Премьера кино
Авантюрно-романтическая комедия "Я люблю тебя, Филипп Моррис" (I Love You Phillip Morris) пытается взглянуть на гомосексуализм под оригинальным ракурсом и проследить его органическую связь с криминальным складом ума. Необычный ракурс, однако, пытается вместить в себя слишком многое — и тюремный гей-романс, и плутовской роман, и философское эссе об антисоциальной тяге к свободе — в итоге картина показалась ЛИДИИ МАСЛОВОЙ такой же аморфной и рассыпающейся на глазах, как облако, которое является в ней ключевым художественным образом.
Авторы сценария "Филиппа Морриса" Гленн Фикарра и Джон Рекуа (на чьем счету такой бесспорный успех, как сценарий "Плохой Санта") взялись за режиссуру сами после того, как никто из их более опытных коллег, включая и съевшего немало собак на гомосексуализме Гаса Ван Сента, не понял, что они, собственно, хотели сказать историей добропорядочного полицейского, который после автокатастрофы осознал свою истинную сексуальную ориентацию, бросил жену с ребенком и переквалифицировался в комбинатора широчайшего профиля. Тот более или менее общеизвестный факт, что гомосексуализм — дорогое удовольствие, и позволить его себе, не нарушая закон, могут разве что процветающие представители творческих профессий, становится в фильме поводом для немногочисленных удачных шуток, одна из которых вложена в уста жены героя: "Все геи что-то воруют или бывают исключения?".
Человека, который противоестественным образом попадает в тюрьму, потому что становится гомосексуалистом,— а не наоборот, как это иногда случается по понятным причинам,— играет не совсем привычный, скупой на ужимки Джим Керри, а упомянутую в названии любовь всей его жизни — Юэн Макгрегор. Этот нежный гомосексуальный цветок большую часть времени отсиживается в библиотеке и никогда не отваживается выйти в тюремный двор: "Ты же знаешь, что ждет во дворе такого голубоглазого блондина, как я". Тем не менее и ему, и Джиму Керри удачно удается уйти во внешних проявлениях от того налета манерной слащавости, которой не избежал, к примеру, даже Шон Пенн в "Харви Милке".
Некоторое время возлюбленная пара наслаждается идиллией на одной шконке — многое в "Филиппе Моррисе" построено на оптимистической предпосылке, что в тюрьме можно на полную катушку наслаждаться жизнью вообще и гомосексуализмом в частности, потому что за деньги исполняется любой каприз, а деньги у героя Джима Керри чудесным образом не переводятся даже в его нескончаемых отсидках. Когда тюремная лирика авторам фильма все-таки поднадоедает, они выпускают героев на волю, где взявший на себя финансовое обеспечение парочки персонаж Джима Керри с неиссякаемым артистизмом становится то липовым адвокатом, то финансистом, потихоньку обворовывающим доверчивую компанию. Юмористические зарисовки производственных совещаний, участники которых с умным видом сыплют необъяснимыми аббревиатурами и загадочными коэффициентами ("Q3 не изменилось — это то же самое, что Q2, только на костылях"), дают повод сравнить "Филиппа Морриса" с фильмами братьев Коэн, но это чересчур лестное сравнение для картины, которой не хватает четкости мышления, позволяющей не только увидеть абсурд окружающей действительности, но и систематизировать его, подчинить некой причудливой, но все-таки логике.
Во второй половине "Филипп Моррис" становится все более однообразным, все чаще скатываясь в плаксивые выяснения отношений между влюбленными ("Как я могу любить тебя, если я не знаю, кто ты такой") или же предлагая малоувлекательное турне героя по различным тюрьмам и серию побегов, сопровождающихся уловками различной степени комичности — начиная от выкрашенной зеленкой поддельной формы тюремного врача и заканчивая попыткой выйти на волю, замаскировавшись колготками в сеточку и красными латексными трусами. Блистательным апофеозом мошеннической карьеры, венцом надувательского искусства становится тщательно продуманная, требующая много сил и времени, а также связанная с риском для жизни симуляция героем собственной смерти от СПИДа, но и эта шедевральная комбинация приносит мизерные плоды, так что единственным утешением в пожизненном заключении, до которого все-таки доигрался неисправимый романтик-авантюрист, остаются для него проплывающие в голубом небе облачка фаллической формы.