За взятие бюджета!

В рамках 32-го Московского международного кинофестиваля прошла премьера военно-патриотической драмы "Брестская крепость". В первом кинопроекте Союзного государства России и Белоруссии обозреватель "Власти" Лидия Маслова обнаружила много знакомого.

Защита Брестской крепости представляется весьма соблазнительным сюжетом для зрелищного исторического блокбастера ("Брестская крепость" обошлась примерно в $8 млн), к тому же тема неизбитая, советским военным кинематографом мало затронутая. Был в 1956 году фильм "Бессмертный гарнизон" Захара Аграненко и Эдуарда Тиссэ по сценарию Константина Симонова, с Николаем Крючковым и Валентиной Серовой, сделанный в жанре героической трагедии, а уже в 1995-м Андрей Малюков снял картину "Я — русский солдат" по мотивам повести Бориса Васильева "В списках не значился". И советский, и постсоветский фильмы подвергают историческую реальность значительному художественному переосмыслению, впрочем, вполне в традиционном ключе, предписанном жанровыми законами военного кино. Оба фильма к тому же содержат изрядную долю мелодраматизма (словно опасаясь, что зрителю будет скучно смотреть одни батальные сцены, авторы щедро разбавляют их любовными, так что военные декорации в какой-то момент становятся всего лишь эффектным фоном для love story).

В общем, защитникам Брестской крепости до сих пор не слишком везло на киношедевры, которые достойно отразили бы их подвиг, и "Брестская крепость", снятая режиссером Александром Коттом под продюсерским руководством Игоря Угольникова, председателя Телерадиовещательной организации Союзного государства, не стала удачным исключением. Хотя продюсерские намерения были вроде бы самыми благими: по словам Угольникова, главным для него было отсутствие на экране какой-либо неправды. В поисках же правды, максимально приближенной к документальной, он обратился к книге историка Сергея Смирнова "Брестская крепость", которая на какое-то время была запрещена к изданию, потому что проливала слишком много света на судьбу защитников Брестской крепости и прежде всего на тот факт, что те из них, кому удалось выжить, попали сначала в гитлеровские концлагеря, а потом в сталинские.

Действие "Брестской крепости" охватывает первые пять дней обороны, с 22 по 26 июня. Три сюжетные линии связаны с тремя разными очагами сопротивления в Брестской крепости, которыми командуют три офицера (актеры Павел Деревянко, Андрей Мерзликин и Александр Коршунов); объединяющим героем становится двенадцатилетний курсант музыкального взвода, играющий на трубе (Алеша Копашов). Повествование ведется закадровым голосом этого героя, только уже постаревшего и потому придерживающегося мемуарной интонации, причем актер, читающий эти мемуары, конечно, не всегда удерживается от пафосных театральных ноток. Особенно в финале, когда герой напрямую обращается, как добрый сказочник, к маленькому зрителю со словами: "А лет мне было тогда столько же, сколько тебе сейчас". Чтобы не расстраивать зрителя, разумеется, не сообщается, что до глубокой старости прототип маленького трубача не дожил, в том числе и потому, что отсидел семь лет на Колыме по уголовному обвинению — за то, что не донес на приятеля, совершившего преступление. Об этом пишет Константин Смирнов, сын Сергея Смирнова, в предисловии к книге "Брестская крепость". Авторы фильма предпочитают благостный финал, совершенно в духе "Титаника", когда герои (кто погибший, кто сдавшийся в плен и впоследствии репрессированный) — живые, здоровые и веселые — гуляют по восстановленной во всей ее довоенной прелести, уютной и безмятежной Брестской крепости, да еще подмигивают в камеру. Закадровый голос поясняет: "Они живы — все, о которых я рассказал. Все они живы где-то". То есть гарнизон Брестской крепости оказывается бессмертным даже не в фигуральном возвышенном смысле, как в картине 1956 года, а в самом что ни на есть наглядном.

Кроме мелодраматизма, в том числе и голливудского оттенка, в "Брестской крепости" изо всех щелей лезут военные штампы советского образца, когда авторы стараются перемежать скучноватые и однообразные батальные сцены сценками из человеческой жизни и "отношениями". Так, у двух эпизодических персонажей — киномеханика и продавщицы продмага — как раз накануне начала штурма происходит первая ночь любви (понятное дело, продавщицу потом изнасилуют фашисты, а киномеханик в финале подорвет гранатой себя и немецкого офицера). Мальчик-трубач в начавшейся суматохе, панике и неразберихе ищет в крепости свою любимую девочку Аню, потерявшуюся дочку героя Андрея Мерзликина, который не щадит себя в душераздирающем выражении отцовских чувств. Муж и жена, отстреливающиеся от немцев, кончают с собой, чтобы не даться в плен живыми. Где-то среди взрывов и перестрелок мелькает гуманистический штрих: один из защитников крепости пристреливает раненую лошадь. Другая лошадь, живая, волочет свисающего с седла вниз головой мертвого всадника. Авторы вспоминают, что немного жесткости правдивому фильму про войну не повредит, и боец с оторванной рукой из последних сил успевает простонать маленькому герою: "Беги, сынок!" При этом натуралистичность членовредительства вызывает не совсем уместные ассоциации с "Утомленными солнцем-2" Никиты Михалкова, и даже часы на мертвых солдатах тикают в "Брестской крепости" почти так же, как в михалковском фильме. Его хоть и принято клеймить как великое вранье о великой войне, но несомненное преимущество михалковской фантасмагории перед "Брестской крепостью" в том, что ее смотришь с неослабевающим интересом, раскрыв рот от удивления, а картина Александра Котта вызывает скорее зевоту банальностью художественного мышления при всем уважении к памяти павших защитников Бреста и всей похвальности поставленной кинематографистами задачи: рассказать нынешним подросткам о войне в увлекательной форме.

Впрочем, думается, жителям Бреста, которым картину показали первыми 22 июня (российским зрителям фильм преподнесут снова в виде традиционного государственного киноподарка к 4 ноября, когда фильм выйдет в прокат), было приятно и такое, пусть оформленное несколько пошловатыми кинематографическими виньетками, но одобренное на самом высоком государственном уровне, внимание к судьбе их дедов и отцов. Хотя, конечно, в ситуации с военными фильмами всегда есть неизбежный элемент лицемерия: государство, щедро финансирующее масштабные батальные полотна к юбилеям, в реальности часто оказывается довольно жестоко к тем "маленьким людям", которые в картинах героизируются и едва ли не канонизируются, а в жизни служат пушечным мясом. К тому же авторы "Брестской крепости" придумали для жителей Бреста, снимавшихся в массовке, трогательный ритуал: брестский просмотр сопровождался раздачей зрителям фляжек с водой, которую им предстояло слить вместе и символически напоить защитников крепости, которые в фильме страдают от жажды.

Белорусские ветераны, правда, как рассказывал продюсер Угольников, были не совсем довольны тем, что в фильме защитники Брестской крепости вынуждены сдаться в плен. Пришлось обставить эти щекотливые эпизоды с максимальным пафосом (пафос, правда, чаще всего приходит в прискорбное противоречие с честностью, к которой на словах стремились создатели "Брестской крепости"). В финале повести "В списках не значился" и фильма "Я — русский солдат" герой выходил к фашистам, произнося разбитыми в кровь губами фразу "Я — русский солдат" и давая тем самым понять, что его имя и звание совершенно не важно, а важно то, что он представитель некой общности, коллективной силы, которую невозможно победить, даже если расстрелять конкретного человека. В "Брестской крепости", где трое основных защитников носят имена реально существовавших людей, есть аналогичная сцена, в которой авторы позволяют герою Павла Деревянко быть более конкретным: он выходит к стенке с признанием "Я — комиссар, коммунист и еврей". Вряд ли в реальности настоящие герои находят время прикинуть, достаточно ли эффектно они выглядят со стороны, так сказать, в глазах благодарных потомков, и вряд ли успевают принять перед смертью героическую позу и сделать торжественное выражение лица.

Дополнительный градус фальши и слащавости придает "Брестской крепости" финальная песня, написанная Леонидом Агутиным: "Потемнела синева за рекой. / Дайте время, и сверчок запоет. / Слышу — скрипнет недалече весло. / Только рядышком с тобой мне тепло, / Будет все у нас теперь хорошо". "Не позволь мне погибнуть, не ведая счастья",— умоляет непонятно кого поп-звезда, почему-то решившая, что эта лирическая благостная колыбельная более всего уместна в конце фильма о том, что самые героические подвиги часто остаются неоцененными.

Однако для создателей "Брестской крепости" похоже, главное, чтобы их кинематографический подвиг был оценен во всех смыслах слова: симптоматично, что, представляя съемочную группу на премьере во время Московского фестиваля, Александр Котт чуть не забыл назвать оператора Владимира Башту, зато пошутил: "А вот бухгалтер — он здесь самый главный", тем самым проговорившись, что художественные задачи художественными задачами, и восстановление исторической правды, конечно, превыше всего, но и освоение бюджетов, выделяемых государством под торжественные даты,— дело тоже нужное и важное.