Болевое многоточие

"Огонек" побывал на "открытой трибуне" в Госдуме, где обсуждали уроки кризиса и приоритеты развития экономики

Экономика — вновь проблема номер один в информационном поле России. Только за одну неделю эту тему обсудили на совещании у президента, в правительстве, в Госдуме. Был даже представлен проект новой реформы системы управления, авторство которого приписывают команде Германа Грефа. Глава Сбербанка еще год назад предлагал создать обособленный от правительства центр реформ при президенте. Что вызвало у некоторых экспертов ассоциацию с двойной системой управления в машинах автошкол, где инструктор имеет шанс нажать на тормоз. Судя по набору предлагаемых сегодня решений, и власть пребывает в растерянности: варианты спасения отечественной экономики предлагаются самые разные, подчас диаметрально противоположные, да и согласия по "болевым точкам" нет. Речь идет то о возможности вброса госсредств в экономику, то о секвестре бюджета, то о будущем пенсионной системы. Свою лепту в сумятицу вносит и Запад: санкции продлены, а глава Минфина США Джейкоб Лью открыто выразил удовлетворение тем, что экономика России в "ужасном состоянии отчасти из-за санкций". Спикер Госдумы Сергей Нарышкин предложил ведущим экспертам и участникам рынка обсудить тему санкций и их последствий, назвать "болевые точки" сегодняшнего дня, высказаться по вопросу новых тенденций в отечественной и мировой экономике. Услышанное приводит в трепет: наш экономический организм — сплошная "болевая точка". "Огонек" записал самые занятные пассажи, прозвучавшие во время "мозгового штурма" на Охотном Ряду.

Андрей Клепач, зампредседателя ВЭБ

— Если в 2017-2018 годах Россия перейдет к экономическому росту, это означает, что в 2018 году ее ВВП будет, по сути, на уровне 2008 года, что значит 10 лет стагнации. Я бы выделил три макроэкономические проблемы. Первая — инвестиционный провал: в прошлом году спад инвестиций на 8,4 процента, а на деле еще больше, потому что картину спасла "нефтянка", выросшая на 15-17 процентов. Если бы не она, то спад оказался бы равен тому, что был во время кризиса 2009 года — около 15 процентов. В этом году инвестиции в "нефтянку" расти не будут, и можно только гадать: спад будет равен прошлому году или окажется сильнее? Это значит, что к 2018 году с инвестициями будет хуже, чем в 2008 году. Вторая проблема — доверие. У нас налицо "кризис доверия" не только бизнеса к власти, но и власти к бизнесу, она ему не верит, даже госкорпорациям, все время подозревает, что, если дать деньги, их уворуют. Третья проблема — беспрецедентное падение реальных доходов населения и зарплат. Мы с 90-х годов такого шока не имели. Можно там спорить о параметрах, но ориентировочно, по нашей оценке, реальные зарплаты упали на 5-6 процентов, доходы — на три с лишним. Люди могут терпеть, но если они понимают, что за эти жертвы увидят: условно говоря, больше справедливости, доверия. Но если будущее не ясно... Протест начинается не тогда, когда "дно", а когда ситуация начинает чуть-чуть улучшаться, а справедливости все нет. Причем нынешняя ситуация принципиально новая: если в 90-е годы мы находились в благоприятных внешнеполитических и внешнеэкономических условиях, то сейчас — в условиях серьезного давления и конфронтации. Словом, перезапуск экономического роста — это вопрос не только национальной конкурентоспособности, но и суверенитета.

Сергей Глазьев, советник президента России

— У нас самое настоящее экономическое чудо на Московской бирже. Обратите внимание: рост пятикратный, производство падает, инвестиции падают, экспорт-импорт падают, а объем операций на ММВБ — 100 трлн рублей в квартал. Думать, что это все просто так, игра в рулетку, я бы не стал. Тут явные признаки манипуляции курсом рубля. То есть в экономике сложилась группа, которая является бенефициаром этой политики, получает на этом гигантские деньги. Когда Центробанк самоустранился с рынка, биржа превратилась в Клондайк: манипуляции курсом рубля приносят гигантские прибыли, деньги перетекают в финансово-спекулятивный сектор, уходят из реального сектора. В макроэкономике нарастает хаос. Мы говорим снижать инфляцию в 2 раза, она в 2 раза повышается. Мы говорим, что с помощью процентной ставки мы можем привлечь капитал, но бегство капитала продолжается. И это связано с тем, что мощность нашей финансовой системы крайне незначительна по отношению к окружающим нас, так сказать, партнерам. Один крупный американский банк или хедж-фонд легко может дестабилизировать наш финансовый рынок, если мы не будем ограничивать его от спекулятивных атак. Поэтому введение избирательных валютных ограничений очень важно для макроэкономической стабильности.

Анатолий Чубайс, глава Роснано

— Последние 15 лет можно условно разделить на два периода: первые 8 лет — серьезные экономические реформы и сверхвысокие темпы роста, практически удвоение ВВП, вторые восемь (2008-2016) — микроскопический рост ВВП. В моем понимании российский рынок ценных бумаг нужно существенно ускорять, продвигать, развивать. Количество IPO на Московской бирже, с моей точки зрения, недостаточно, их нужно наращивать — это наиболее действенный способ привлечения капитала. Сергей Юрьевич критикует Центробанк, а в моем понимании ЦБ за последние 2 года провел уникальную политику, которая позволила в максимальной степени демпфировать острейшие кризисные явления.

Александр Калинин, глава "Опоры России"

— Рынок, который обладает серьезным потенциалом роста,— экспорт. Плюс дают курсовые разницы, но минус в том, что административные издержки при экспорте очень высокие. Мы анализировали издержки на один 12-футовый контейнер — в России они в 10 раз выше, чем в Южной Корее. Но если снять административные барьеры на логистической цепочке по экспорту, то потенциал экспорта малого и среднего бизнеса достаточно высокий. Я недавно был в Красноярске, ездил на производство: оборудование китайское, технология та же, стоимость рабочей силы меньше китайской в полтора раза, сырье — свое, купленное у "Сибура", хочет потеснить китайцев на американском рынке. Не выходит! Оказывается, китайцам достаточно предъявить сертификат Китая, а российские сертификаты на продукцию до сих пор пока не признаются в мире. Сильно влияют на бизнес курсовые скачки. С нашей точки зрения, причина в том, что очень мало предложений на валютном рынке. В свое время 50 процентов валютной выручки экспортеры продавали. А сегодня рыночная сила на валютном рынке настолько слаба, что любой спекулянт даже с 20 млрд долларов способен создать очень серьезную турбулентность. А потом эти курсы, искусственно измененные, бизнес вынужден закладывать в издержки. То есть, если я закупил комплектацию по такой цене, естественно, спекулятивный скачок я переложу потом на потребителя.

Андрей Макаров, глава бюджетного комитета Госдумы

— Давайте вспомним, сколько у нас дебиторской задолженности? Тех денег, что уже выделены из бюджета? 4 трлн! 4 трлн, которые были выделены и лежат. В лучшем случае они прошли по заказам, которые не выполняются. В прошлом году на 1 октября из 600 объектов по Федеральной адресной инвестиционной программе, на которую были выделены деньги, было построено 20. К концу года картина немного изменилась, но тенденция осталась: деньги выбирают под 100 процентов, а строят меньше половины. Что-то нужно сделать с налогами. Мы говорим о долгах регионов, которые заставляют их идти в коммерческие банки, вымывая на самом деле финансовые ресурсы, которые могли бы пойти на аккредитование бизнеса, потому что любые банки с удовольствием дадут деньги под гарантии бюджета, без риска и под высокий процент. А регионам надо выполнять социальные обязательства. Но у нас стоимость федеральных льгот по региональным и местным налогам превышает задолженность региона. Так, может, перейти от слов к делу и отказаться давать льготы по налогам, которые зачисляются в бюджеты субъектов и муниципалитетов? Пусть они и дают.

Дмитрий Митяев, президент Центра системного прогнозирования

— Отдавать деньги банкам без условий нельзя. Если мы посмотрим реальные приоритеты антикризисной программы, то в прошлом году больше триллиона рублей было непосредственно направлено на капитализацию банковской системы, и это дополнительно к тому триллиону, который идет еще на санации банков. И при этом мы видим, что при банкротстве банков вскрываются огромные дыры, которые размеру их активов не соответствуют. Последний пример — Внешпромбанк.

Михаил Ершов, главный директор по исследованиям Института энергетики и финансов

— Вот данные, с которыми мало кто знаком. Мировой банк и ОЭСР ежегодно дают оценку курса рубля... Так вот рубль, по их оценкам, должен сейчас стоить примерно 25-27 рублей за один доллар, то есть налицо по крайней мере двукратная недооценка рубля. А что в Европе? Если я, будучи европейским банком, к примеру, взял кредит у ЕЦБ (Европейский центробанк.— "О") и направляю его на соответствующие цели в реальную экономику, то мне еще ЕЦБ и доплачивает за это. Может, в России тоже найти стимулы и бонусы, как заинтересовать финансовые компании направлять деньги, куда нужно для экономики.

Евгений Гавриленков, главный экономист инвестиционной компании Sberbank CIB

— Говорят о том, что в России денежная масса не растет. Так вот, она выросла в 2015 году существенно — двузначными темпами. Но произошло это за счет того, что у нас был монетизирован дефицит бюджета, который составил 1,9 трлн рублей. Но он монетизирован благодаря продаже Резервного фонда. Банки получили эту ликвидность под нулевую ставку, но к ускорению экономического роста это не привело. Проблема, на мой взгляд, лежит еще и в другой плоскости. Инвесторы — неважно, российские или иностранные,— смотрели на российскую экономику с объемом в два с лишним триллиона долларов, половина из которых — потребительский рынок. Сейчас этот объем составляет около 55 процентов от того, что было. Получается, что мощности есть, а спроса нет. Спроса нет, во-первых, из-за сжатия экономики, из-за движения валютного курса, а во-вторых, из-за высоких ставок на кредиты — население продолжает бороться со взятыми ранее кредитами.

Николай Левицкий, сопредседатель "Деловой России"

— У многих международных экспертов окончательно сформировалось мнение, что замедление роста экономики в Китае связано с мощнейшей антикоррупционной политикой. Потому что руководители госкорпораций там перестали принимать решения, частный бизнес тоже затих, и уже год-два все находятся в таком встревоженном состоянии. У нас тоже эти риски присутствуют.

Александр Широв, замдиректора Института народохозяйственного прогнозирования РАН

— Статистика показывает, что бизнес в некоторой степени адаптировался к ситуации, в том числе к ценовым разрывам. Это значит, что у бизнеса сейчас есть возможность развиваться. Тому способствуют три фактора. Первый — импортовытеснение. Не замещение, а вытеснение, которое произошло на внутреннем рынке, создавшее пространство для экономического роста. Второй фактор — за последние 5-6 лет в экономике были введены современные конкурентоспособные мощности, которые сейчас не загружены. И третий — на рынке достаточно рабочей силы.

Захирджан Кучкарев, директор Центра инноваций и высоких технологий "Концепт"

— Меня студент спросил: а где почитать, какая у нас сейчас экономическая модель реализована? Оказалось, что прочесть о ней негде. Нынешняя модель российской экономики базируется на 16 кодексах, которые регулируют экономические понятия, и 457 законах и подзаконных актах. Рассмотрим на примере: есть такое понятие, как инфляция... Я проанализировал: в различных официальных документах фигурируют такие, связанные с ней, термины — "таргетирование инфляции", "борьба с инфляцией", "усиление инфляции", "темп инфляции". Инфляция еще бывает скрытая, открытая, базовая и умеренная. Но в наших законах, начиная с закона о ЦБ, определения самой "инфляции" не имеется. Вывод такой: фактически правового регулирования инфляции в стране нет, нет определения инфляции ни в одном законе, понятия инфляции, системы понятия нет, соответственно, целеполагания нет, а полномочия и ответственность по ее регулированию де-юре отсутствуют.

Подготовила Светлана Сухова