Губернатор Пермского края Олег Чиркунов с помощью московского галериста Марата Гельмана хочет сделать из Перми культурную столицу России, но до сих пор никто не знает точно, чем станет Пермь по окончании проекта — русским Бильбао или Нью-Васюками. С подробностями — корреспондент "Власти" Олег Кашин.
"Пермофобия как она есть"
Волгу называют великой русской рекой, Каму — почти никогда. Ну обыкновенная река, на свете таких много. А британец Чарльз Батлер, возглавляющий совет директоров ОАО "Порт Пермь", называет Каму уникальной рекой. "В европейских городах нет водоемов, подобных Каме,— сказал Батлер в интервью пермскому "Коммерсанту".— Рейн и Дунай кажутся ручейками по сравнению с ней". Похвалу иностранца в России всегда ценили выше похвалы соотечественника, даже если иностранец получает зарплату у пермских бизнесменов и даже если река, которую иностранец сравнивает с Дунаем и Рейном, если смотреть на нее с городской набережной хотя бы десять минут, может ввергнуть в совсем катастрофическую тоску.
Хотя, наверное, источник тоски все-таки берег. Заброшенные железнодорожные пути и портовые постройки, какие-то промзоны и разбитый асфальт крайне неуютной набережной, к парапету которой зачем-то приварены большие розовые буквы "Счастье не за горами". Вообще-то это известная пермская поговорка, указывающая на вечную ревность губернской Перми к бывшему уездному Екатеринбургу, превратившемуся в уральский мегаполис. Между Пермью и Екатеринбургом — Уральские горы, и "счастье не за горами" переводится как "счастье не в Екатеринбурге", но московский художник-концептуалист Борис Матросов, автор "Счастья", вряд ли знал или думал об этом, когда впервые демонстрировал композицию из розовых букв на холмах подмосковной Барвихи на фестивале "Арт-поле" в 2004 году. "Счастье" привезли на набережную Камы из Барвихи, и Всеволод Аверкиев не так уж и неправ, когда говорит, что "Счастье не за горами" — это московский, а не пермский лозунг.
Всеволод — главный художник пермского академического театра "Театр".
Пермский академический театр "Театр", основанный в 1924 году как Театр рабочей молодежи,— старейший государственный театр Перми, до 2004 года — Пермский академический театр драмы. |
Здание театра (самый центр города, улица Ленина, огромный пустырь, который почему-то называют эспланадой: на одном конце пустыря здание краевого законодательного собрания, на другом — театр) построено в 1982 году и по-позднесоветски циклопично. Хозяйство главного художника — какие-то скалы из папье-маше, занавесы, костюмы — свалено в огромном, с футбольное поле, пустом помещении, на полу которого расстелена огромная афиша фестиваля "Территория".
"Территория" — международный фестиваль-школа современного искусства, проводимый при поддержке администрации президента РФ с 2006 года. Идеологию фестиваля сформулировал Владислав Сурков, который сказал, что "одним из приоритетных направлений государственной политики в области культуры и современного искусства является поддержка инициатив талантливой творческой молодежи". "Территория-2009" проводилась в Перми. |
Аверкиев ходит по этой афише и рассказывает, что уже который месяц он бездельничает на работе, регулярно при этом получая зарплату: на новых спектаклях работают только московские художники, а единственное, чего требует от Аверкиева его начальство,— это не вмешиваться в процесс.
— Директор театра — хороший в общем человек, наш, пермский — сказал мне, что я от настоящего театра далек, а театр должен работать только с лучшими. Я его знаю много лет, он действительно хороший, но очень восприимчив к чужому мнению. У него вообще своего мнения нет, он транслирует чужое. Говорит, что в Перми художников нет, настоящие художники — только в Москве, а в Перми — одни неудачники. Приказал мне не приближаться к московским художникам, когда они здесь работают. Я и не приближаюсь, хоть это и идиотизм с мракобесием.
После такого вступления глупо спрашивать у Всеволода, как он относится к превращению его города в новую культурную столицу, но я все-таки спрашиваю.
— Я настолько уверен, что все это закончится ничем, что не вижу смысла принимать чью-либо сторону,— неожиданно обтекаемо отвечает Аверкиев и пускается в рассуждения по поводу того, почему Пермь никогда не примет и не переварит московскую культурную экспансию.
— Это на несколько веков вглубь надо уйти, чтобы объяснить,— говорит художник.— В наши уральские заводские традиции. Самое высокотехнологичное производство во всей Российской империи, при этом хозяева — далеко, а на месте — управляющие, техническая интеллигенция. Отсюда очень либеральные отношения между работодателем и рабочими, которые к тому же имели собственную землю и чувствовали себя полноправными хозяевами даже во времена крепостного права.
Рассказывает, как работал полгода в Нижнем Новгороде, в котором уральских традиций, конечно, нет ("Там у людей крепостной менталитет"). Однажды к Всеволоду пришел театральный электрик, жаловался: жена болеет, зарплата маленькая, жить невозможно. Всеволод проникся и пошел к директору, предложил: вместо того чтобы нанимать таджиков счищать с крыши снег, давайте поручим это электрику и заплатим ему 7 тыс. руб., которые есть на очистку крыши в театральном бюджете. Директор согласился, а электрик обиделся: "Я не дворник, я электрик".
— А хотите неполиткорректный пример? Вот у нас министр культуры — Мильграм, главный идеолог — Гельман. Сити-менеджер тоже еврей. И никого здесь это не цепляет. В Нижнем Новгороде такого никогда бы не было. У нас разные ментальности, мы более зрелые и объективно к себе относимся. И когда к нам вдруг приезжают какие-то люди, которые думают, что едут развивать культуру в каком-то диком краю, как мы должны к этому относиться? Как англосаксонские колонизаторы: дарят туземцам галстук и пытаются убедить их, что они теперь джентльмены. Вначале забавно, а потом раздражает. Пермофобия как она есть.
Дешевле, чем баскетболист
Министр культуры Пермского края и бывший худрук театра "Театр" Борис Мильграм ни на пермофоба, ни тем более на колонизатора не похож — он местный, он прожил в Перми, как говорит сам, 20 лет активной жизни, ставил здесь свои спектакли, а в 1991 году уехал с этими спектаклями в Москву. Говорит, что была потребность построить собственный театр, но в Москве не получалось, а тут знакомый по прошлой жизни вице-губернатор позвал обратно в Пермь: местному драмтеатру был нужен художественный руководитель. В первые дни нового 2004 года Мильграм полетел в Пермь на разведку, соседом по самолету оказался член Совета федерации (теперь — губернатор Пермского края) Олег Чиркунов.
— Он мне сказал: не соглашайся, не бросай Москву. А я уже настроен был согласиться и возражаю: "Почему не соглашайся? Есть возможность сделать театр европейского уровня". Чиркунов задумался: "Сколько стоит самый дорогой режиссер в мире?" Я вспомнил Петера Штайна, которому платили по $100 тыс. за постановку, Чиркунов задумался еще больше: "Слушай, это на порядок дешевле, чем один баскетболист "Урал-Грейта". Соглашайся, деньги есть".
Через два месяца губернатора Юрия Трутнева назначили федеральным министром природных ресурсов, край (тогда — область) возглавил Олег Чиркунов.
— Он сразу взялся продвигать территорию и аппаратными, и имиджевыми способами. Не из любви к искусству, а из прагматических соображений,— хвалит своего нынешнего начальника Мильграм.
Я спрашиваю:
— Территорию и себя?
Мильграм кивает:
— Ну и себя, конечно, тоже.
В его изложении история культурного преображения Перми выглядит так. Олег Чиркунов написал статью о культурном потенциале региона (губернатор и худрук театра много разговаривали на эти темы, и, очевидно, в статье было много мыслей Мильграма), статью прочитал член Совета федерации Сергей Гордеев, сочетавший рейдерскую репутацию с имиджем ценителя искусств. Гордеев привез в Пермь художника Илью Кабакова, тот позвал с собой галериста Марата Гельмана. Гельман устроил в Перми выставку "Русское бедное".
"Русское бедное" — выставка современного искусства, организованная Сергеем Гордеевым. Куратор — Марат Гельман. На выставке представлены работы 36 художников, использующих самые простые (бедные) материалы — картон, старые доски, резину, железо, уголь, кафельную плитку, полиэтилен, мыло. Как сказано в пресс-релизе выставки, "такой подход обнаруживает и наглядно демонстрирует все качества современного российского искусства — искусства подлинного, глубинного, уводящего от наносной красоты к настоящему чуду. В этих поисках есть форма, диалог с историей искусства и социальная ответственность, а также стремление найти прекрасное в простейшем". |
— И у нас все получилось,— продолжает Мильграм.— В результате в городе есть Музей современного искусства, и вообще много чего есть. Новая сцена при театре Эдуарда Боякова, Центр развития дизайна Артемия Лебедева и прочее, прочее.
Пермский центр развития дизайна — возглавляемый Артемием Лебедевым региональный дизайн-центр, созданный на средства федерального и пермского краевого бюджетов в соответствии с концепцией создания центров дизайна, утвержденной Минэкономразвития в 2006 году. Среди задач, которые должен решать центр,— формирование имиджа города, развитие городской среды и повышение качества жизни горожан. |
Театром "Театр" (новое имя Пермскому драмтеатру сам Мильграм и дал) Борис Мильграм руководил четыре года. Когда за Маратом Гельманом в Пермь потянулась "вся Москва", Олег Чиркунов позвал Мильграма работать министром культуры.
— Он сказал: "У культуры есть шанс расположиться, как нигде никогда не было. Нужна культурная столица, столица процесса. Место, куда все хотят приехать, чтобы реализоваться".
Законтрактованный специалист
Пока массового паломничества тех, кто едет, чтобы реализоваться, в Перми нет, зато есть Марат Гельман. Его действительно привезли сюда член Совета федерации Гордеев и художник Кабаков, и он действительно (по крайней мере, он сам об этом так говорит) сделал на Пермь свою основную ставку на ближайшие годы.
— У меня контракт на три года, но если я начинал как инструмент, законтрактованный специалист, то теперь я уже субъект.
Официальный статус субъекта достаточно скромен: Марат Гельман — директор Музея современного искусства, а когда в Перми откроется Центр содействия дизайну, Гельман будет его президентом. Но должности особого значения не имеют. Всеволод Аверкиев называет Гельмана пермским Распутиным:
— Куча влияния и никакой ответственности. Особа, приближенная к жопе императора.
Разговаривая с Олегом Чиркуновым, я не рискнул повторить присказку про приближенную особу, но по поводу кучи влияния при нулевой ответственности спросил. Олег Чиркунов ответил:
— Мне не кажется, что я превращаюсь в марионетку. Я просто прислушиваюсь к Марату, как и к другим умным и успешным людям. До "Русского бедного" я к нему прислушивался вполуха, но когда выставка прошла, я понял и своими глазами увидел, что Марат открыл золотую жилу. А любого, кто делом доказывает, что что-то умеет, я всегда слушаю.
Олег Чиркунов и до появления в Перми Марата Гельмана был модным и продвинутым губернатором. Он до сих пор не вступил в "Единую Россию", в его кабинете не было портрета Владимира Путина и тем более сейчас — Дмитрия Медведева, он ведет собственный блог в ЖЖ и совещается с министрами посредством ICQ. Разговаривает тоже не вполне губернаторским языком:
— Сказать, что у нас есть железная логика, железное обоснование нашей правоты нельзя, и поэтому мы не имеем права претендовать на всеобщую поддержку. Мы сами себе пытаемся ответить на вопрос, что должно здесь быть, чтобы люди захотели жить в Перми. Что нужно, чтобы конкурировать с Европой, Нью-Йорком, Индией как с местами, куда уезжают люди, достигшие всего в Москве. В 40-50 лет человек начинает думать: я проедаю то, что у меня уже есть, или я готов начать что-то новое? До сих пор в России не было пространства для того, чтобы начинать новое, и неизбежно появление точек роста, ориентированных вот на этих людей. Мы хотим стать первой такой точкой, культурной столицей.
Впрочем, трудно сказать, своими или гельмановскими мыслями делится губернатор. Марат Гельман рассказывает, что словосочетание "культурная столица" применительно к Перми вначале появилось "как технический термин".
— Мы хотели зафиксировать важность для нас следующих вещей: большого количества культурных событий, стечения деятелей искусств отовсюду, наличия творческой конкуренции и возможности артистической карьеры, появления культуры на первых полосах, чтобы люди активно ее потребляли и обсуждали в общественном транспорте. Вот был такой технический термин. Потом он вдруг аттрактировал западную прессу, потом Москву, Питер, Екатеринбург, а потом мы оглянулись по сторонам и поняли: вот наш шанс.
"Нет конфликта — нет пьесы"
В каком-то смысле, впрочем, и без Марата Гельмана Пермь могла бы претендовать если не на звание культурной столицы, то на место во всероссийском культурном контексте. Премьера фильма Павла Лунгина "Царь" — событие вполне пермское, сценарий фильма написал Алексей Иванов. Самый знаменитый пермский писатель ("Золото бунта", "Сердце Пармы", "Географ глобус пропил") одновременно — самый радикальный критик проекта культурной столицы. Марату Гельману, кажется, нравится, что у его проектов есть такой критик:
— Писатель-почвенник — это нормально,— говорит Гельман. Борис Мильграм объясняет более развернуто:
— Иванов был здесь один, а теперь всех много. Когда мы все это начали, он сказал, что согласен с нами работать. Предложил делать 12-томное издание Библиотеки Перми — произведений наших писателей. Хотели еще делать музыкальный спектакль "Сердце Пармы", и мы до сих пор ищем композитора. Но в какой-то момент какие-то вещи Иванову начали активно не нравиться. Сначала ему не понравилось "Русское бедное", потом он возмущался, что Гельману дали премию пермского землячества, потом еще что-то. Теперь он нас постоянно критикует, но это ведь хорошо: полемика, скандал — нам на руку. Нет конфликта — нет пьесы.
Писатель Иванов долго отказывался дать мне интервью: "Я же знаю, зачем я вам. Хотите показать, что есть такой идиот Иванов, которому все не нравится и на фоне которого Гельман выглядит светочем". Поворчав, однако соглашается разговаривать.
— Вы считаете, мы должны гордиться тем, что о Перми стали больше говорить за ее пределами? Но о Перми и так много говорят. И в связи с падением "Боинга", и в связи с инкассатором Шурманом, который ограбил Сбербанк, и в связи с взбесившимся автобусом. Любой Урюпинск, потратив такие деньги, получит что угодно, хоть ожившего Майкла Джексона, и я не понимаю, чем я должен гордиться? Тем, что у нас появился меценат Гордеев, который привез к нам Гельмана, а потом оставил его на попечение краевого бюджета?
Иванову не нравится, что в бюджете края на 2010 год на поддержание Музея современного искусства запланировано 150 млн руб., но Олег Чиркунов возражает, в масштабах края это не настолько большие деньги, как кажется писателю:
— Тут просто другие параметры. На любой из культурных проектов мы тратим миллионы, а на, допустим, здравоохранение — десятки миллиардов. Порядок несопоставим, никто никого не обкрадывает.
"Никаких если"
— Я не заметил, чтобы к нам приехал Олег Табаков или Алексей Балабанов,— говорит Алексей Иванов.— Даже Тимати не приехал набить морду нашему рэперу Сяве, как обещал. Едут только друзья Гельмана — Серебренников, Гай Германика, Бояков, и все не за свои деньги, а за деньги нашего бюджета. Нью-Васюки не станут столицей мира, просто Остап Бендер нарубит бабла. А закончится все очень просто: сменится власть, и все лопнет, как шарик.
О том, продолжится ли новая культурная история Перми после смены региональной власти или если вдруг Гельман утратит интерес к проекту, в городе спорят постоянно. Марат Гельман возможность смены власти отметает сразу: "Никаких если. Олег останется еще на два-три года точно",— а на вопрос, что будет, если из Перми изъять его или Мильграма, отвечает:
— Без Мейерхольда нет театра Мейерхольда. Без Гельмана будет по-другому. Но как раньше уже не будет. Необратимо будет после следующих думских выборов. Когда окажется, что это единственный позитивный проект такого масштаба.
Марат Гельман имеет в виду тезис "жизнь в России возможна не только в Москве". Ему кажется, что на выборах 2011 года успех (в котором он не сомневается) пермского культурного проекта будет серьезным политическим фактором, хотя и оговаривается:
— Проект можно для этого использовать, но сам он не для этого создается. Если ты закрываешь Ван Гогом дырку в стене, это не значит, что художник для этого создавал картину. Можно использовать и так и сяк.
Олег Чиркунов о политической составляющей проекта, по его словам, не задумывался и даже ни разу не разговаривал о нем ни с президентом, ни с премьером. (Правда, уже после нашего разговора в блоге губернатора появится запись: "Состоялась встреча с Владимиром Владимировичем Путиным. В той части, на которой не присутствовали журналисты, доложил о наших амбициях на "культурную столицу". Получил активную и заинтересованную поддержку".) Единственный федеральный чиновник, соавторство которого в культурном проекте признает Олег Чиркунов,— это заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков, неофициальный вдохновитель фестиваля "Территория" и давний друг Марата Гельмана.
— Он рекомендовал по этим проектам очень многих людей,— говорит губернатор.— И Марата в том числе. Не познакомил, но рекомендовал.
Привязанность кремлевского идеолога Суркова к современному искусству известна давно. В прошлом году Сурков даже написал статью "Полисский въезжает" о художнике Николае Полисском и его гигантских инсталляциях из дерева, лыка и прочих традиционных материалов. Композиция Полисского "Столбы" с некоторых пор стоит перед фасадом бывшего Речного вокзала Перми, теперь здание занимает гельмановский Музей современного искусства. "Столбы" стоят перед свежеоштукатуренным фасадом, а с тыльной облезлой стороны здания, с набережной Камы (там, где написано "Счастье не за горами") — кривой деревянный забор и калитка с наклеенным на нее листком бумаги, на котором от руки написано: "Служебный вход в музей". И взгляда на этот листок, калитку и забор в общем достаточно, чтобы понять, что до той необратимости, о которой говорят Гельман, Мильграм и Чиркунов, как-то очень далеко.