На этой неделе в Грозном состоялась международная встреча высоких представителей, курирующих вопросы безопасности. Одной из ключевых тем было взаимодействие в области информационно-коммуникационных технологий (ИКТ). О том, почему Россия добивается скорейшей выработки правил поведения в киберпространстве и удается ли согласовывать с Вашингтоном единый подход к этой теме, корреспонденту “Ъ” ПАВЛУ ТАРАСЕНКО рассказал спецпредставитель президента РФ по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности, посол МИД РФ по особым поручениям АНДРЕЙ КРУТСКИХ, представивший на грозненской конференции предложения Москвы.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
— Довольны ли вы тем, как прошла встреча?
— Сказать, что доволен — это значит ничего не сказать. Во-первых, был побит рекорд для подобных встреч под эгидой Совбеза России: в Грозный приехали представители 75 стран. Во-вторых, по моей теме — информационной безопасности — получилось серьезное, живое обсуждение. С докладами выступили представители девяти стран. Главное же состоит в том, что логика и философия российского подхода к решению проблем информационной безопасности завоевывает все большую популярность.
— В чем это проявляется?
— Нам удалось доказать, что правила поведения в информационном пространстве нужны. В спорах по этому поводу с американцами и рядом других западных партнеров ушли годы. Но сейчас необходимость таких правил принимается как данность. Наши партнеры говорят: «Как же раньше мы до этого не додумались?»
— Почему для России это столь важно?
— Интерес к проблематике обуславливается острейшим политическим противоборством, которое разворачивается в мире с использованием ИКТ. Уступить в этом противоборстве Россия как великая держава, естественно, позволить себе просто не может. Информационные технологии, как и ядерные в свое время, определяют национальную безопасность и суверенитет страны.
При этом если говорить в целом о ситуации в глобальном информационном пространстве, то она имеет тенденцию к ухудшению, а в свете известных региональных событий — даже к обострению. Думаю, что геополитическое состояние современного мира в силу специфики революции в сфере информационно-коммуникационных технологий и методов их использования можно было бы назвать «войной в условиях мира».
— И есть ли жертвы?
— Война далеко не виртуальная. Она наносит реальный ущерб. Ведется, прекрасно сочетаясь с поддержанием дипломатических отношений. В частности, по экспоненте растет число компьютерных атак. В прошлом году количество вредоносных воздействий на российские государственные интернет-ресурсы превысило 70 млн. Примерно в таком же объеме происходит киберконфронтация, например, между Китаем и США. Неоднократно подвергалась чувствительным атакам Южная Корея. Будучи в Сеуле, мне довелось быть свидетелем одной из таких атак: она затронула работу важных государственных органов, СМИ, банковской системы, Сеульского университета. Никто не застрахован от подобного рода кибернападений.
— С другими странами уже удалось прийти к единому пониманию того, какие именно правила необходимо установить?
— Общие философские вещи оговорены, по ним есть консенсус. Теперь нужно правовое движение. Нужно определить, что можно, а что нельзя. Что хорошо, а что плохо. Международное сообщество сейчас само себе задает этот вопрос. И более того, оно настаивает на том, чтобы правила, нормы, принципы поведения были максимально оперативно выработаны в рамках группы правительственных экспертов ООН по международной информационной безопасности. Сейчас представительство в ней рекордно высоко — 25 стран.
— Как и где именно в итоге будут закреплены принципы поведения?
— Это будет резолюция Генеральной ассамблеи ООН. Речь идет о так называемом мягком праве (то есть правила будут иметь рекомендательный характер.— “Ъ”). Но если резолюция будет принята консенсусом (а есть все основания надеяться на это), то мало кто дерзнет пойти против остальных.
— Неужели подходы к проблеме действительно едины?
— Есть всеобщая заинтересованность в том, чтобы в этот процесс выработки правил ответственного поведения государств в глобальном информационном пространстве были включены все страны. Ведь если хотя бы одна страна выпадет из общего режима, то все хакеры начнут обходить глобальный режим через эту «тихую гавань». Это очень важное положение, которое Россия все время отстаивала и которое уже было зафиксировано (пусть пока и не в правовой форме) в докладе группы правительственных экспертов 2015 года.
— Какие конкретно правила и нормы предлагает принять Россия?
— Во-первых, ИКТ должны использоваться исключительно в мирных целях. Во-вторых, в цифровой сфере должны действовать такие общепризнанные принципы, как неприменение силы или угрозы силой, уважение суверенитета, невмешательство во внутренние дела государств. При этом с учетом уникальных особенностей ИКТ могут вырабатываться дополнительные правовые нормы. В-третьих, должно быть зафиксировано, что государства обладают суверенитетом над информационно-коммуникационной инфраструктурой на своей территории. В-четвертых, нельзя огульно обвинять кого-то в кибернападении, надо представить доказательства. То есть надо исключить возможности того, чтобы ничем не подкрепленные заявления о нападении использовали в качестве предлога для начала бомбардировок — как было с пробиркой Колина Пауэлла применительно к Ираку (госсекретарь США в 2003 году на заседании Совбеза ООН показал пробирку с неким порошком в целях доказательства того, что режим Саддама Хусейна обладал оружием массового поражения.— “Ъ”).
Кроме того, государства не должны использовать посредников для осуществления кибератак или допускать того, чтобы их территории использовались в этих целях. Каждая страна несет ответственность за то, что происходит в киберпространстве на ее территории или с ее территории. Если в резолюции Генассамблеи ООН это будет зафиксировано, значит нам удалось договориться о принципе, который позволит исключить атаки одного государства на другое.
Наконец, власти стран не должны оказывать давление на компании с тем, чтобы те встраивали скрытые вредоносные функции либо уязвимости в свои коммерческие продукты.
— А не нужны ли женевские конвенции XXI века — правила поведения во время вооруженных конфликтов?
— Сейчас звучат предложения принять некие «нормы для мирного времени» и отдельно — для военного, которые будут, видимо, работать в одних случаях и не работать в других. Но при таком подходе размывается ключевой смысл целеполагания принятия правил — предотвращение киберконфликтов, гарантирование мирного и стабильного развития глобального информационного пространства.
Регулировать военные конфликты в информационном пространстве — это не главный приоритет для нас. Потому что если война начнется, то она будет до победного конца, и там уже будет не до соблюдения правил. Главное (и это участники конференции в Грозном восприняли едва ли не с аплодисментами) — предотвращать конфликты. Для этого нужны меры доверия, механизмы мониторинга ситуации, оперативного обмена информацией.
Россия еще в 1998 году впервые подняла эту тему на заседании Генассамблеи ООН. Тогда все были в недоумении и считали, что речь идет о какой-то блажи, футурологии. Но теперь выяснилось, что мы правильно угадали с темой. Это новое измерение человеческого бытия и надо заблаговременно подстелить соломку. Что в течение этих лет Россия и делала. Эта «соломка» теперь оценена по достоинству.
— Но ведь по-прежнему есть и разногласия?
— Поле для тяжелейшей дипломатической и политической борьбы остается, потому что не по всем методологическим и содержательным аспектам мы договорились — прежде всего, с США. Конечно, в ходе политического процесса все — и мы, и они — будут пытаться перетянуть канат на свою сторону. Но общая цель обозначена. Как и в случае с ядерным оружием, например, есть осознание необходимости договариваться. Причем делать это как можно быстрее, пока весь процесс еще хоть как-то контролируем и управляем.
— Тем не менее в Грозном американцев не было. Да и высокопоставленных представителей стран НАТО, по сути, тоже.
— Они сами для себя решают вопрос об участии или неучастии. Приглашения были разосланы всем. И представители многих стран, с которыми удалось пообщаться, выражали сожаление, что должны были в рамках общей политики отказа от контактов с нами воздержаться и от участия во встрече в Грозном. Они очень многое потеряли. Но это их проблема.
К тому же нет худа без добра. Делегаты из 75 стран оказались в Грозном без смотрящего. И поэтому они были раскрепощены и могли говорить то, что хотели,— без оглядки на какую-либо блоковую солидарность. Ведь ряд стран НАТО на встрече все-таки был представлен — это и Румыния, и Германия, и Венгрия, и Словакия. Были и другие союзники США — например, Южная Корея. Каждый из участников высказывал свою национальную позицию. Что отрадно, эти позиции совпадали с той философией, которую исповедует Россия. Повторюсь, речь идет, в первую очередь, о предотвращении конфликтов в информационном пространстве, недопущении его милитаризации, невмешательстве во внутренние дела и суверенитет стран в рамках новой инфраструктуры ИКТ, которая этим странам принадлежит.
— Помимо кибербезопасности, на конференции много говорилось о терроризме. Эти темы, по вашему мнению, взаимосвязаны?
— Конечно. Ведь, скажем, кибертерроризм — одно из наиболее страшных явлений, при этом оно совсем новое. Например, «Исламское государство» (запрещенная в РФ террористическая группировка.— “Ъ”) уже влезло в информационное пространство и занимается кибертерроризмом. Плюс колоссальный ущерб планете наносит киберпреступность. Ежегодные объемы ущерба, согласно разным подсчетам, составляют от $500 млрд до $2–3 трлн. Тема информационной безопасности объединяет всю триаду угроз — военно-политическое использование контента, терроризм и киберпреступность. Кому-то из стран ближе первый аспект, кому-то второй или третий. Но в целом эти темы рассматриваются в комплексе.
— Возвращаясь к отношениям с американцами. В конце апреля в Женеве прошла двусторонняя встреча по кибербезопасности, участники которой назвали ее успешной. Продолжение планируется?
— Что касается российской стороны, то мы давно выступаем за регулярность этих встреч. За то, чтобы они стали рутиной. Причем речь идет о встречах на всех уровнях — и высоком политическом (как это было в Женеве), и экспертном, и на уровне отдельных ведомств. Кроме того, нужно, чтобы разговаривали военные с военными.
Но думаю, что в условиях интенсификации президентской избирательной кампании американцам будет не до встреч с кем-либо. У них ведь наступает решающий этап. Наверное, контакты между нами сохранятся на экспертном уровне в рамках трех действующих соглашений по мерам доверия, которые были подписаны президентами Бараком Обамой и Владимиром Путиным в 2013 году. За экспертами в любом случае не заржавеет. Но о чем-то более масштабном, думаю, можно будет говорить после выборов.
— А что нам обсуждать в двустороннем формате?
— На встрече в Женеве мы говорили, что сейчас помимо мер доверия хотели бы обсуждать и тему предотвращения инцидентов между двумя странами. Как именно это будет реализовано, второй вопрос. Но сама тема вызывает интерес и у американцев, и у нас. Это в интересах как бизнеса, так и частных граждан. Потому что одно дело уведомлять и предупреждать друг друга, а другое — непосредственно практически сотрудничать по предотвращению инцидентов.