Выставка раритеты
Галерея "Наши художники" основательно взялась за легендарного персонажа советского подполья, известного под прозвищем Вася Фонарщик. В противоречиях мифа об эпатажном гении на выставке "Василий Ситников и его школа", первой ретроспективе художника, разбиралась МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
Хозяйка галереи "Наши художники" Наталья Курникова очень переживает за своего героя. "Посмотрите, какая виртуозность, ведь это выглядит как у старых мастеров, а сделано сапожной щеткой",— Наталья Курникова тянет к большому листу 1958 года, на котором из почти рембрандтовского сфумато выступает полновесная женская "спина", если верить названию "Обнаженная спиной". Сам автор более откровенен — под изображением меленько написано "Истинный художник должен делать и жопу и лик богородицы одинаково затаив дыхание с восхищением красотою".
Впрочем, первый мотив на выставке доминирует. Василий Яковлевич Ситников (1915-1987), известный, среди прочего, своей коллекцией икон, самые ценные из которых попали в Музей Рублева, судя по всему, видел в женском теле нечто священное и одухотворенное. Что не мешало ему выбирать и самые рискованные ракурсы и фривольные, на грани хорошего вкуса сюжеты — вроде мифологического быка, насилующего Европу ("Слезай, Европочка, приехали!"). Не принятый по недоразумению во ВХУТЕМАС, он освоил историю искусств в Суриковском, показывая слайды на лекциях знаменитых профессоров-искусствоведов (отсюда и взялось прозвище Вася Фонарщик). Ранние наброски 30-40-х годов свидетельствуют о его таланте классического рисовальщика, способного мастерски "отпортретировать" даже тарелку с картофельным пюре. Но славу Василию Ситникову принесли совсем другие вещи.
Помыкавшись на случайных работах (в том числе мультипликатора у Александра Птушко), отсидев в тюрьме-психушке три года по дурацкому навету, Василий Ситников обнаружил в себе призвание учителя — и открыл в конце 50-х у себя на дому частную школу рисования. Это само по себе было уже вызывающе в эпоху госмонополии на искусство. Но еще более эпатажными казались современникам его методы обучения — в своих воспоминаниях Илья Кабаков описывает их как "шоковые", а саму школу скептически преподносит как секту, где бородатый гуру является адепткам голым и чуть ли не с хлыстом, таким образом пытаясь раскрепостить их воображение.
Сохранившиеся документы и фотографии, представленные на выставке, лишь отчасти подтверждают эти легенды. Да, не разрешал ученикам пить и курить, да, требовал беспрекословного послушания, имел экстравагантный вид оперного нищего, с гротескными прорехами в рубище-майке, да, от души чудил, в частности изобрел свой язык, напоминающий нынешний "албанский" и основанный на правиле "как слышится, так и пишется", например "афтопортрет". На этом наречии писал инструкции ученикам прямо на их работах. И вот тут проблема для исследователей: потому что он не только выправлял рисунки учеников, но и заканчивал их, а мог и подписывать своим именем — таковы были условия игры.
"Только не пишите, что Василий Яковлевич юродивый,— вступается за своего учителя художница Алена Кирцова,— он просто валял дурака в лучшем смысле этого слова". С благоговением относится к Василию Ситникову и другой его ученик, Владимир Петров-Гладкий: "Вася — это гений, человек эпохи возрождения". Но хотя в списках ситниковских учеников и числятся десятки имен, школу, если под этим подразумевать художественное направление, он так и не создал. Может быть, потому, что сам до конца жизни, а умер он, эмигрировав из СССР еще в 1975 году, в Нью-Йорке, не смог выбрать какое-то одно из своих амплуа. Помимо "серьезных" метафизических женских торсов и пейзажей, из его мастерской выходили и откровенно лубочные, чуть ли не карикатурные картины, пользуясь выражением того же Кабакова, "пьяной черной Руси", всякой городской живности, копошащейся под идиллическими золотыми куполами православных монастырей.
Этот образ России пользовался большой популярностью у иностранных коллекционеров — одна такая работа попала к Георгию Костаки, другая — в нью-йоркский МОМА. На представленной на выставке картине "Воспоминания о Москве" (1977) художник иронично изобразил себя гребущим деньги лопатой из мешка, который держит один из его западных благодетелей. Эта коммерческая ипостась ситниковского наследия кажется сегодня весьма интересной, так как созданный им канон "экспортной русской картины" повлиял на таких известных мастеров как Александр Харитонов, Вячеслав Калинин, Борис Свешников и предвосхитил буйство народного соц-арта. Организаторы выставки, однако, делают ставку на "метафизическую" линию, самую неубедительную в том наборе возможностей интерпретации, который предлагает столь живописная личность. Так, стихийные жизненные перформансы Василия Ситникова идеально вписываются в концепцию "художник вместо произведения", и это позиционирование и снимает проблемы атрибуции работ, и делает этого легендарного героя подполья мастером куда более актуальной для современного искусства школы.