Вокруг Рушди всегда что-то шумит. Стоит ему появиться на публике, за ним мерещится шахид с гранатой. Только в прошлом году он стал лауреатом "Букера Букеров", но его последний роман "Флорентийская чародейка" не вошел даже в шорт-лист премии 2008 года, несмотря на то что профессор и председатель, между прочим, букеровского жюри Джон Сазерленд пообещал съесть свой экземпляр романа, если Рушди эту премию не выиграет. И далеко не все читатели единодушны в оценке романа: если в Англии "Чародейку" дружно восхваляли во главе с господином Сазерлендом, то американская критика во главе с влиятельнейшей Мичико Какутани так же единодушно его разгромила.
Но, как любая шумиха, и хвала и ругань только притягивают читателя к каждому новому роману писателя. Тем более что во "Флорентийской чародейке" он попытался отойти от магического реализма и написать исторический роман. Десятилетия изысканий вылились в шестистраничную библиографию в конце книги. Среди героев романа, действие которого происходит в Индии и Флоренции XVI века,— Великий Могол, индийский император Акбар, английская королева Елизавета I, Петрарка, Савонарола и Никколо Макиавелли. Впрочем, без магии в романе все равно не обошлось.
"Колдовство совсем не обязательно осуществляется посредством таинственных снадобий, известных настоек или магических побрякушек. С помощью хорошо подвешенного языка можно добиться не меньшего эффекта" — этим искусством в совершенстве владеет флорентиец, который под именем Могор дель Аморе является ко двору Акбара Великого, чтобы рассказать ему свою историю: якобы он дядюшка великого императора, сын индийской принцессы, наследницы Чингисхана, и ее возлюбленного-итальянца.
С того момента, как ему удается начать рассказ, начинаются неясности, возникают все новые и новые персонажи, которые рассказывают все новые и новые истории. Но у историй всегда есть рассказчик и есть слушатель, а самый главный слушатель — сам Великий Могол, мысли которого автор то и дело позволяет нам узнать.
Историчность этого романа, конечно же, совершенно условна. Никогда не существовавшая принцесса Анджелика из "Неистового Роланда" Ариосто становится тут действительно существовавшей принцессой, вымаранной из хроник за то, что отказалась возвращаться домой из убежища в Персии. В свою очередь, знаменитая Джодха, любимая жена императора Акбара, объявляется вымыслом: "Ни одна живая душа не смела оспорить ее существование. В тиши женских покоев, в шелковых лабиринтах дворца ее влияние и власть крепли день ото дня. Тансен слагал в ее честь песни, а в галерее искусств ее красота была запечатлена кистью живописцев и воспета в стихах поэтов".
Правда или вымысел: что важнее? Какая история для нас более значима: та, которая хроника, или та, которая рассказ о жизни каждого отдельного человека? В любом романе Рушди главным героем неизменно становится обычный человек, даже на фоне великих событий ему важнее судьба этого everyman. На встрече с читателями в Копенгагене он вспоминал слова своего друга, католического священника: на смертном одре каждый пытается рассказать историю своей жизни. А история частного человека никогда не идет прямым путем, слишком много приходится рассказать.
"Главный вывод, к которому я пришел в процессе написания романа,— говорит Рушди в интервью,— меняется история, но не меняются люди". В его последнем романе, как и во всех, возникает тема взаимопроникновения Востока и Запада, но тут уже совсем непонятно, кто куда проник. "Возможно, проклятие рода человеческого заключается не в том, что все мы разные,— размышляет Могор дель Аморе,— а именно в том, что все мы очень похожи". Каждый герой — сам себе Шахерезада, он стремится рассказать о себе собственную сказку, в которой смешиваются настоящее и выдуманное.
Именно потому у романа не может быть финала, читатель, который будет ожидать от этого парада историй хоть какой-нибудь развязки, будет разочарован. Литература у Рушди превращается в поток беспрерывного нарратива, безупречного даже и в своем стремлении к бесконечности. За это его и восхвалила строительница совсем других вымыслов Урсула Ле Гуин. "Это мир рассказа,— написала она.— Детский мир, доисторический, унаследованный нами от предков, мир, где все мы императоры волшебства, которые придумывают правила по мере движения вперед. Это поразительной силы удар по современному литературному вымыслу, в котором мы не можем отказаться от нашего знания о существовании других миров, о повседневной жизни, чьи законы физики не могут быть нарушены и чьи государства были описаны Никколо Макиавелли".
СПб.: Амфора, 2009