!Вот картинка, случайным свидетелем которой пришлось мне быть, возвращаясь из Котласа, куда провожала мальчика Иванова, привезенного из Польши к матери. Станция "Котлас". Через полчаса отходит поезд. 4 вагона "Котлас--Москва": неимоверная толпа и давка, крики, слезы детей смешиваются с причитыванием матерей. На высоко поднятых руках перебрасываются малютки к вагону, где их подхватывает кондуктор, рискуя быть столкнутым с подножки, нагружая до отказа вагон прямого сообщения. Дети постарше с риском искалечиться напирают на другие вагоны.
Это — согласно разрешения (так в тексте.— "Власть") "вернуть детей на родину" в возрасте до 12 лет — сосланные раскулаченные спасают от смерти "маленьких кулаков". Спасают — да, т. к. за последнее время уже умирает до 30 детей в день, не выдерживая условий, в которых находятся выселенцы, а условия таковы: наскоро сколоченные бараки из тонкого теса, покрытые жердями, сверху тонким слоем солома. Пола нет, лишь в одном бараке посредине к выходу проложены мостики.
В два этажа нары, по углам железная печка с железными трубами в крышу, без вьюшек, тепло — пока топится. С апреля мес. печи сняты, оставлена одна, так как была оттепель, но сейчас 7 мороза...
В бараках, где 250 чел., почти темно; маленькие окошечки, изредка прорубленные, освещают лишь нижние нары. Готовят пищу на улице, на кострах. Отхожее место — отгорожена отведенная площадка. Вода — река внизу, но в данный момент без воды, так как одно время лед тронулся — нагромоздило "горы" у самого берега, не пройти. Колодези жители запирают: "Вы нас заразите, у Вас дети мрут",— и продают воду бутылками. Бараки строились наскоро зимой, в оттепель осели, всюду щели, холод. Так живут 25 000 ссыльных в Котласе. Особая смертность в "Луизе", в 4-х верстах от "Котласа", где бараки на болоте.
Питание отпускают за оплату, известную норму, очень маленькую: конину — кило, капусту, стакан крупы на неделю. Вообще в Котласе, кроме трески, ничего нет. Молоко на вес золота. Жители дерут за все втридорога, а у них скупали за бесценок барахло. За громадную подушку (которыми так богаты крестьяне Запада) — 5 руб., одеяло самотканое — тоже. К теплу ожидают смертность еще большую.
На почте у телеграфа вечная очередь, вызывают родственников. Часто приезжая за детьми, не застают их в живых, увозят чужих детей по соседству, целыми десятками. В вагоне, где я ехала, один старик вез 12 чел., а другой — 11... Половина детей больны — понос, кашель, корь, лишаи. Вот какая жуткая картина. И невольно хочется крикнуть вместе с теми стариками, которые взяли по дюжине детей: "Нет, нет, там у Калинина не знают об этом. Не станет Советская власть так мучить своих же крестьян..."
Похоронную процессию 5-ти детских ящиков я встретила, идя рано утром на вокзал, где и натолкнулась на посадку детей, которую выше описывала и которую никогда не забуду, а затем уже узнала все положение вещей...