В принципе Александр Лабас сегодня не нуждается ни в каком специальном юбилее: за последние годы его выставки прошли едва ли не во всех заинтересованных в раннем советском искусстве институциях, включая и посвященную 100-летию в ГМИИ имени Пушкина. Сказано и показано было чрезвычайно много. Однако относительно круглая дата (110 лет) оказалась востребованной как минимум двумя солидными залами: с 9 сентября в Московском музее современного искусства показывают графику художника, а с 14 сентября в галерее ПРОУН можно увидеть попытку реконструкции первой после долгого забвения персональной выставки Лабаса 1976 года.
Та выставка была очень необычной. И дело не только и не столько в том, что старому ОСТовцу-формалисту Лабасу дали Дом художника на Кузнецком мосту, сколько в том, как он им распорядился. 76-летний художник строил экспозицию как главную премьеру своей жизни: он тщательно отобрал вещи для показа, скрупулезно вымерил отведенные ему стены и простенки, сделал несколько макетов выставочных залов, сочинил сложные мизансцены из своих картин, а в случае особой нехватки каких-то этапных, по его мнению, работ 1920-30-х годов воспроизводил их в миниатюре по памяти. "Спектакль" этот был очень удачен — на нежнейший соцреализм Лабаса приходило по несколько тысяч человек в день.
Выставка как авторское высказывание для эпохи раннего застоя уже событие. Но тогда это как раз было не столь важно — оглушительным казалось само искусство Лабаса: вроде о том, о чем и все (о достижениях строя и построенного им человека), но как-то подозрительно светло, красочно, почти сказочно. Для картин человека, который не только любил авиацию и небо, но и сам летал, и даже сам падал, слишком уж невесомы тела, да и с силой земного притяжения явно есть проблемы. Куда только он не отправляет своих героев: и в небо, и под землю, сажает в машины, в поезда, на трамваи, велосипеды. Они могут отдыхать, гулять, воевать, торговать на базаре, загорать на пляже, но вот чего они точно не могут делать, так это действовать. Нет в них силы движения и страсти агрессии, есть солнце, счастье и полет. Сплошной эфир, а не люди.
Сегодня искусство Лабаса если не изучено, то знакомо уже неплохо. И тут выставка как самостоятельный памятник становится отличным предметом для кураторской рефлексии. По большому счету это, конечно, музейный замах, хотя отечественные музеи редко берутся за реконструкции выставок. Трудно, хлопотно, слишком тонкие материи, нюансы далеко не очевидны широкому зрителю.
Макет плаката, выполненного Лабасом к персональной выставке 1976 года
Галерея ПРОУН на полную реконструкцию по понятным причинам не решилась — большинство экспонатов с выставки 1976 года давно в музейных фондах. От этого и подзаголовок проекта: "Воспоминание о выставке". То есть речь пойдет как раз о тех самых тонких материях. В основе реконструкции лежат сохранившиеся архивы Лабаса (планы, макеты, рисунки), с помощью которых кураторы галереи ПРОУН представляют историческую выставку как своеобразный автопортрет художника. Ничего совсем уж необычного нам не обещают, суть в деталях. Кем видел себя старый художник — учеником Кончаловского или сотрудником Фаворского, учеником и спорщиком с Малевичем, внимательным "читателем" картин Кандинского или, что на расстоянии заметно все больше и больше, человеком из одной географической и эмоциональной области с Шагалом? Похоже, старым витебско-смоленским евреям в 1976-м было бы о чем поговорить: неверие в незыблемость ньютоновских экзерсисов с яблоком было у них общим.
Галерея ПРОУН, с 14 сентября по 13 октября