последователи мирной, но в последние годы переживающей кризис "Хизб ут-Тахрир": "Идея построения халифата путем пропаганды за 20 лет практически потерпела фиаско. Когда в 2014 году появилось ИГИЛ, за год реально построив халифат на географической территории, некоторые ребята, разочаровавшиеся в "Хизб ут-Тахрир", начали уходить в такфиристские группы. Это не повальная тенденция, но она есть". По словам эксперта, если раньше угрозу видели в основном на ферганском направлении в связи с деятельностью ИДУ, а теперь ИГ, то сейчас она "расползается на север и на юг".
Если считать появление ИГ катализатором неких давно идущих процессов, по большому счету, не так важно, как будут развиваться события в Сирии и сколько еще просуществует "халифат" на Ближнем Востоке. Какое-то время еще он останется самым успешным виртуальным пансуннитским проектом с разветвленной сетью вербовки по всему миру, а тысячи (по официальным данным, около пяти) воюющих за него выходцев из Средней Азии еще вернутся домой.