Премьера кино
Новая комедия "Первого канала" "Каникулы строгого режима" вышла в прокат в понедельник, не дожидаясь традиционного для кинорелизов четверга — видимо, чтобы не терять ни одного дня оставшихся каникул, по окончании которых целевой аудитории предстоит сменить лагеря отдыха на другие пенитенциарные учреждения. От звонка до звонка отсидела "Каникулы строгого режима" ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
Авторы картины (а это в большей степени продюсеры "Первого" и сценарист Андрей Кивинов, нежели сериальный режиссер Игорь Зайцев) сразу настраивают зрителя на самурайский невозмутимый лад: часть титров написана стилизованными под иероглифы буквами, и закадровый голос озвучивает довольно радикальный для комедии о беглых зэках в пионерлагере эпиграф: "Кто мы и зачем мы здесь, дикой пчеле все равно — мир внизу для нее только дорога цветов". Это своего рода предупреждение, что большая часть фильма пройдет не в смеховых судорогах, а в безмятежном неподвижном созерцании.
Японской теме, от которой комического толку, как от сакуры дров, авторы последовательно не дают заглохнуть — в тюремной самодеятельности ставят "Сказку о попе и работнике его Балде" в стилистике японского театра "кибуцу" (так во всяком случае слышится начальнику тюрьмы — Владимиру Меньшову). Часть русского культурного багажа несут фамилии героев Дмитрия Дюжева и Сергея Безрукова — Кольцов и Сумароков (жалко, что не Херасков, зато вторая фамилия позволяет передать привет "Дозорам" с помощью погоняла Сумрак). Кольцов — бывший милиционер, которому пахан не даст житья на зоне, а Сумарокову надо переправить на волю общак. Получив во время лагерного бунта легкие повреждения, они сбегают из больницы с помощью знакомого менту спецназовца (Алексей Кравченко), которого знакомая директриса летнего лагеря (Людмила Полякова) попросила ввиду нехватки педагогических кадров подогнать пару бойцов. Вместо бойцов воспитательские вакансии занимают два беглых зэка, отрекомендованные как два контуженных милиционера, заскучавших в санатории МВД. Артист Безруков с фиксами изображает заматеревшего Сашу Белого, а его партнер Дюжев балансирует между Космосом из той же "Бригады" и своим персонажем в "Жмурках". Единственная условно-забавная сцена между ними происходит, когда герой Дюжева везет своего напарника на велосипедной раме (оба в матросских костюмчиках), а тот не велит ему слишком прижиматься и тереться коленками.
Наблюдая за бытом летнего лагеря в "Каникулах строгого режима", иногда ощущаешь себя примерно так же, как персонаж Безрукова, который 15 лет безвылазно просидел и несколько подотстал от реальности за пределами зоны,— не зная в подробностях, как сейчас выглядит то, что в нашем детстве называлось "пионерским" лагерем, трудно судить, насколько лучше создатели "Каникул..." представляют современный детский лагерь, чем лагерь исправительный. Рассудив, что лагерь он и есть лагерь, авторы, наверное, решили, что условных стереотипов и ностальгических воспоминаний будет для комедии достаточно — а если кто-то будет придираться, что и детский, и взрослый лагеря — какие-то жидкофактурные и приблизительные, то можно отмахнуться древнеяпонской мишурой: все это, мол, вообще такая летняя фантазия на лагерную тему, сон дикой пчелы, пролетающей над колючей проволокой.
Вектор встречающихся в "Каникулах..." криминальных шуток типа "Ничего, пройдет и по нашей улице инкассатор" в принципе правильный, но общее ощущение такое, что видится этот вектор глазами умирающего в изоляторе престарелого расхитителя социалистической собственности, у которого хватает сил лишь моргнуть в нужном направлении. Отдельно расстраивает скудный лексикон героев, заставляющий вспомнить "Бедную Сашу" Тиграна Кеосаяна, где тоже бывший зэк подружился с девочкой, но стилизованная феня была вписана в жизнь относительно свободных граждан более естественным и игривым образом. На "Каникулах строгого режима" юный зритель, впрочем, тоже может слегка наблатыкаться, прослушав сказку про Курочку-Рябу, которая снесла не простое яйцо, а "из рыжья", узнав, что кашу едят "веслом", а чай пьют с "грохотульками", и еще обогатив запас обращений к друзьям термином "чепушила". Однако наиболее темпераментный и содержательный монолог Сумрака, сталкивающегося со слишком языкастым воспитанником, заглушен песней "Взвейтесь кострами" — но, может, это и правильно, никогда ведь не знаешь, что больше пригодится дикой пчеле на дороге цветов — может, распонятки, а может, и стихи советских поэтов.