Биеннале современное искусство
В галерее "Проун" на "Винзаводе" открылась выставка "Кудымкор — локомотив будущего. Куратор Екатерина Деготь и художник Леонид Тишков рассказывают историю Петра Ивановича Субботина-Пермяка". Этот специальный проект 3-й Московской биеннале современного искусства привезен из Перми и сделан совместно с Пермской государственной художественной галереей и Коми-Пермяцким краеведческим музеем им. П. И. Субботина-Пермяка при поддержке фонда "Новая коллекция". Комментирует АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Не сказать, что Петр Иванович Субботин-Пермяк (1886-1923) совсем уж забытый художник. В 1945-м его имя дали основанному им в родном Кудымкоре (так в старой орфографии, сейчас — Кудымкар) краеведческому музею. В 1970-х энтузиастам из Пермской художественной галереи удалось отреставрировать его рисунки и картины — те, что не успели сгнить на кудымкорской колокольне. В 1980-х в Кудымкаре открыли дом-музей, в Перми устроили персональную выставку, потом вышла монография. Но, оставшись местной достопримечательностью, в большую историю отечественного искусства он так и не попал, хотя был столь же характерной ее фигурой, как и Павел Филонов, только другого масштаба.
Довольно вялая и подражательная живопись: в 1910-е годы символистская, малявинско-рериховская, в 1920-е — кубистическая, бубнововалетская. Футуристическая графика: эскизы к революционной наглядной агитации ("Красный солдат — друг, хранитель и брат" — в 1919-м он участвовал в праздничном оформлении Москвы к годовщине создания Красной Армии), сплошь состоящие из общих мест, как и его компилятивный теоретический труд "Приемы и системы нового искусства", репринт которого издали к выставке. Это если говорить о его собственном художественном творчестве. Однако в случае Субботина-Пермяка главным было творчество коллективное и социальное.
Крестьянский сын, по крови наполовину пермяк (отсюда и приставка к фамилии), он наперекор родителям сбежал в Москву — учиться на художника в Строгановское училище, вошел в круг авангардистов, благо жена приходилась дальней родственницей уральскому футуристу-авиатору Василию Каменскому. Устроился в Москве: преподавал в Строгановке, подвизался декоратором в легендарном кабаре "Летучая мышь", пропагандировал коми-пермяцкие орнаменты в прикладном искусстве. Но после революции рванул на родину — приобщать коми-пермяков к новому искусству. Устраивал художественно-промышленные мастерские наподобие ВХУТЕМАСа в Перми, Кудымкаре и Кунгуре, куда принимались все желающие вне зависимости от одаренности, открыл в Кудымкаре музей, собрав в нем пермяцкие набойные доски и прочие этнографические раритеты, издавал книги, читал лекции, преподавал, боролся с бюрократами и ретроградами. Сгорел на работе — умер от туберкулеза. От этого революционного культурстроительства мало что осталось: мастерские позакрывались, субботинская школа не сложилась — работы учеников-"будхудов" (будущих художников), лучшие из которых потом уехали в Москву и Ленинград, демонстрируют полный идейный и стилистический разброд.
Эта печальная и типичная для эпохи биография была бы интересна разве что специалистам по русскому авангарду, если бы не усилия артистов-кураторов Екатерины Деготь и Леонида Тишкова, которые превратили Субботина-Пермяка и незадачливых "будхудов" в этаких персонажей тотальной инсталляции в духе Ильи Кабакова. Выставочное пространство напоминает рабочий клуб, завешанный кумачовыми лозунгами с цитатами из писем Субботина-Пермяка ("Разгадать смысл и значение интуитивных утверждений!"), где есть доска почета из фотографий кудымкарцев времен "военного коммунизма" и крутят документальную кинохронику "Возрожденный народ" 1940 года, тоже прорезанную субботинскими высказываниями. Опусы учителя и учеников перемешаны с набойными досками и пермской деревянной скульптурой, житие коми-пермяцкого апостола авангарда рассказано в цикле агиографических рисунков Леонида Тишкова — блистательной стилизации под футуристическую графику. Все это актуализирует архивный материал, пусть и не без ущерба первоисточнику: ведь художник Тишков, для которого художник Субботин стал очередным лирическим героем, подчас затмевает своего двойника.
Проект, показанный этим летом в Пермской художественной галерее, идеально соответствует программе Марата Гельмана по превращению Перми в культурную столицу. И также идеально вписывается в сформулированную Жаном-Юбером Мартеном программу 3-й Московской биеннале "Против исключения". Не только потому, что восстанавливает исключенный из большой истории искусства эпизод истории локальной, но и потому, что рассказывает эту историю единственно возможным в обществе спектакля языком — языком утонченного интеллектуального зрелища.