Премьера кино
В прокат вышла "Сказка про темноту" Николая Хомерики, очередная из фестивальных картин прошедшего лета, развивающая модную в этом сезоне тему — что любви не бывает. Над судьбой одинокой женщины-милиционера из Владивостока, которая никому не дает, пригорюнилась ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
В качестве эпиграфа "Сказки про темноту" в первом кадре долго торчит похабная надпись на старом засохшем дереве: "Я тебя люблю". В контексте всего происходящего далее выглядит эта фраза гораздо более неприлично, чем слово из трех букв,— матерную композицию с этим словом в ответ на издевательское "Я тебя люблю" произнесет в конце единственный из персонажей (Борис Каморзин), которого можно заподозрить в способности кого-то любить. Во всяком случае, за энергичностью нецензурной лексики, которую этот некрасивый растолстевший милиционер использует в общении с утонченным и изысканным младшим лейтенантом детской комнаты (Алиса Хазанова), просвечивают искренние чувства. Такая же искренность срывается с уст невоспитанного младенца, вызволенного из очередной неблагополучной семьи и сообщающего лейтенанту, что она "сухая старая п..дюлина",— после этого героиня записывается на уроки танцев, где сидит в одиночестве или топчется перед собственным отражением в зеркале.
В отличие от режиссеров-реалистов, чей художественный метод можно сравнить с работой прожектора, выхватывающего из темноты жирные куски действительности и освещающего их выпукло и контрастно, у Николая Хомерики потихоньку коптит в голове тонкая свечечка, которую словно вот-вот задует какой-то метафизический сквозняк. Персонажи его фильмов, хоть псевдонаучные сотрудники из фильма "977", хоть милиционеры понарошку из "Сказки...", похожи на колеблющиеся по стенам тени, которые рассеиваются в испуге, когда направляешь на них бестактный фонарик рационального восприятия. Если посмотреть с позиций бытового правдоподобия на милиционершу из Владика с глазами, мимикой, походкой и интонациями Алисы Хазановой, то тут действительно — туши фонарь. Но запретив себе сознательный подход и погрузившись в медитативный транс, к которому располагает созерцание акварельных приморских пейзажей оператора Алишера Хамидходжаева, можно почувствовать закономерности, из которых складывается бредовая логика "Сказки...". Оппозиция света и тьмы, своего рода инь-ян, от которого приблизительно танцуют авторы (кроме режиссера — это сценарист Александр Родионов), позволяет структурировать любую историю — даже историю, которой нет, как черной кошки в темной комнате.
"Сказку про темноту" рассказывать бессмысленно: жила-была у самого синего моря "сухая старая п..дюлина", и не было у нее в жизни счастья. Тут и сказочке конец, а кто слушал — пусть пойдет "выпьет водочки", как советует своему ухажеру особенно нахально настроенная героиня в момент наиболее отчаянной его попытки вскарабкаться на этот неприступный Эверест прямо в служебном кабинете. Аналогичные и столь же обреченные альпинистские усилия прилагают мужчина в трениках "из одной хорошей республики" (Юрий Сафаров), а также седой импозантный авторитет (Александр Далуда), который в сгустившихся сумерках помогает стоящей на камушке голой героине процитировать картину "Девочка на шаре".
"Сказка про темноту" вся составлена из таких прозрачных, наивных метафор некоммуникабельности и отчуждения — как, например, общение сквозь целлофановую пленку, защищающую от ветра уличное кафе, или скользящие по лицу едущей на вызов героини вечерние огни Владивостока: у нее-то самой в окошке в этот момент темно, как и в ее наглухо заколоченной душе, где отключили электричество (за неуплату, возможно, по каким-то эмоциональным счетам). Когда авторы "Сказки..." начинают робкие визуальные экзерсисы с отражениями и расслоением реальности, тем самым высвечивается недостаток в фильме какого-то по-настоящему сказочного параллельного измерения. Там героиня, похожая на персонажей многих сказок — Снежная королева, которую обматерил мальчик Кай, Спящая красавица, накрытая пленкой от поцелуев, Золушка в погонах, с которой на балу--встрече одноклассников играют в игру "Искупай мента",— наконец могла бы исчезнуть, шагнуть за зеркало, за которым маловероятно, конечно, но вдруг что-то светит, кроме старости и одиночества и собственная душа оказывается не маленьким темным чуланом с никчемным барахлом, а пещерой сказочных сокровищ. Авторы, однако, отказывают героине в возможности вернуться туда, откуда ее занесло в неподходящую ей жизнь, и обещанная сказка оборачивается ложью о том, что, кроме кухни с жесткой табуреткой, разбитым корытом и вставшей поперек горла яичницей, деваться некуда.