В квартире Елены Ольшанской, председателя товарищества собственников жилья "Жургаз", кипит кофе и на кухне вместе с соседями в очередной раз решается, как спасать дом. Виктория Захаренко предлагает написать письмо в Москомнаследие, Валентин Ильвовский — в прокуратуру, сама Елена думает позвонить юристу... Или, может, взять дом в живое кольцо? И в это же время во дворе строители, укрывшись за забором с пророческой надписью "Интеко", роют котлован, ведут трубы в подвал дома, рубят деревья.
"Огонек" тоже сидит с Еленой Ольшанской и пьет кофе: здесь просят быть как дома, в конце концов всего каких-то 70 лет назад редакция журнала действительно жила здесь — в доме N 17 А по 1-му Самотечному переулку. Двумя этажами выше квартиры Елены в 30-е годы пил кофе главный редактор Михаил Кольцов со своей гражданской женой Марией Остен и приемным сыном — немецким мальчиком Губертом Л'Осте. Сюда к нему в гости приходили Михаил Булгаков, Валентин Катаев, Ефим Зозуля, Михаил Зощенко, Сергей Эйзенштейн. Сам дом, кстати, под стать его посетителям: построен по проекту знаменитых архитекторов М. Барща (автора московского планетария) и Г. Зундблата.
Если выйти на балкон Елены, то напротив тоже увидишь "Огонек" — теперь уже типографию, которая печатала журнал во времена Кольцова, а заодно множество книг из серий "ЖЗЛ", "Литературное наследство". Но фокус даже не в этом. Дом N 17 — это не просто типография, а единственная реализованная постройка архитектора-фантаста, классика искусства XX века Эль Лисицкого. Это здание доказало, что Лисицкий — не только "бумажный архитектор", чьи "горизонтальные небоскребы" так и остались чертежами. Собственно, ценность типографии для мирового искусства ничуть не меньше, чем знаменитого плаката того же Лисицкого "Клином красным бей белых". Разница в том, что плакат видят все, а о типографии, окруженной забором и деревьями, все забыли.
— Пять лет назад я работала в Москомнаследии, и к нам на рецензию поступил проект, предусматривающий снос типографии и постройку на ее месте современного здания. Мы обнаружили чертежи Лисицкого и сообщили, что здание нужно сохранить,— рассказывает Марьяна Евстратова, главный хранитель Фонда "Русский авангард".— В конце концов в 2008 году, уже благодаря фонду, нам удалось добиться для типографии и дома "Жургаз" статусов выявленных объектов культурного наследия. Теперь их защищает закон, но, похоже, что только на бумаге.
"Огонек" под дождем
Действительно, похоже. На каждое из двух старых зданий — по своей напасти. "Жургаз" точит "Интеко", типография мертвеет без крыши. После ареста Кольцова в 1938-м типография стала режимным объектом и даже в 1990-е продолжала что-то печатать, будучи в ведении ФСБ. Накануне нового тысячелетия печать остановилась (как вредное производство), но и тогда типография стояла как новенькая. И вот звездный час, в 2008 году ее признают объектом культурного наследия (читай: снести уже нельзя). Наступает осень, 12 октября, льет дождь, а в здании — совершенно безлюдном, обнесенном забором — вспыхивает огонь. Горит так, что 18 пожарных расчетов не могут спасти той самой крыши. Пожарные уезжают, дождь продолжается, только теперь он барабанит по внутренностям "лежачего небоскреба".
— Пожары — это главный метод, с помощью которого московский девелопмент освобождается от ненужных домов,— резюмирует Давид Саркисян, директор Музея архитектуры им. Щусева.— Поврежденное здание не ремонтируется и доводится до аварийного состояния. И все: памятник не памятник — можно сносить и строить заново.
Кому строить и что строить — за этим уже дело не станет. Можно брать пример с площадки по соседству: "Интеко" в качестве соинвестора возводит жилой дом для Союза кинематографистов (от его лица действует жилищно-строительный кооператив "Кино-7").
Долгие руки и короткая память
У "Кино-7", как уверяет его председатель Рита Беляковская, есть вся разрешительная документация. Прежде всего множество постановлений правительства Москвы, на них ссылаются в первую очередь. Первое было еще в 1994 году, когда город решил выделить "Кино-7" участок под застройку. Потом последовало много мучений и попыток что-либо построить. Еще в 2000 году Никита Михалков, председатель правления Союза кинематографистов, писал в Москомприроду драматические просьбы "разобраться в сути длящейся полтора года (!) волокиты" ...Но волокита никак не кончалась до самого 2005 года, пока наконец кинематографисты не укрылись за заборами с надписью "Интеко". Тут все ведомства перестали вспоминать про близость охраняемых памятников, про археологические слои и парки и стали выписывать разрешения. Строительство началось, "жургазовцы" создали ТСЖ и приготовились к обороне.
— Тревога жителей более чем понятна: когда возле твоего дома появляется табличка крупнейшего московского строителя, жди беды,— считает Борис Пастернак, главный архитектор Центра историко-градостроительных исследований Москвы.— Где гарантии, что инвестор удержится от соблазна занять и другие участки земли по соседству со стройплощадкой и развить достигнутый успех?
Оказаться этими "другими участками земли" — вот чего сегодня боятся "жургазовцы". Типография близится к аварийности, под дом ведут теплосеть, хотя нет никакой уверенности, что старый фундамент выдержит "прокол". Сейчас ТСЖ "Жургаз" судится с городом за подвал: чтобы не пустить туда трубы с паром, которые в случае любой "аварии" будут пострашнее тротила. Москонтроль поддержал жалобы жителей. Суд нескончаем, повсюду в квартире папки с бумагами. Пресс-служба "Интеко" успокаивает "Огонек": "В настоящий момент, с учетом пожеланий жильцов дома 17 А, ведется поиск альтернативных вариантов прокладки теплотрассы, не затрагивающих дом 17 А". Вот и гадай: найдут ли? Или, может, пойдут другим путем? Вполне вероятно, раз к Елене Ольшанской уже приходил представитель Мосжилинспекции, чтобы признать дом аварийным (хотя совсем недавно его состояние позволяло делать "прокол").
Расстрельная комиссия
Надежда на спасение, однако, еще остается, пока дома-огоньковцы на бумаге остаются памятниками. Но вот незадача, даже этого последнего щита они могут лишиться.
— Выявленный объект культурного наследия — это переходный охранный статус, он должен быть либо подтвержден, либо опровергнут московским правительством,— поясняет Борис Пастернак.— Делается это крайне неохотно. У нас где-то 1600 выявленных объектов, а в год подтверждается статус 60-70 из них. Особенно неудобны те памятники, которые "выявились" после того, как на их месте уже решили построить очередной офис или дом. Вот, например, типография Лисицкого: хотели уже сносить, а тут возьми да и найдись эти чертежи...
— Вот для таких случаев недавно и была создана Межведомственная комиссия по постановке памятников на охрану во главе с Ресиным,— рассказывает Давид Саркисян.— Она собирается до конца года рассмотреть все так называемые вновь выявленные памятники и принять по ним решение: подтверждать их статус или нет. Во-первых, за год внимательно рассмотреть такое число объектов невозможно. Во-вторых, комиссию возглавляет главный идеолог уничтожения Военторга. В-третьих, у него необычайно широкие полномочия. Это значит, что кризис заставил московские власти посмотреть на остатки городской недвижимости, которую можно быстро пустить в оборот.
И этой комиссии доверено определять судьбу "Жургаза" и типографии. Уже сегодня со статусами домов стали происходить необъяснимые вещи. В официальном перечне объектов культурного наследия, который вывешен на сайте Москомнаследия, есть все московские памятники, но как-то случайно пропала типография. Еще в 2008 году она там значилась (правда, под N 15 А, а не 17 А), но в 2009-м ее убрали вовсе. На закономерную просьбу "Огонька" исправить ошибку пресс-секретарь Наталья Логинова, замявшись, сообщила, что пока ничего определенного о типографии сказать нельзя. Может, не пока, а уже?..
Что же в результате останется в защиту двух памятников? Кипы бумаг и горы слов. Например, последнее письмо перед смертью знаменитого карикатуриста, народного художника СССР Бориса Ефимова. Он лично просил Шевчука, председателя Москомнаследия, спасти дом, в котором жил его брат, Михаил Кольцов. Или вот еще — письмо директора Парижского музея современной истории к московским властям. Госпожу Комб интересует, что делается для спасения типографии и "Жургаза". Останется еще эта статья в "Огоньке", а также десятки писем жителей дома N 17 А и независимых экспертов — защитников московских памятников. Возможно, конечно, что "бумага" защитников победит "камень" инвесторов, как в старой доброй детской считалочке. Не помешали бы "ножницы" московских властей.