рассказывают Владимир Раннев и Дмитрий Ренанский
На Западе Гергиев сделал себе имя на русской опере. В России он преуспел, эксклюзивно поставляя свежие исполнительские имена и играя новый репертуар, который, кроме него, никто здесь не играет. После Штрауса с Малером и Яначека с Бриттеном приход Валерия Гергиева к современной музыке более чем логичен. К тому же, став главным дирижером London Symphony, он фактически взял на себя обязательство играть больше новой музыки — такой уж это оркестр. Осенью 2007 года в Мариинке-3 открыли "Новые горизонты". Все и сразу не получилось — зарубежную программу фактически заменил мини-фестиваль музыки Томаса Адеса, а от местных авторов были только Борис Тищенко и Сергей Слонимский. А вот вторые "Новые горизонты" выглядят уже гораздо более сбалансированными. Основа программы — музыка до- и послевоенного авангарда Франции и Венгрии.
В 1960 году в Советском Союзе вышел томик Григория Шнеерсона "О музыке живой и мертвой", ставший настольной книгой совестливых композиторов и музыковедов. Понятно, что всех их интересовала в ней не живая музыка, которая и так была у нас живее всех живых, а мертвая — западный музыкальный авангард, который автор впервые в СССР подробно обозрел, хоть и под неизбежным критическим соусом. Советским музыкантам вдруг открылись новые, неведомые формы жизни и их акустические слепки в виде фрагментов партитур. Многих парализовало открытие: советская музыка лишь маргинальная часть мирового художественного процесса, причем не прогрессивная, а попросту не самая интересная.
С тех пор западный авангард у нас воспринимался как что-то инопланетное. Он ведь попытался разобраться со своим временем, расковырять его нутро. Для этого требовались более технологичные инструменты, нежели бронзовеющая "великая классико-романтическая традиция". Оливье Мессиан написал в немецком лагере для военнопленных "Квартет на конец времени", свидетельство разочарования в европейской культуре и похороны идей Просвещения. Оказалось, можно восторгаться музыкой Баха и тут же педантично умерщвлять тысячи людей. А сосудом этого кошмара стала одна из самых вдумчивых и рефлексирующих культур — немецкая. Так и вышло, что в ХХ веке классическая традиция дискредитировала себя, оставив художников на пепелище. Им пришлось возводить здание новой традиции. Оливье Мессиан и его ученик Пьер Булез — главные фигуранты этого процесса во Франции. В Восточной Европе особенно чувствительной к обновлению оказалась венгерская школа — Бела Барток, Дьердь Лигети и Дьердь Куртаг. Несмотря на очень индивидуальный язык каждого из этих композиторов, выборка их сочинений на "Новых горизонтах" очерчивает общность музыкальных новоязов середины ХХ века. "Вознесение" Мессиана, "Четыре нотации" Булеза, "Замок Синей Бороды" Бартока, Скрипичный концерт Лигети, "Надгробие Штефану" Куртага — складывается вполне представительная картина.
Ей контрастирует второй акт оперы "Лолиты" Родиона Щедрина (1992), написанной уже после оперы "Мертвые души" и балетов "Анна Каренина", "Чайка" и "Дама с собачкой". Эта половина "Лолиты" у Щедрина начинается после смерти Шарлотты Гейз. Драматургическая удавка неуклонно сужает фабулу до треугольника Гумберт--Лолита--Куильти. То и дело вмешивается в действие обвинительный хор судей. Медленно разворачивается вагнерианской протяженности огромный любовный дуэт Лолиты и Гумберта. Финальный катарсис с колыбельной хора мальчиков — привет набоковскому "Когда я подошел к ласковой пропасти, до меня донеслось оттуда мелодическое сочетание... Читатель! Мелодия, которую я слышал, составлялась из звуков играющих детей".
Вместо постлюдии фестиваль предлагает концерт московского ансамбля струнников Opus Posth Татьяны Гринденко — коллектива, который является опытной площадкой для музыковедческих опытов московского философа и сочинителя Владимира Мартынова, супруга госпожи Гринденко и автора книги "Конец времени композиторов". Этот труд еще одно лыко в строку наноапокалипсисов прошлого века, многочисленных концов, сумерек и закатов, констатируемых или ожидаемых. Для Мартынова и его единомышленников прибежищем стала минималистская и медитативная музыка. Это фрейдистский прыжок обратно в утробу. Утилизировав теперь уже модернистскую традицию, минималисты возвращаются к слуховой органике, к доинтонационным субстратам ритмики и мелодики. К той архаике, когда время текло не в каком-либо направлении, а по кругу. Бесконечные завораживающие повторения одного и того же — элемент древнейших ритуалов, которые моделировали вечность с помощью музыкальных временных структур. Opus Posth представляет своих излюбленных московских минималистов Владимира Мартынова, Алексея Айги, Павла Карманова и Антона Батагова. Музыка эта требует погруженного вслушивания, но хорошо бы по ходу дела разобраться, где тут экзотические духовные практики, а где их симулякры. Возможно, в этом поможет черноземно-неистовая "Aurora" Яниса Ксенакиса.
Санкт-Петербург, Концертный зал Мариинского театра, 30 и 31 октября, 1 ноября, 19.00