Премьера театр
В варшавском Национальном театре состоялась премьера новой пьесы Ивана Вырыпаева "Танец "Дели"" в постановке автора. РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ уверен, что режиссер Вырыпаев предложил драматургу Вырыпаеву неожиданную интерпретацию текста.
Пьеса, по признанию автора, родилась в его общении с московскими театральными студентами, к которым Ивана Вырыпаева позвали обсудить взаимоотношения драматурга и актеров. Тогда-то и возникла потребность написать несколько одноактных пьес. В подзаголовке "Танца "Дели"" так и обозначено — "семь одноактных пьес", и каждая из них заканчивается ремаркой "актеры выходят на авансцену перед занавесом, кланяются публике". Хотя трудно себе представить, чтобы какую-либо из частей пьесы можно было исполнить отдельно: разумеется, они существуют только как композиция.
Семь миниатюр объединены местом действия — комната для посетителей в городской больнице и персонажами — молодой женщиной по имени Екатерина, ее матерью, подругой матери, ее возлюбленным Андреем, медсестрой, наконец, женой Андрея, которая появляется лишь в последней части. Ситуация от пьесы к пьесе смещается: первая начинается с того, что Екатерина узнает о смерти матери, во второй мать умирает только в середине, а в третьей она жива, хотя ей уже поставлен смертельный диагноз. Подруга матери, пару раз приносящая дурную весть, в другой части упоминается как покойница, причем давняя. В одной из пьес умирает сама главная героиня, в другой сводит счеты с жизнью жена Андрея — чтобы в последней одноактовке воскреснуть и получить, в свою очередь, известие о смерти мужа.
Если на этом остановить аннотацию, получится, что пьеса Ивана Вырыпаева — про множественность и относительность взглядов на жизнь, про то, что обстоятельства меняются в зависимости от того, что герои думают о себе и об окружающих, о невозможности "объективного" взгляда. Но в "Танце" есть еще один важнейший "персонаж" — тот самый удивительный танец, который умеет исполнять Екатерина и для описания которого даже у опытных критиков не хватает слов. Танец родился у героини где-то в Индии, посреди грязи, болезней и человеческого страдания. В пьесе о нем все время говорят, и постепенно загадочный, чужой болью рожденный прилив вдохновения становится у Ивана Вырыпаева метафорой искусства вообще. Того, которое приподнимает людей над реальностью и заставляет забыть о болезнях, о смерти, о прошлых и нынешних несчастьях.
Спектакль Национального театра в Варшаве опровергает расхожее представление о том, что драматурги при переносе своих текстов на сцену заботятся лишь о том, чтобы правильно, последовательно и громко, звучали со сцены их слова. Пьеса "Танец "Дели"", как и предыдущие тексты Вырыпаева, помимо прочего оригинальная литературная конструкция и особый интонационный феномен. Постановка на малой сцене польского Национального театра, с одной стороны, бережно воспроизводит текст, переведенный на польский актрисой Каролиной Грушкой, исполняющей роль Екатерины (не так давно она же, кстати, сыграла в Варшаве и вырыпаевский "Июль", ставший одним из главных театральных событий в городе). С другой стороны, Иван Вырыпаев решительно смещает акценты в своем тексте.
Больничная комната для посетителей, воспроизведенная на сцене, больше похожа на процедурную — детали белой, сугубо медицинской, обстановки обостряют в авторской сценической версии "Танца "Дели"" тему равнодушной и случайной смерти. В пьесе же каждый из героев хоть раз да умирает. А сам танец из Индии (религиозные реминисценции всегда были важны для Ивана Вырыпаева — и в "Кислороде", построенном в форме декалога, и в "Бытие номер 2", в новой же пьесе явственно ощущается сегодняшнее увлечение автора буддизмом) превращается из реального, хотя бы и внесценического, переживания в мечту, которой герои стремятся друг друга заразить и увлечь, увидев в ней альтернативу неизбежному.
Впрочем, преодоление смерти в варшавской постановке воплощено больше как преодоление театральной обыденности. Режиссер Вырыпаев ставит еще и сложный сценический эксперимент: почти весь спектакль идет под оперную музыку ("Паяцы" Леонкавалло, "Тоска" Пуччини и проч.), и попасть жестом в такт с музыкой актерам иногда важнее, чем донести эмоцию. Ритм и есть подлинная эмоция этой постановки, в которой между частями опускается вышитый серебристый занавес и актеры действительно кланяются под записанные на фонограмму бурные аплодисменты. Чем дальше, тем тише и короче аплодисменты, тем виднее перестановки декораций на сцене между частями и тем чище, тем более отстраненно становится звучание текста. Он начинает жить своей жизнью, и в нем проступает вдруг и приятие смерти, и тоска по подлинному утешению, и мечта о настоящем танце.