Что было на неделе

       Отставка первого вице-премьера Чубайса уже приносит благотворные плоды — Россия всего за десять дней превратилась в великую автомобильную державу. Сказанное, конечно, не следует понимать в том смысле, что иномарки котируются теперь по цене металлолома, а российские экипажи пользуются ажиотажным спросом — есть иные, более надежные признаки величия. Отныне и политическая борьба и экономическая дискуссия ведутся исключительно в сфере автомобилизма и в автомобильной же терминологии: экономические обозреватели, словно до этой недели они все работали в журнале "За рулем", рассуждают исключительно на тему "пропадай моя телега, все четыре колеса", а вместо диковинных выражений "агрегат М2", "стенбай", "овердрафт" сыплют новыми терминами: "трамблер", "бендикс", "кардан" etc. То же и в кадровой политике: в один и тот же день правительство Москвы подтвердило новый курс на деприватизацию, добившись снятия навязанного заводу акционерами-волчеризаторами гендиректора ЗИЛа Александра Ефанова, при котором завод "лег на бок", а правительство РФ еще более укрепило дух реформ, назначив экономическим вице-премьером гендиректора ВАЗа Владимира Каданникова, чей завод давно уже лежит на том же боку, что и ЗИЛ. В ходе реализации нового курса ЗИЛ и ВАЗ должны перевернуться с одного бока на другой, что и докажет необходимость назревших перемен.
       В духе популярных ныне "Старых песен о главном" автомобильное величие державы можно будет практически реализовать в стиле ретро, вспомнив описанный еще Ильфом и Петровым автомобильный проект, загубленный, к сожалению, в годы сталинизма. Тогда, как сообщали писатели, наличествовала группировка национальных производителей, полагавших, что России с ее неоглядными просторами, живописными проселками и душистыми портянками необходим особый тип автомобиля, "автотелега", соответствующая отечественной ментальности — "хряснет мужичок по мотору, захрюндит машина, ахнет, пукнет и захардыбачит себе по буеракам". Горячие заверения официальных лиц о неизменности курса на преобразования следует, вероятно, понимать в том смысле, что под водительством т. Каданникова и верхом на его продукции Россия еще более успешно захардыбачит по пути реформ. Впрочем, ильфпетровские герои-производители уловили глубинную суть явлений. "Шел я раком по буеракам", — это ведь и в самом деле идеально точная формула российского реформаторства.
       Выработка более детальной формулы пока вряд ли представляется возможной, поскольку подлежащий обобщению материал отличается чрезвычайным разнообразием. По итогам общения с президентом РФ приморский губернатор Евгений Наздратенко с удовлетворением отметил, что "Борис Ельцин в последнее время пересмотрел свои взгляды, это своего рода прозрение президента". Оценка представлялась тем более верной, что президент заявил собеседнику: "Пора прекратить разговоры о стабилизации и остановке инфляции". Однако, распрощавшись с Наздратенко, прозревший президент отправился в баумановский институт, где сообщил студентам: "Политико-экономический курс страны не подвергается ревизии. Этот курс — главное в моей политической деятельности на посту президента, изменять я его не собираюсь", — т. е. как бы снова впал в ослепление.
       Царь — всему голова, и процесс гармонических колебаний с неменьшей силой охватил президентских соратников. Первый вице-премьер Олег Сосковец поначалу констатировал, что "в ходе проведения реформ было допущено много ошибок, обусловленных попытками некоторых руководителей напрямую перенести практику рыночных отношений других стран на российскую почву. Этот опыт необходимо признать отрицательным". Однако на следующий день первый вице-премьер признал порицаемый им опыт уже вполне положительным, отметив, что "правительство РФ не намерено вносить принципиальных изменений в проводимую экономическую политику", ибо "жесткому бюджетно-финансовому курсу нет альтернативы". Гибкость тем более впечатляющая, что немедленно вслед за тем Сосковец особо подчеркнул: "Правительство не будет менять свою политику в зависимости от политической конъюнктуры". Очевидно, синхронизированные с разнообразием президентских высказываний диалектические мысли Сосковца были порождены имманентной сложностью экономической конъюнктуры.
       Сам президент, характеризуя свои взаимоотношения с правительством, указал, что "мы дуем в одну дуду". Однако дуда выдувает из себя такое удивительное попурри из шопеновского марша и польки-бабочки, так что помощник президента по экономическим вопросам Александр Лифшиц, комментируя назначение автомобилиста Каданникова, вместо того, чтобы в стиле президента радостно сообщить прессе: "Ай-ду-ду! ай-ду-ду! я возьму свою дуду", уныло заметил: "Все может определиться лишь в результате заявлений и действий нового первого вице-премьера", — подвергая тем самым эффективность дуды известному сомнению.
       Ввиду такой царящей наверху полифонии, президентским помощникам, избегая не вполне уместных в нынешних обстоятельствах бодрых зачинов из "Конька-горбунка", разумнее было бы прибегать к мудро-печальным притчам. Согласно одной из них, к раввину пришел реб Лейзер и сообщил, что служащий предметом спора черный теленок принадлежит ему. Раввин отвечал: "Ты прав, реб Лейзер". Затем явился реб Мендель и сообщил, что, напротив, теленок принадлежит ему. Раввин отвечал: "Ты прав, реб Мендель". Когда реб Мендель удалился, помощник раввина по экономическим вопросам воскликнул: "Равви, но не может же теленок принадлежать и ребу Менделю, и ребу Лейзеру!" Раввин отвечал: "И ты прав, Менухим".
       К сожалению, не все способны быть, подобно вице-премьеру Сосковцу, твердыми в своей политике и не менять ее в зависимости от политической конъюнктуры и в связи с приближением президентских выборов. Бывший твердый ниспровергатель правительства Сергей Глазьев на вопрос, поддержит ли он президента РФ Ельцина в случае, если тот выдвинет свою кандидатуру на второй срок, отвечал, что "это — вопрос сложный".
       Как раз тут говорить о сложности довольно трудно. Состоя в КРО, выдвинувшем ген. Лебедя на пост президента, Глазьев, очевидно, должен поддерживать Лебедя, что тем самым исключает возможность поддержки Ельцина. Разве что сложность связана со слухами, согласно которым до назначения Каданникова вакантный чубайсовский пост предлагался еще и Глазьеву, что и осложнило доселе кристально ясную ситуацию.
       Обратился из Савла в Павла и либеральный демократ Жириновский, причем обращение также произошло с ним в ходе путешествия — только не в Дамаск, а в Страсбург, на сессию Совета Европы. Выступая со страсбургской трибуны, лидер ЛДПР гневно обличал случаи нарушения прав человека в ФРГ, где "жертвой угнетения становятся турецкие рабочие".
       Два года назад лидер ЛДПР с не меньшим гневом обличал засилье рабочих-иммигрантов в странах Западной Европы, а его великодушие к турке и вовсе представляется нравственным подвигом, ибо, отсидев в годы молодости в турецкой тюрьме за пропаганду идей марксизма-ленинизма, либеральный демократ проникся чрезвычайной ненавистью к туркам и с тех пор желал им всяческой погибели. Все дивились чудесной перемене в лидере ЛДПР, покуда тот в кулуарах Совета не изъяснил ее природу: "Спокойно, я меняю имидж".
       Что же до избранного председателем Совета федерации члена Политбюро ЦК КПСС Егора Строева, то ему даже не пришлось менять имидж, ибо сочлены по верхней палате обращались к Строеву совершенно как Павел Иванович Чичиков к идеальному помещику Костанжогло, восхваляя его "мудрость управлять трудным кормилом сельского хозяйства, мудрость извлекать доходы верные, приобресть имущество не мечтательное, а существенное, исполня тем долг гражданина, заслужа уваженье соотечественников". Присоединившись к хору хвалителей идеального помещика, профессор МГУ Юрий Лужков особо подчеркнул, что еще в былые времена "Строев был не партийным работником, а человеком, умеющим решать вопросы".
       Основное занятие партработника заключалось как раз в том, чтобы "решать вопросы", и с логической точки зрения высказывание проф. Лужкова звучит примерно как "это не портной, а человек, занимающийся пошивом брюк и пиджаков". Возможно, дело в том, что проф. Лужков, по собственному признанию, очень "любит решать вопросы", но почему-то боится, чтобы его ошибочно не сочли крепким партработником — хотя по нынешним временам что же в том дурного?
       МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...