Релиз шансон
В Москве в качестве аккомпаниатора в спектакле Марины Влади "Владимир, или Прерванный полет" (см. "Ъ" от 9 февраля) побывал французский гитарист и аранжировщик Константин Казански. В 1970-е годы он работал в русских варьете со знаменитыми цыганами Димитриевичами и записал три "французских" альбома Владимира Высоцкого. Только что вышел альбом Юрия Шевчука "L`Echoppe" ("Ларек"), полностью аранжированный Константином Казански. БОРИС Ъ-БАРАБАНОВ попросил музыканта сравнить его русских партнеров.
— Известно, что с Владимиром Высоцким вас познакомил в Париже Алеша Димитриевич. Как это было?
— Меня заметила Соня, племянница Алеши Димитриевича. Романс — это все-таки не Pink Floyd, и я никогда не был лучшим гитаристом, но, отбирая аккомпаниаторов, Димитриевичи часто останавливали выбор на мне. Когда Алеша захотел делать пластинку, мне позвонил Миша Шемякин: "Сколько это будет стоить?" Я назвал сумму, он сказал: "Завтра будет чек". Образцовый продюсер, такого я ищу изо дня в день. Он никогда не торговался. Высоцкого я впервые увидел на одной вечеринке, где мы выступали с Алешей. До тех пор я представлял себе Высоцкого только по записям — зрелым человеком, даже, может быть, хромым. Алеша Димитриевич подводит ко мне какого-то парня: "Знакомьтесь, Костя, это Валентин" Именно так — Валентин. Через два месяца уже другой человек, Борис Бергман, позвонил мне: "Здесь у меня, на Монмартре, Высоцкий и Марина, они тебя знают, хотят сделать с тобой пластинку".
— Вы как-то говорили в интервью, что Высоцкий не хотел записываться с музыкантами, имеющими консерваторское образование.
— Точнее — консерваторский менталитет. К тому времени, как мы записывались в Париже, он в СССР уже сделал пластинку с ансамблем "Мелодия" Гараняна. Я не говорю, что это были плохие аранжировки, но они были чересчур вылизанные, профессиональные. Для нестандартного творца не всегда хорошо, когда позади него делаются гениальные, но стандартные вещи.
— При работе с Юрием Шевчуком перед вами стояла задача сделать такой же звук, как на записях Высоцкого?
— Мне позвонил петербургский тележурналист Алексей Лушников: "Вот тут у меня Юрий Шевчук, он хочет работать с вами, он обожает пластинку "Натянутый канат"". До этого я ничего про Шевчука не знал. А надо сказать, что "Натянутый канат" — единственная запись Высоцкого, где у меня был карт-бланш, прочие пластинки мы записывали так, как хотел Высоцкий. И вот Шевчук прислал мне четыре или пять дисков "ДДТ". Я ему ответил: "Я согласен работать, но что и как записывать — абсолютно не знаю". Делать копию было бы смешно. Да, допустим, на нашем с Шевчуком диске есть песня "Конец света" с двумя гармошками, похожая по духу на Высоцкого, но если бы ее пел Высоцкий, я сделал бы абсолютно другую аранжировку. Я, как болгарин, могу сказать, что русский язык самый красивый из славянских и какие там будут аккорды, гармонии — это ерунда по сравнению с тем, какие будут слова. Я работал — как будто кино снимал. И песни для альбома я отобрал те, которые я мог бы сделать не так, как "ДДТ".
— Были ли сложности в работе с Шевчуком?
— У нас с ним разный музыкальный вкус, к тому же я был ограничен во времени. Это была первая попытка создать полностью акустическое окружение для голоса Шевчука. Звук электрогитар сам по себе, по определению придает записи силу. Такую мужскую мощь. Когда у вас электрогитары, у вас во-от такие яйца, а когда акустические, эти "яйца" должны быть у вас в голове. Шевчук не пожалел ни сил, ни времени, чтобы запись отличалась бы и от звучания "ДДТ", и от записей Высоцкого.
— Тем не менее их всегда сравнивают.
— У Высоцкого слова иногда имеют второй, третий, четвертый смысл. У Шевчука смысл чаще один. Высоцкий не мог себе позволить того, что позволяет себе Шевчук. Высоцкий был ближе всего к исторической правде в песнях о Второй мировой войне. С ним мы редко говорили о творчестве, больше смеялись, обсуждая бюрократию, по своей жизни в Болгарии я тоже знал, что это такое. Шевчук постоянно думает о том, что можно было бы усовершенствовать, мы с ним по десять раз переслушивали записанное. С Высоцким этого никогда не было.