Процесс реституции начался в бытность Евгения Сидорова министром культуры. Вчера с корреспондентом Ъ ИГОРЕМ Ъ-ГРЕБЕЛЬНИКОВЫМ беседовал чрезвычайный посол, постоянный представитель России при ЮНЕСКО ЕВГЕНИЙ СИДОРОВ.
— Все началось с попытки Виктора Балдина вернуть Германии часть бременской коллекции. Во время войны он был офицером, но имел искусствоведческое образование, и увидел эти работы в одном из немецких домов. Они лежали, можно сказать, на полу. Представляете? Балдин еще при Горбачеве обещал вернуть эту коллекцию Колю. Но в это дело вмешались наши культурные силы. Горбачев не то чтобы обещал, а намекнул, что это возможно. Было подписано соглашение, и в одном из его пунктов была оговорена проблема возвращения ценностей, незаконно попавших на нашу территорию. Отсюда и начался весь процесс возвращения. До этого немцы не ставили так вопрос, это считалось трофеями, понимаете? Помните, еще Наполеон отвечал: "Воюйте", когда ему говорили: "Верните в Египет то, верните это".
— Значит, вы против возвращения?
— Я с удовлетворением воспринял возвращение России флорентийской мозаики и комода из Царскосельской Янтарной комнаты. Взамен Бремен получил 101 рисунок старых мастеров. Я видел эти изумительные рисунки, принадлежащие Бременскому музею, но вывезти их в Германию тогда было невозможно — не позволял закон. Вообще, будучи министром, я своей первостепенной задачей считал вернуть в культурный обиход то, что было спрятано, что держали под спудом в запасниках. Своим приказом я вернул в выставочный фонд "золото Шлимана" и, конечно, бременскую часть рисунков, которую вывез Балдин. Никогда не забуду того чувства, которое я испытал, когда вместе с послом Нидерландов рассматривал знаменитую коллекцию Кенигса, в которой — гравюры Дюрера, Рембрандта, Леонардо. Надо было убедить голландцев, что рисунки в целости и сохранности. Наши музейщики тайно хранили их, но следили за состоянием работ и при необходимости реставрировали. Не меньшее впечатление произвела золотая ваза, топорики из шлиманских раскопок. Прикасаясь к ним, я словно чувствовал тепло рук людей, живших еще до троянских времен. Честно говоря, я горжусь тем, что стоял у истоков возвращения людям сокровищ мирового искусства, которые в течение полувека находились в музейных застенках.
— Реконструкцию Янтарной комнаты тоже начали при вас?
— Нет. Это было позже. Как известно, концерн Ruhrgas выделил свыше $3 млн на ее восстановление. Но переговоры об этом, в которых участвовал тогдашний министр культуры Егоров и представитель Ruhrgas доктор Миттельшульте, проходили в моем рабочем кабинете в Париже год тому назад. Это не реституция, а искренний жест немецкой стороны, чтобы хоть как-то восполнить наши потери.
— Евгений Юрьевич, а почему вы сегодня не в Петербурге, а в Париже? Разве вас не приглашали?
— Приглашали, конечно. Меня приглашали и на подписание договора о Янтарной комнате. Сейчас у меня на столе лежит ручка из янтаря, сделанная в Германии,— копия той, которой подписывалось это соглашение. Это очень красивая ручка, это — раритет: их всего несколько штук сделано, специально к этому дню.