Закрытая экономическая зона

Тюремные реформы на самом деле идут в России не первое десятилетие, однако количество заключенных не уменьшается, а условия их содержания по-прежнему далеки от человеческих. Едва ли улучшит ситуацию и появление частных тюрем — об этом нововведении, пока достаточно робко, заговорили в Совете федерации.

ЕКАТЕРИНА ДРАНКИНА, АЛЕКСАНДР ДОЛГОПОЛОВ

Выражение "гуманизация тюремной системы" становится таким же символом медведевской эпохи, как и "модернизация экономики". Увольнение и даже уголовное преследование десятков руководителей ФСИН, коренная ломка тюремной системы — кажется, что все это произошло лишь после смерти юриста Магницкого. Между тем важные слова "нужно разгрузить тюрьмы" со значением произнес еще в 2003 году Владимир Путин, и при нем же, в 2006 году, бюджет выделил на реформу пенитенциарной системы 73 млрд руб. И нужно отметить, что, кроме лиц, в системе не изменилось за это время решительно ничего: людей сидит столько же, сидят они так же и так же в тюрьмах и СИЗО умирают.

Новейший период тюремных преобразований начался в 1998 году, когда Россия передала пенитенциарную систему из ведения МВД в подчинение Минюсту. Это было сделано во исполнение требования Совета Европы, в который Россия вступила двумя годами ранее. В соответствии с этими же требованиями российские тюрьмы требовалось привести к определенным стандартам. Например, обеспечить каждого заключенного площадью не менее 4 кв. м, прилично кормить и не унижать его человеческое достоинство. В 2000 году Россия занимала первое место в мире по соотношению числа заключенных и общего населения, а имевшиеся в распоряжении ГУИН (впоследствии переименованного во ФСИН) более тысячи учреждений (следственные изоляторы, тюрьмы, колонии) запрашиваемых условий предоставить никак не могли.

Идти к намеченной цели можно было тремя путями: уменьшать количество заключенных, строить новые тюрьмы или же делать и то и другое. Выбор, похоже, так до сих пор и не сделан. Количество заключенных по сравнению с 2000 годом сократилось весьма незначительно: тогда сидело чуть больше 1 млн человек, сегодня — около 900 тыс. В том, что Соединенные Штаты сместили Россию с "почетного" первого места по удельному весу сидельцев на второе, больше заслуг США, нежели наших реформ. В России увеличивается количество женщин, отбывающих сроки, и количество предпринимателей, находящихся в СИЗО. Строительство же новых тюрем фактически заморожено.

Строить нельзя сносить

Реформа, которая задумывалась в 2006 году, была рассчитана до 2020 года и предполагала как раз увеличение количества исправительных учреждений. А именно планировалось построить 27 новых СИЗО. Цель здравая, ведь самыми перенаселенными и проблемными с точки зрения соблюдения элементарных прав человека являются как раз следственные изоляторы. В Москве, например, на восемь СИЗО приходится всего одна вместительная больница — в "Матросской Тишине". А про тесные казематы во втором корпусе Бутырки (так называемый малый спец) ходят легенды. "Зимой он превращается в морозильную камеру, летом — в душное и вонючее пекло. Почти под самыми окнами расположена тюремная свалка. Зэки шутили, что второй корпус последний раз ремонтировался еще при императоре Николае Павловиче",— рассказывал отсидевший там два года активист нацболов Роман Попков.

Директор ФСИН Юрий Калинин сообщал, что на выделенные деньги он успел создать 9 тыс. новых мест в колониях и всего 4200 новых мест в СИЗО. Московский регион последние годы является особенно проблемным с точки зрения временного содержания под стражей, поэтому здесь было построено два новых изолятора. В 2007 году — на 500 мест в Ногинске, в 2008-м — в Южном Медведково на 1200 человек. "Условия содержания в новых СИЗО отвечают требованиям ХХI века,— нахваливал новые постройки Калинин.— Во многом они значительно превосходят ряд европейских тюрем". Двумя годами позже, правда, из Медведково сбежал арестант, но ведь и в европейских тюрьмах такое бывает.

Строительство новых тюрем не означало, с точки зрения Калинина, притока в них новых постояльцев. Наоборот, тогда, как и сейчас, впрочем, рассматривались сценарии альтернативных наказаний для совершивших не самые тяжелые преступления. Планировалось, что к 2005 году появятся исправительные учреждения, где днем осужденный будет работать, а ночью уходить домой, к семье. "И только в случае, если он плохо себя ведет или живет слишком далеко от исправительного учреждения, он будет оставаться там и на ночь",— мечтал замначальника ГУИН Олег Филимонов. До сих пор таких заведений не появилось.

В 2009 году риторика о гуманизации тюрем не только усилилась, но и приобрела новые черты. Тюремное начальство (почти полностью сменившееся после смерти Магницкого) заговорило о том, что количество подведомственных ФСИН заведений нужно не наращивать, а сокращать. Согласно новому проекту реформы, разработанному Минюстом, должны исчезнуть колонии строгого режима, где людей принуждают работать,— эти колонии признаны пережитками ГУЛАГа. Рецидивисты должны быть переведены в тюрьмы, впервые осужденные и осужденные за не самые тяжкие преступления — в колонии-поселения. Деньги, выделенные на реформы тремя годами ранее и полностью не освоенные, теперь предполагается пустить в ином направлении — перестраивать колонии в тюрьмы. В России 760 исправительных колоний, из них чуть больше трети — общего режима и столько же — строгого, а колоний-поселений — 157. Тюрем же — всего восемь.

Новый руководитель ФСИН Александр Реймер во время недавнего визита в Санкт-Петербург (там он торжественно провозглашал отставку и возбуждение уголовного дела в отношение руководства УФСИН по Санкт-Петербургу в связи с выявившимися фактами издевательств над заключенными) объявил также о том, что в рамках реформы ФСИН до 2020 года в стране закроют 40 исправительных учреждений.

Гуманизация хуже неволи

Новый виток реформы пока что вызывает больше критики, нежели одобрения.

Во-первых, никак не решается проблема, которая этот виток вызвала,— нарушения прав человека в СИЗО. Собственно, решаться в рамках одной только пенитенциарной реформы проблема и не может, поскольку СИЗО является мощной базой судебной системы со всеми ее известными перекосами. Не случайно высказанная в 2009 году озабоченность президента Дмитрия Медведева количеством бизнесменов в следственных изоляторах пока что никак не развеивается. Людей в СИЗО сажают не меньше, стараясь любыми способами обойти принятый недавно по инициативе президента закон об облегчении наказаний за экономические преступления.

Во-вторых, не очень приветствуется общественностью идея превратить колонии в тюрьмы. "Колония — это курорт по сравнению с закрытой тюрьмой. Работой колонии загружены сейчас не более чем на 30%, но при этом работа всеми заключенными, кроме воров в законе, воспринимается как благо, возможность не деградировать",— говорит руководитель челябинского областного фонда "Рука помощи" Николай Щур. Представители фонда "В защиту прав заключенных" полагают, что превращение колоний в тюрьмы ухудшит положение заключенных. "В колонии заключенный может свободно передвигаться, дышать воздухом, а в некоторых тюрьмах заключенные не видят солнца годами",— говорит глава фонда Лев Пономарев. "О какой гуманизации мы говорим! Всех рецидивистов переведут на камерную систему, а это страшно: одиночные камеры с круглосуточным наблюдением, проверки по пять раз на дню, что уж там говорить об удобствах",— знает отсидевший год в одиночной камере Максим Громов, основатель Союза заключенных.

В-третьих, уже первые шаги гуманизации, по мнению правозащитников, дали обратный эффект. "Сейчас начали в общем-то с правильных вещей — стали отделять "первоходов" (заключенных, которые первый раз попадают в колонию) от рецидивистов. Но в результате мы имеем всплеск насилия,— говорит Лев Пономарев.— Потому что огромные зэковские массы стали перемещаться по стране — из колоний в тюрьмы. Происходят бунты, на этапе их бьют, зафиксировано несколько смертей". "Реформа еще не одобрена правительством, а уже началась — внезапно, без объявления войны,— сообщает сотрудник Центра содействия реформе уголовного правосудия Валерий Сергеев.— Десятки тысяч зэков-"первоходов" гонят за тысячи километров по этапу в другие колонии, якобы чтобы отделить их от особо опасных и рецидивистов. А что такое этап — не секрет. Это самое гнусное изобретение и опыт тюремной России, и сейчас там происходят страшные вещи".

Тюрьма и деньги

Заявление властей о том, что количество тюрем должно увеличиться, некоторым образом оживило звучавшую уже ранее идею о частных тюрьмах в России. Впервые идея была обнародована еще в 2004 году тогдашним главой Минэкономразвития Германом Грефом. Греф рассматривал частные тюрьмы как форму частно-государственного партнерства, которая позволит государству продвинуться по пути гуманизации, а бизнесу — заработать. Грефу жестко оппонировал тогдашний глава Минюста Юрий Чайка: с его точки зрения, в частных тюрьмах будет больше злоупотреблений, чем в государственных, поскольку предприниматели будут заинтересованы выжимать из заключенных как можно больше прибыли и оставлять их в своем распоряжении как можно дольше. Но сегодня эту идею поддерживают и аккуратно внедряют члены Совета федерации Александр Торшин и Евгений Тарло.

"Нужно не торопиться, изучить западный опыт,— говорит первый заместитель председателя Совета федерации РФ Александр Торшин.— Но мы считаем, что это тот госзаказ, за который будут биться. Речь идет о том, что инвестор должен построить на свои средства тюрьму, нанять персонал. Затем владелец будет получать от государства средства на содержание осужденных. Государство определяет для такой тюрьмы норму прибыли, например 5%. В случае неисполнения обязательств по содержанию осужденных государство разрывает контракт. Так собственник сам ночевать будет в тюрьме, только бы не допустить нарушений! Потому что для него потеря госзаказа равносильна банкротству".

По поводу частных тюрем сомнений немало: западный опыт довольно противоречив, а на территории России весьма своеобразные наработки в строительстве частных тюрем имеются лишь на территории Чечни. Группа Европейского комитета по предотвращению пыток уже долгие годы рвется для изучения этого опыта в родное село Рамзана Кадырова Центорой, но ее туда не пускают и с опытом ознакомиться не дают.

Впрочем, нельзя сказать, что на остальной территории страны тюрьма и бизнес вовсе разведены. Тюремный бизнес существует, и весьма обширный, но чужих туда, как правило, не пускают. Наиболее значительная часть бизнеса — теневая. Знающие ходы всегда могли достать за деньги все — от сигарет до условно-досрочного освобождения. Есть и белая сторона бизнеса. Считается, что в отличие от времен СССР сегодня колонии оказались сильно недозагружены заказами: занятость составляет всего 25-30%. Возможно, эта доля несколько больше: зонам невыгодно раскрывать истинные размеры производств, поскольку для ведения бизнеса колонии могут создавать предприятия лишь в форме ГУПов, которые обременены многими дополнительными налогами. Несколько лет назад руководство ФСИН сообщало, что осужденные, занятые на всех предприятиях в местах лишения свободы, производят продукции всего на $350 млн — такую выручку показывает какая-нибудь российская компания из третьей сотни.

Традиционно многие колонии занимаются различными видами лесозаготовки и лесопереработки, но в последние годы предприниматели размещают там самые разные заказы — от пластиковых окон до палочек для еды. Осведомленные люди утверждают, что коммерсанты либо каким-то образом связаны с начальниками зон, либо делятся с ними существенной частью доходов. Бизнес ФСИН движется в сторону прогресса. Так, Кемеровское ГУФСИН создало интернет-магазин. "В отличие от многих подобных проектов этот единственный не является курьерской услугой,— рассказывает разработчик проекта Антон Чупов.— Весь товар принадлежит учреждению и находится на его складе, и в этом заключается гарантия того, что заключенный получит товар. Заявка обрабатывается в нескольких отделах — выясняем, на месте ли заключенный, разрешены ли передачи, есть ли в наличии товар, и только потом отправляем квитанцию для оплаты заказчику". Вслед за интернет-магазином Кемеровское ГУФСИН планирует создать интернет-аптеку при СИЗО.

Нынешнее положение дел склоняет экспертов к мысли, что частные тюрьмы могут не привлечь инвесторов со стороны. "Частные тюрьмы будут строить те же силовики,— говорит Максим Громов.— Если правозащитные организации с трудом могут попасть в государственные места заключения, то за забор частной тюрьмы им будет просто не пройти". Очевидно, главным вопросом во взаимоотношениях бизнеса и власти вокруг частных тюрем станет финансирование, которое выделит государство на содержание тюрем. Имеющиеся данные о том, как финансирование менялось последние годы, довольно отрывочны. Руководство ФСИН докладывало, что в конце 90-х финансирование сокращалось — с 7 млрд руб. за 1998 год до 5 млрд руб. в 1999-м. Известно также, что в 2005 году было выделено 12 млрд руб.— рост с учетом инфляции не столь существенный. Тем не менее Николай Щур из челябинского фонда "Рука помощи" отмечает, что питание на зонах в последние годы существенно улучшилось. В прошлом году ФСИН обнародовала данные о том, что на лечение одного заключенного выделяется около 1300 руб. в год, при том что различными заболеваниями страдает до 90% узников, а социально значимыми (туберкулез, СПИД и др.) больны 30%. Очевидно, что при таком финансировании держаться на указанных Александром Торшиным 5% и при этом улучшать качество содержания заключенных бизнесу будет довольно сложно. Таким образом, если бизнес и придет в это дело, то исключительно за дешевыми рабочими руками, и при таком подходе отслеживать права заключенных действительно будет трудно. "Никакие нормы прибыли не смогут остановить предпринимателей перед соблазном эту прибыль увеличить,— считает Тамара Пухова, проработавшая всю жизнь в уголовно-исправительной системе.— Инвестор совершенно не заинтересован в том, чтобы заключенный вышел на волю,— и нет стимула бороться за УДО. И никто не сможет проконтролировать, чтобы не было VIP-камер и неправомерного использования труда заключенных".

Коммерческие тюрьмы мира

За рубежом

Коммерческие тюрьмы мира

США. Современная история частных тюрем началась в феврале 1983 года в США, когда венчурная компания Massey Burch Investment (известная, в частности, как инвестор сети быстрого питания Kentucky Fried Chicken и лидера американского рынка медицинских услуг Hospital Corporation of America) получила от властей штата Теннесси контракт на приватизацию тюрьмы Hamilton County. В результате 15-минутной презентации Massey Burch выиграла проект на $500 тыс., подрядившись выполнить все работы по модернизации тюрьмы и организовать содержание осужденных за сумму, на 25% меньшую той, что предусматривал бюджет штата. Этот первый в мире случай, когда государство доверило частному оператору выполнение полного комплекса мероприятий, связанных с исполнением наказаний. В следующем, 1984 году Corrections Corporation of America (ССА), созданная инвесторами Massey Burch, сумела переубедить скептиков в законодательном собрании Теннесси и получила в управление уже все тюрьмы штата за $200 млн. Постепенно CCA распространила деятельность и на другие штаты, а в 1994 году создала подразделение для перевозки заключенных — TransCor Americа. Уже к 1998 году CCA контролировала более 50% тюремного бизнеса США. Сейчас ССА, на которую работает почти 17,5 тыс. служащих, имеет 46 собственных тюрем в 14 штатах и является оператором еще 21 госучреждения, занятого исполнением наказаний. С 1986 года акции CCA торгуются на Нью-Йоркской фондовой бирже, где сейчас капитализация корпорации оценивается в $2,26 млрд. Чистый доход CCA вырос с $50,1 млн в 2005 году до $155 млн в 2009-м, что продемонстрировало перспективность бизнеса на наказаниях.

В целом в США около 20 частных компаний содержат под стражей примерно 100 тыс. осужденных в 27 штатах, а CCA вместе с базирующейся во Флориде Wackenhut Corporation (ныне подразделение британской группы G4S) контролирует более 75% рынка тюремных услуг. Оплачивая строительство, ремонт тюрем и содержание заключенных, бизнес использует дешевый труд осужденных. Компании успешно зарабатывают, в частности, на "экспорте и импорте" заключенных, переводимых из перенаселенных тюрем в бедные округа, с шерифами которых на условиях раздела прибыли заключаются контракты на строительство и содержание новых тюрем. Однако в совокупности под крылом частного бизнеса находится лишь 4,4% заключенных США, где свободы лишено около 2,3 млн человек (это самый высокий уровень карцеризации в мире — свыше 750 человек на 100 тыс. населения). В трех штатах — Нью-Йорке, Иллинойсе и Луизиане действуют законодательные запреты на использование частного бизнеса в пенитенциарной системе.

Великобритания. Это первая европейская страна, где власти привлекли частный бизнес к делу содержания осужденных. В Европе по сравнению с Америкой эта практика запоздала почти на десять лет: первая частная мужская тюрьма Wolds в Йоркшире вместимостью около 400 осужденных открыта в 1992 году охранной корпорацией G4S. Cпустя еще десять лет британцам удалось потеснить американцев в их бизнесе: в 2002 году G4S приобрела основанную бывшими сотрудниками ФБР корпорацию Wackenhut, получив около 25% рынка тюремных услуг США. Сейчас в Англии, Шотландии и Уэльсе действуют 12 частных тюрем, управляемых G4S, а также компаниями Serco и Kalyx. G4S является лидером британского рынка: в 2009 году ее чистый доход составил £219,2 млн против £130,2 млн у Serco (Kalyx, управляющая тремя тюрьмами, о своих доходах умалчивает), а капитализация G4S на Лондонской фондовой бирже в конце мая 2010 года достигла £3,67 млрд (у Serco — £2,97 млрд).

Другие страны. Помимо США и Великобритании по несколько частных тюрем действует в Австралии, Канаде, Швеции. Во Франции с 1990-х годов существуют тюрьмы со смешанным частно-государственным управлением: здания строят и обслуживают частные подрядчики, но контроль над осужденными и их жизнеобеспечение государство оставило за собой. В Бразилии, где исправительная система славится коррупцией на фоне частых бунтов и попыток побегов, в 1999 году избран промежуточный вариант, между моделями США и Франции: внешнюю охрану тюрем осуществляют правительственные подразделения, а за внутренним порядком следит частная компания. Сейчас в Бразилии частники управляют 17 тюрьмами, в которых содержится 2% всех заключенных. В Японии первая тюрьма под частной охраной (ставшая первой новой тюрьмой в стране за 50 лет) открылась в мае 2007 года, она рассчитана на 1000 человек, осужденных за нетяжкие преступления,— 500 мужчин и 500 женщин. С начала 2000-х годов в ряде стран (Болгария, Венгрия, Чехия) на уровне правительств обсуждается вопрос о создании частных тюрем, но пока эти проекты не реализованы. Активно развивается тюремный бизнес в странах Балтии: в Эстонии, где самый высокий уровень карцеризации в Европе (около 338 заключенных на 100 тыс. населения), с 2008 года уже действуют две частные тюрьмы; утвержденный правительством Латвии план развития тюремной системы предполагает строительство до 2014 года восьми новых тюрем с привлечением частного капитала; Минюст Литвы в апреле 2010 года объявил, что до 2017 года в стране появится как минимум четыре подобные тюрьмы. Строительство первой должно вскоре начаться под городом Шауляй, земельный участок уже выделен властями. В Израиле в 2004 году парламентом был принят закон, разрешающий создание частных тюрем. Уже в следующем году Академический центр юриспруденции и бизнеса города Рамат-Ган вместе с бывшим начальником тюрьмы города Беэр-Шева и бывшим заключенным подал иск в верховный суд Израиля, оспаривая этот закон. Не дождавшись окончания разбирательства, израильский миллиардер Лев Леваев совместно с американской тюремной корпорацией Emerald начал в 2007 году строительство частной тюрьмы на 800 мест, которое обошлось примерно в $360 млн. Но в ноябре 2009 года суд наконец определился с решением: только государство вправе ограничивать свободу человека, пенитенциарная система не может базироваться на частных экономических интересах. В результате практически достроенная израильская тюрьма пока остается незаполненной.