Снаружи музей, сразу прозванный благодарными римлянами макарониной, напоминает что-то из скульптурной мебели Захи Хадид. Скажем, какой-нибудь деконструктивистский диван, увеличенный во сто крат и разлегшийся колоссальной загогулиной на месте снесенных казарм Монтелло в районе Фламинио. От казарм, особыми архитектурными достоинствами не отличавшихся, остался один лишь заурядный классический фасад, выходящий на виа Гвидо Рени. За ним прячется, уползая жирной гусеницей в глубь квартала, жгут из бесконечно длинных галерей: наваливающиеся друг на друга массы бетона на тоненьких алюминиевых колоннах. Но несмотря на то, что уличный фасад сохранен, защитники римской старины все равно недовольны вторжением заезжей знаменитости, пусть она и первая в мире женщина — притцкеровский лауреат, в историческую застройку Вечного города.
Внешне это типичное здание Захи Хадид: удлиненные криволинейные формы, ослепительно белые глухие поверхности, хрупкие колонки — все это было уже в ее первой постройке, пожарной части компании Vitra в Вайле-на-Рейне, и все это с головой выдает арабские корни зодчего, никакой лондонской архитектурной школой не перерубленные. С первого взгляда действительно кажется, что эту футуристическую архитектуру ничто не роднит с Римом и Италией, хоть футуризм и изобретен итальянцами. Надо зайти внутрь, увидеть, что все вроде бы хаотически разбросанные галереи и залы связаны лабиринтом лестниц, рвущихся все выше и подчас как будто растворяющихся в воздухе, и тогда одно имя придет на ум само собой. Джамбаттиста Пиранези, "Темницы" — трудно представить себе более изящный реверанс великому римскому авангардисту XVIII века. Заха Хадид, должно быть, питает к этому "бумажному архитектору", толком почти ничего не построившему, особую нежность. Ведь и ее первое здание — та самая пожарная часть компании Vitra — было закончено в 1994-м, когда ей было хорошо за сорок и она уже успела выиграть (без каких-либо реальных последствий) кучу конкурсов, приобретя репутацию оригинального проектировщика-концептуалиста, который никогда не дойдет до закладки фундамента. Скептики давно посрамлены, а в архитектуре римского MAXXI Заха Хадид блестяще доказала, что любое архитектурное безумство можно воплотить, даже если речь идет о буйной фантазии кавалера Пиранези. И уж если строить в Риме музей современного искусства, лучшей поддержки в римской художественной традиции не найти.
В конце 1990-х итальянцы с досадой осознали, что в третье тысячелетие Италия вступит единственной европейской страной, в столице которой нет государственного музея современного искусства. За дело взялись с удвоенным рвением: было решено выстроить целых два — национальный и муниципальный. Оба должны были расположиться вдали от туристического центра Рима, за Аврелиевыми стенами, и, разумеется, в переоборудованных промышленных и военных объектах — в соответствии с последней музейной модой. Названия обоим выдумали с истинно римской мегаломанией: MACRO и MAXXI. Под муниципальный MACRO (Museo d'Arte Contemporanea di Roma) отдали корпуса старой пивоваренной фабрики Peroni неподалеку от Пиевых ворот, а пока там шла реконструкция, художественная жизнь сосредоточилась в нескольких цехах заброшенной скотобойни в районе Тестаччо, где открылся филиал MACRO Future. Под национальный MAXXI (Museo Nazionale delle Arti del XXI Secolo) отвели территорию казарм в районе Фламинио. В обоих архитектурных конкурсах победили женщины: реконструкцию MACRO поручили именитой француженке Одиль Дек, MAXXI доверили Захе Хадид, родившейся в Багдаде, учившейся в Лондоне и к тому времени строившей уже по всему белу свету. MACRO и MAXXI открылись одновременно в самом начале этого лета, так что работы обеих гранд-дам мировой архитектуры невольно напрашивались на сравнение. И в негласном соревновании явно выиграла Заха Хадид.
Фото: AFP
Нет, конечно, MACRO Одиль Дек, внутри выдержанный в стендалевской гамме "красное и черное", отличается истинно французской элегантностью, и, если бы такое здание появилось в Москве, это было бы событие десятилетия. Но в MAXXI Захи Хадид помимо пиранезианского сумасбродства есть и римский размах, и винкельмановское спокойное величие. Размах — это относится и к коллекциям: MACRO, кажется, на 90% укомплектованный итальянцами, явно проигрывает MAXXI, собрание которого составлялось специально учрежденным фондом последние десять лет, и в размерах, и в составе.
В MAXXI, конечно, тоже есть итальянский акцент: Лючио Фонтана, Пьеро Манцони, arte povera, трансавангард, pittura colta, Ванесса Бикрофт, Франческо Веццоли — столь полным представительством итальянцев, какое можно было видеть на выставке "Пространство", первой презентации музейной коллекции, вряд ли может похвастаться Центр Помпиду или Гуггенхайм. Впрочем, никакой местечковости здесь нет — все это звезды международной арт-сцены, показанные в интернациональном окружении, от покойных классиков вроде Энди Уорхола и Йозефа Бойса до титулованных современников вроде Аниша Капура или Йинки Шонибаре. Из русских — один-единственный художник; надо ли говорить, что это Илья Кабаков.
Фото: AP
Основную экспозицию обрамляют три временные выставки. Первая посвящена, наверное, самому известному художнику современной Турции — Кутлугу Атаману, украсившему несколько залов видеоскульптурой и видеофресками о трудностях турецкой интеграции в общеевропейское культурное пространство. Специально для MAXXI Кутлуг Атаман соорудил из старых телевизоров нечто наподобие колонны Траяна, установленной, как известно, в честь римских побед в Дакии, которая позже входила в состав Османской империи: с экранов атамановского монумента на нас молча взирают не победители, но побежденные — жители самых бедных турецких провинций. А над головами посетителей этакими библейскими патриархами с потолка Сикстинской капеллы парят словно бы подвешенные на кранах турецкие строители — это остроумное видео удобнее всего смотреть, развалившись кверху брюхом на диване. Вторая выставка — ретроспектива замечательного, но малоизвестного вне Италии римского концептуалиста Джино де Доминичиса (1947-1998), которую сделал легендарный куратор Акилле Бонито Олива. Лучшей афишей ей служит лежащий у входа в MAXXI скелет великана, пошевеливающий ребрами на ветру. Ну а третий проект — ретроспектива знаменитого итальянского архитектора-модерниста Луиджи Моретти (1907-1973), ведь собрание MAXXI состоит из двух частей — фонда современного искусства и фонда современной архитектуры. Главным шедевром последнего, несомненно, надо признать само здание Захи Хадид.