В ночь с 13 на 14 апреля корреспондент "Ъ" оказался единственным посторонним журналистом, которому удалось проникнуть в помещение телекомпании НТВ и собственными глазами наблюдать смену власти. Репортаж ЕЛЕНЫ ТРЕГУБОВОЙ.
В ночь с пятницы на субботу мне удалось попасть на НТВ просто чудом: неделей раньше Евгений Киселев, у которого я брала интервью, выписал мне декадный пропуск. Срок годности этого "проездного" истекал как раз 14 апреля, в субботу. Новая охрана, выставленная газпромовцами, заныла было, что все пропуски отменены, но потом вдруг их начальник подошел ко мне и почему-то шепотом сказал: "Проходите". Зам Бориса Йордана Рафаэль Акопов, который в тот момент был на НТВ за главного, не без гордости объяснил мне:
— Вы будете здесь единственным журналистом, который потом всем расскажет, что мы тут никого не убили.
Так около пяти утра я стала последним человеком, которого на восьмой этаж телецентра, где располагается НТВ, пропустили по бумажке с атавистической надписью "К Киселеву".
Оператор, который был очевидцем начала штурма телекомпании, рассказал мне, как все было:
— Часа в три утра мы вернулись со съемок, а в здание телецентра не пускают, говорят, бомба. Потом выяснилось, что бомба — это Кулистиков.
Владимир Кулистиков, новый главный редактор, был водворен на восьмой этаж с помощью охранной фирмы "Инвест-секьюрити", нанятой Йорданом и Кохом. Старой, мостовской охране предъявили акт о расторжении с ней договора. И хотя энтэвэшники все последнее время и говорили о незаконности нового руководства, но охрана их на безумство храбрых, разумеется, не решилась и сдалась без боя.
Маше Шаховой, жене Киселева и по совместительству пресс-секретарю телекомпании, немедленно объявили, что она уволена. "Женька, меня уже не пускают внутрь, я не знаю, что они там делают",— жаловалась она мужу по сотовому телефону, сиротливо топчась в предбаннике на лестничной клетке. "Женя сейчас в Соте-Гранде у Владимира Александровича (Гусинского.— "Ъ"), он полетел ровно на один день посоветоваться. Я уверена, что именно из-за его отсутствия они и решились сегодня на захват",— поделилась со мной Маша.
В этом же фильтрационном пункте оседали и другие сотрудники НТВ, которым не посчастливилось попасть в специальный "список Йордана".
Внутри же по коридорам уже неродной телекомпании в полном смятении бродили Светлана Сорокина, Григорий Кричевский, Павел Лобков, Марианна Максимовская, Михаил Осокин и другие противленцы.
Бледная Света Сорокина пересказала мне свой разговор с Кулистиковым:
— Представляешь, я его спрашиваю: "Володь, ты же все время кричишь, что ты православный! Как же ты мог такое сделать в Страстную пятницу, перед Пасхой?" А он мне: "Видишь ли, детка, есть такое понятие — государственные дела!"
— Подождите отчаиваться, может, они еще свинтят отсюда! Это же в конце концов незаконный вооруженный захват! Может, им еще хрен по деревне, а не Светлое воскресение будет! — подбадривал коллег Кричевский.
Но коллеги уже шли в комнату корреспондентской сети писать заявления об уходе.
В 5.40 приехал Олег Добродеев и при входе на НТВ трижды поклялся, что "ни-ко-гда!" не вернется на НТВ. Он также сообщил, что уволился с РТР; это оказалось неправдой спустя всего несколько часов.
В 6.10 на восьмой этаж с гордо поднятой головой прошествовали вожди "штрейкбрехеров" Леонид Парфенов и Татьяна Миткова во главе с Борисом Йорданом. Миткова уселась в комнате, где ее бывшие коллеги в гробовой тишине подписывали заявления, и принялась следить за ними немигающим взглядом, мерно покачивая ногой.
Олег Добродеев, который при входе демонстрировал публике нервный срыв, вдруг с ледяным спокойствием и цинизмом принялся внушать увольняющимся, что этим они "лишают себя профессии".
— Вы не подумайте, я ничего не лоббирую! Я вообще не знаком с Йорданом...
При этих словах он посмотрел в сторону Йордана, который молча стоял поодаль, и осекся:
— Я познакомился с Йорданом только первого числа! Йордан не мой друг, а Гусинского, по "Связьинвесту"! Так вот, я, как внутренне свободный человек, прямо вам скажу: НТВ сегодня имеет все шансы стать самым независимым и самым свободным!
После этого спича Добродеев взялся за индивидуальную обработку коллектива, вернее, той его части, которая казалась ему наиболее колеблющейся. Например, кремлевскому корреспонденту Алиму Юсупову он задушевно посоветовал:
— Алим, лично тебе, я считаю, еще рано уходить из профессии...
Но Алим с неожиданной твердостью произнес:
— Знаете, Олег Борисович, есть вещи поважнее профессии.
В это время Миткова, выйдя в коридор, объясняла низовому и среднему составу, что "если мы очень постараемся, то Олега Борисовича (Добродеева.— "Ъ") можно уговорить стать главным редактором НТВ" вместо Кулистикова. Йордану, который печальной одинокой птицей возвышался над всем этим смешением народов, вопросов никто не задавал. Только Аркадий Мамонтов (который уже давно вслед за Добродеевым перешел на РТР и неизвестно зачем в эту ночь оказался вместе с ним на НТВ) нарочито громким, митинговым голосом спросил:
— Борис Алексеевич, а зачем было вот так-то?
— Вот как так-то?! — меланхолично отрезал Йордан, на чем вопрос был исчерпан.
Мне Борис Йордан признался, что ему "жаль, действительно, очень жаль", что на его глазах уходит лучшая часть редакции.
— Зачем же вы тогда это сделали? Почему было не подождать хотя бы до решения арбитражного суда, который, кстати, наверняка бы был в вашу пользу?
— Я ждал уже две недели и больше ждать просто не мог.
Его заместитель Акопов с удовольствием объяснил мне причину такой нетерпеливости:
— Мы получили оперативную информацию, не скажу откуда, что рано утром в субботу сигнал канала НТВ планируется перекоммутировать на ТВ-6.
У Гриши Кричевского, которого я тут же наивно спросила, правда ли это, от изумления даже округлились глаза:
— Просто полная чушь! Зачем? Ведь для того чтобы перекоммутировать все обратно, им потребовалось бы просто нажать на кнопку!
Кстати, чуть позже Кричевский героически доказал свою правоту на деле. Именно благодаря ему ("Я просто попросил Колю Федорова нажать там какую-то пимпу!") с 8.00 до 8.10 вся страна видела по четвертому каналу не "штрейкбрехеров", оставшихся на НТВ, а уволившихся энтэвэшников, временно переселившихся на канал ТНТ.
Ровно в 7.40 стройная колонна во главе с Виктором Шендеровичем двинулась по запутанным коридорам искать Кулистикова, чтобы сдать ему стопку заявлений об уходе.
— Собрание еврейского трудового коллектива по избранию Шендеровича Моисеем объявляю открытым! — съязвил сам над собой Лобков.
Кулистиков встретил их с неестественной улыбочкой. Кара-Мурза срывающимся от волнения голосом объявил ему:
— Поздравляю, теперь вы захватили и первый, и второй, и четвертый канал.
Кулистиков искренне удивился:
— Я? Ребят, не надо меня демонизировать...
Сорокина в сердцах бросила, что чертушку и демонизировать нечего. На этом и простились. Процессия, снимая на память со стен собственные фотопортреты, двинулась на выход, а потом к зданию ТНТ, расположенному на противоположной стороне улицы Королева. Когда переходили дорогу, ошалевший водитель автобуса чуть не врезался в столб, увидев живого Лобкова с полутораметровым портретом Лобкова в руках. На ТНТ, как только Андрею Норкину удалось выйти в эфир с первым выпуском новостей, все сразу как-то расслабились. Шендерович, потягивая кока-колу лайт, предупредил товарищей, что "последнюю грудь кладет за свободу". И только несчастная монтажерша в истерике кричала в телефонную трубку: "Мама, мамочка! Умоляю, покрути еще каналы, посмотри повнимательнее. Мы же где-то должны быть в эфире!"