Судьба американского писателя Джима Томпсона слегка схожа с судьбой его современника Ричарда Йейтса. Оба состоялись в 1950-х, писали беспросветные романы без положительных персонажей, препарировавшие американское общество середины века, обоих преследовало что-то вроде писательского невезения, оба были забыты сразу после смерти, а потом успешно воскрешены кинематографом. Но томпсоновское невезение само по себе было достойно романа. Его отец был шерифом небольшого городка в Оклахоме, но вынужден был уволиться из-за обвинений во взяточничестве. Все детство мальчика его семья шаталась по Техасу в поисках легкого заработка. Подростком Джим Томпсон устроился работать в отель "Техас", где в основном доставал жильцам героин и травку, подсел на алкоголь и в 19 лет с ним случился первый нервный срыв. В юности он имел несчастье сочувствовать компартии, что неоднократно аукнулось ему впоследствии, особенно во время охоты на ведьм сенатора Маккарти. Писательскую карьеру он начал в 1930-х с коротких рассказов в журналах, в которых пересказывал газетные заметки об убийствах от лица преступника. Но настоящий успех пришел к нему только в 1952 году, когда самому Томпсону было под 50, с выходом романа "Убийца внутри меня". После чего он за два года написал еще пять романов, сотрудничал со Стенли Кубриком в работе над сценариями к фильмам "Убийство" и "Тропа славы", причем Кубрик не включил его в соавторы, одарив только строчкой в финальных титрах, написал третий сценарий для Кубрика и потерял его, написал сценарий по своему роману "Побег" для Сэма Пекинпа, но исполнитель главной роли Стив Маккуин отверг его как недостаточно разговорный. В 1977 году, когда Томпсон умер, его книги издавались только во Франции, где он временно оказался востребован из-за моды на нуар. В 1990-х его снова стали экранизировать, а вслед за тем и полюбили. "Побег" был переснят с Ким Бейсингер и Алеком Болдуином в главных ролях. Но ни в одной экранизации не удалось достичь мрачной силы и концентрации его романов — возможно, Майкл Уинтерботтом, экранизировавший "Убийцу внутри меня" с Кейси Аффлеком в главной роли, станет первым, кому удалось хотя бы частично к этому приблизиться. В фильме Аффлек играет ровно того героя, которого описал Томпсон,— абсолютно неуправляемого психопата. Собственно, эффект романа Томпсона обусловлен тем, что в нем впервые психопат не просто стал центральным персонажем, а получил слово.
Лу Форд — помощник шерифа из маленького города, молодой, слегка занудный, нанизывающий дешевые сентенции и поговорки одна на другую ("Кто людей веселит, за того весь свет стоит"), и даже в книге за его манерой говорить слышится такая техасская, медленная тянучесть. Он тянется к убийству и уверен, что его образ рубахи-парня не позволит окружающим даже заподозрить в нем эту тягу: "Типичный блюститель порядка с Запада, вот весь я. Может, чуть дружелюбнее среднего. Может, чуть опрятнее. Но в целом — типичный". И несмотря на то, что уже после первого совершенного им убийства его начинают подозревать, он не сомневается в собственной безнаказанности. Потому что весь город как на ладони, а он как будто скрыт за своей маской.
Год выхода романа — 1952-й. То есть "Убийца внутри меня" написан еще до "Дороги перемен" Ричарда Йейтса. И хотя у Йейтса никто никого не убивает, просто брак сам по себе становится убийством, две эти книги, конечно, связаны. Они обе исследуют отклонение как часть царствующей нормы. В своих рассуждениях и поступках Форд клинически разумен, каждое его движение продумано, он ничего не совершает импульсивно, под влиянием эмоций — у него и нет никаких эмоций. Если возвращение Йейтса хочется связывать с популярностью сериала "Mad Men", каждый из героев которого был человеком в футляре, запертом правильными 1950-ми, то "Убийца внутри меня" напоминает другой, не менее популярный американский сериал — "Dexter", основанный на серии книг Джеффри Линдсея. Декстер Морган тоже служит в полиции, тоже серийный убийца, тоже рассказывает о себе от первого лица. Что не мешает ему быть симпатичным парнем, следуя кодексу, придуманному его отцом, и обеспечивать себе прямо-таки бешеное сочувствие зрителя. У Лу Форда никакого кодекса нет, и если в начале книги он и испытывает какие-то человеческие чувства, то это совершенно не мешает ему сделать жертвами тех, по отношению к кому он эти чувства питает. В итоге — он не более чем выставленная перед обществом страшилка. Смотрите, какие ужасные вещи могут твориться в этих тугодумных техасских головах. И поскольку ни автор, ни герой-рассказчик никакого ужаса при этом не испытывают, это-то и делает книгу по-настоящему страшной. Читатель всегда обнаруживает потребность в морали там, где морали нет в помине, и уж этот голод Томпсон никак не собирался удовлетворять.
СПб.: Азбука-классика, 2010
Леонардо Падура "Злые ветры дуют в Великий пост"
В не слишком большом списке кубинских писателей имя Леонардо Падуры чуть ли не самое главное. Его самый известный роман "Прощай, Хемингуэй", в котором кости, обнаруженные на заднем дворе дома, где жил в Гаване Хемингуэй, становятся поводом перебрать косточки самому Хемингуэю, был переведен на русский всего несколько месяцев назад. Кроме него в активе Падуры 600-страничный роман о Льве Троцком, вышедший в 2009 году, и серия романов о полицейском Марио Конде, написанная в 1990-е годы. За эту серию Падура дважды получал международную премию Хэммета, именно она сделала его известным за пределами Кубы. Сюжеты четырех основных романов о Конде разворачиваются в четыре разных времени года. "Злые ветры дуют в Великий пост" — роман весенний. Поэтому он не только про убийства, но даже, скорее, про любовь и про весь тот сложный комплекс чувств, который испытывает человек, расследуя жестокое преступление в продуваемом всеми ветрами городе, который когда-то был родным, а теперь обнаруживает новые, незнакомые черты.
Леонардо Падуре удается трюк, о котором мечтает большинство детективных писателей: отвлечь внимание от преступления. В редком детективе будет настолько не важно, кто убил молодую школьную учительницу, задушенную в своей квартире после вечеринки с марихуаной. Ее труп повисает над историей как символ всеобщего падения нравов. Тем более что в школе, где преподавала девушка, некогда учился сам герой. Всякое движение вызывает в Конде болевой всплеск ностальгии. И молодежь уже не та, и Гавана, писательская карьера не сложилась, лучший друг парализован, все друзья школьного детства несчастны и очень хочется влюбиться. И даже любовь длится не дольше, чем до конца романа, и нужна только для полноты ощущения не столько даже нуаровской безысходности, сколько специальной гаванской грусти.
"Астрель", Corpus
Гильермо Мартинес "Долгая смерть Лусианы Б."
Самый известный роман аргентинского автора детективов Гильермо Мартинеса — "Незаметные убийства". На русский он был переведен еще пять лет назад. Там аргентинский математик приезжает в Оксфорд, знакомится с великим английским ученым Артуром Селдомом и вместе с ним пытается распутать серию убийств, в которых убийца, кажется, не следует иной цели, кроме как запутать преследователей, задав им сложную, практически нерешаемую математическую задачу. Это роман-виньетка, где околоматематические рассуждения героев вытесняют собственно детективную интригу, не в последнюю очередь потому, что автор сам математик со степенью и два года работал в Оксфорде. В "Долгой смерти Лусианы Б." — та же виньеточность: самое главное тут случается в середине романа, когда герои, забыв о творящихся кругом убийствах, начинают спор о Генри Джеймсе.
К главному герою, писателю, приходит секретарша, которой он за десять лет до того диктовал свой второй роман. Она утверждает, что другой автор, у которого она работала, самое знаменитое имя аргентинской литературы, за эти десять лет переубивал всю ее семью в отместку за иск о сексуальных домогательствах, маскируя убийства под несчастные случаи. История звучит неожиданно правдоподобно, и герой обещает помочь. Он приходит к писателю-убийце и, конечно же, слышит от него совсем другую версию событий. У главного героя, конечно, складывается свое видение происшедшего. И вот когда все три версии сталкиваются, герои бросают их ради разговора о Генри Джеймсе и классической причинности в литературе. Потом, правда, все снова возвращается к детективу с его неизбежным финалом, но это как раз не так интересно, как когда рассуждения об убийствах затмевают сами убийства: и правда, какой смысл в событии, если оно не становится поводом для интеллектуальной беседы?
"Иностранка"