Фестиваль театр
В рамках фестиваля "Золотая маска" петербургский Большой драматический театр имени Товстоногова показал на сцене Театра имени Моссовета спектакль "Дядюшкин сон" в постановке художественного руководителя БДТ Темура Чхеидзе. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Гастроли "Дядюшкиного сна" БДТ, в сущности, открыли конкурсную программу драматических театров на "Золотой маске". Понятно, что члены жюри, дабы разгрузить для себя самые горячие фестивальные деньки, просмотр московских репертуарных спектаклей начали заранее. Но для фестивальной публики московская часть афиши "Маски" обычно словно и не существует: те, кто формирует общественное мнение, эти работы уже посмотрели. Другое дело — гастроли. Тем более если речь идет о некогда славном Большом драматическом театре: он уже много лет не попадал в основную программу "Золотой маски".
Может быть, это только фантазия вашего обозревателя, но, ей-богу, в переполненном "всей Москвой" зале Театра имени Моссовета, на подступах к которому звучало полузабытое "нет ли лишнего билетика?", витала какая-то трогательная надежда на некое чудо. На то, что приезд БДТ вновь может обрести статус особо важного для всех события, как это бывало сорок, тридцать, или двадцать лет назад. Конечно, на фестивальных показах к любым спектаклям особый счет. Все рецензии (а питерские критики писали о "Дядюшкином сне" с почтительным придыханием) давно забыты, и публика волей-неволей примеряет любую представленную постановку и ее режиссера к статусу "лучшего спектакля" и "лучшей режиссерской работы".
В этом смысле никаких чудес не произошло. Представить себе спектакль "Дядюшкин сон" или режиссуру Темура Чхеидзе в качестве лауреата премии "Золотая маска" можно только в насмешку над остальными номинантами. Спектакль БДТ скроен по каким-то стародавним театральным лекалам, и если бы не строгое условие, согласно которому "Маска" проводится по итогам прошлого сезона, зрители были бы вправе предположить, что спектакль этот — почтенный долгожитель и держится в репертуаре БДТ именно что со старых и славных времен.
Согласно этим лекалам, прозревший герой должен в финале появляться в белом исподнем и с одинокой свечой в руке, размеренное течение бытовых диалогов необходимо рано или поздно увести в мелодраматический надрыв, исполнителям маленьких ролей следует быть навязчивыми и провинциально-нескромными, "положительной" молодой героине разрешено эту свою положительность буквально выносить на сцену впереди себя, а в качестве декораций незаменимы тюлевые занавески и деревянные помосты — художник Эмиль Капелюш, обыкновенно строгий и современный, на сей раз почему-то поддался некой общей установке сегодняшнего БДТ на вялый анахронизм.
Впрочем, у такого рода вызывающе несовременных постановок есть все-таки один плюс: в них по-настоящему крупные актеры могут не только не смешаться с унылым фоном, но, напротив, выгодно и с достоинством преподать себя. В анекдотической истории про уездную даму, придумавшую выдать дочь замуж за знатного и богатого старика-маразматика, бенефисных ролей две: предприимчивая Мария Александровна Москалева и заезжий старик — князь К. Их в "Дядюшкином сне" играют Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили.
Выживший, кажется, не только из ума, но и из тела — одну ногу неловко выбрасывает вперед, одна рука дрожит и скрыта перчаткой — герой Олега Басилашвили больше похож на огородное пугало, чем на живое существо. Конечно же, в финале князю предстоит прозрение: в последний раз перед уходом из мира он должен почувствовать себя человеком, вспомнить мать, детство и васильковое поле. Интересно, как актер все длит и длит свое "кукольное" существование на сцене — ему оставлено всего несколько фраз, несколько мгновений, в которые нужно успеть не только рассмешить зрителя, но и заставить его замереть от сочувствия к несчастному, потерянному старику. Нужно ли говорить, что Олег Басилашвили успевает сделать все, что нужно, чтобы его роль осталась в памяти публики надолго.
Героиню Алисы Фрейндлих кто-то из персонажей сравнивает с Наполеоном. Да, есть у Москалевой сцены, где она ведет битву за счастье дочери, как блестящий полководец. Есть — где только обдумывает план предстоящего сражения, только что возникший в ее воображении. А есть — где переживает горечь уже случившегося поражения. Можно в тысячный раз написать, что от Алисы Бруновны невозможно отвести глаз, когда она на сцене. Но гораздо интереснее другое — как она умеет зрителя потихоньку, исподволь подчинить себе. Ее Москалева иногда, может быть, и действует нахрапом, но сама актриса — никогда. Поначалу даже сидишь и шепчешь самому себе: ну да, вот она, сама Фрейндлих на сцене сидит, ну ничего уж такого особенного, и взгляд этот чуть насмешливый знаешь, и интонации все эти ее, фирменные. Но потом она на какой-то фразе точно берет и легко тебя укалывает — сначала в один бок, потом в другой, а тут вдруг снизу легонько наподдаст, и вот сверху еще пальчиком прищелкнет. И летаешь ты, зритель, у Алисы Фрейндлих в руках, как счастливый шарик в руках опытного жонглера. До тех пор, пока не выпустит она тебя из своих рук. И тогда укатишься ты куда-то, а тут еще вдарят тебя ногой другие, стукнешься ты о стены, запутаешься в тюле и останешься лежать где-то до следующей с ней встречи.