В воскресенье в Центральном доме журналистов состоялось торжественное вручение Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера прозаику Саше Соколову. Уроженец и гражданин Канады, новый лауреат прилетел в Москву накануне церемонии, получил чек на DM40 000, а уже на следующий день покинул столицу страны, языком которой он так виртуозно владеет.
Фонд Альфреда Тепфера (Гамбург) существует больше шестидесяти лет и помогает культуре практически во всей Европе. Пушкинская премия для русских писателей вручается с 1989 года. Первым ее получил Андрей Битов, и с тех пор в литературных кругах ходят упорные слухи, что именно он стал "серым кардиналом" премии. Разумеется, официально этот слух подтверждению не поддается, но Битов, как председатель Русского пен-центра, который патронирует мероприятие с нашей стороны, серьезное влияние безусловно имеет, и при желании в списке лауреатов за семь лет можно углядеть его "руку". Пушкинская премия присуждается "по совокупности" (в отличие, например, от букеровской, которая присуждается за конкретный роман) и вручается с предельно абстрактной формулировкой: в этом году она касалась "чистоты стиля", "независимости судеб", "новом статусе Я" и "набоковской традиции" — и подразумевает, что автор имеет известный авторитет и изрядную выслугу лет.
В таких премиях, вручаемых "группой общественности", близкой конкретному фонду своим любимым писателем, неизбежен привкус тусовочности. Но в этом случае мы имеем дело с весьма удачным вариантом премии "для своих": она достается в основном писателям, знаменитым не только "мужеством" и "художественностью", но еще и интеллигентностью и отчасти интеллектуализмом. После Битова ее получали Людмила Петрушевская, Фазиль Искандер, Олег Волков, Дмитрий Пригов, Тимур Кибиров, Белла Ахмадулина, Семен Липкин. Вполне достойный список. Надо, однако, иметь в виду, что Пригову и Кибирову премию вручили пополам, из чего можно заключить, что наиболее эстетически острые сочинители проходят через пушкинское жюри с большим трудом.
Потому лауреатство вполне "острого" Саши Соколова может показаться более неожиданным, чем, например, два предыдущих. Соколов — писатель очень "медленный" (3 романа за 15 лет), много, что называется, работающий над словом и доводящий в итоге это слово до состояния изрядной непроницаемости. Соколов — автор достаточно тяжелый и темный, чтение его текстов требует массы свободного времени и большого априорного доверия к автору. Сложные речевые конструкции следуют одна за другой, и каждой нужно уделить хотя бы немножко внимания.
Многие современные литераторы скажут, что они очень любят у Соколова те или иные приемы и находки (натурализацию грамматических отношений — "Он посмотрел на меня отчасти волком", средний род первого лица единственного числа — "Я тошнило", описания с помощью существительных без эпитетов или сплошных инфинитивов), но о "набоковской традиции" (сюжетность — увлекательность) говорить странно.
Роман "Школа для дураков" — самый знаменитый из трех больших текстов — посвящен мальчику с раздвоенным сознанием и приключениям этого сознания в декорациях и смыслах дачного поселка. Роман "Между собакой и волком" — стилистически смурным жителям хтонической Заитильщины, которая иногда кажется тяжелым сном впавшего в декадентщину Солженицына. Роман "Палисандрия" — кремлевским тайнам под аккомпанемент гермафродитизма, геронтофилии и того странного недуга, чье имя нам неизвестно, но чьи симптомы проявляются в коллекционировании могил. В самом начале текста Берия вешается на стрелке часов Спасской башни, и потом происходит большое количество не менее увлекательных событий. В общем, это триллер, но вряд ли кто из ценителей глянцевых лотошных книг сможет опознать в "Палисандрии" такой крутой жанр.
Судьба Соколова тешит интеллектуала: его слава гораздо шире, нежели доступность и популярность его текстов. Соколов явно принадлежит к высокой писательской номенклатуре и вошел он туда потому, что кто-то должен был занять клеточку "стилистического гения", "экспериментатора" и т. д., и т. п. Удобно, что эксперименты Соколова не вызывают социального шока (чтобы из-за "Палисандрии" возник скандал, ее должно было прочитать неподъемное для ее поэтики количество человек). Соколова удобно мыслить по графе "чистой эстетики". (Так Битов когда-то вошел в истеблишмент потому, что должен быть там интеллектуал.) Важнейшую роль сыграла рекомендация Набокова: в любой статье о Соколове мы прочтем, что Владимир Владимирович назвал в 1976 году "Школу для дураков" "лучшей книгой из современной советской прозы" ("набоковские традиции" в премиальной формулировке отсылают, наверное, к тому же источнику).
Кроме того, немаловажное значение имеет упомянутый статус "Я" Саши Соколова — как художественного (с откровенной шизофреничинкой), так и общественного (отшельническая жизнь, работа лесорубом). Это как нельзя лучше соответствует представлению о "чистом гении".
ВЯЧЕСЛАВ Ъ-КУРИЦЫН