Правительство приняло решение передать Сергиево-Посадский государственный историко-художественный музей Троице-Сергиевой лавре. Церковь одержала окончательную победу над музеями. Впервые она получит не только здание, в котором располагался музей, но и его коллекцию.
История возвращения церкви культурных ценностей в свободной России начинается с распоряжения Бориса Ельцина "О передаче религиозным организациям культовых зданий и иного имущества", подписанного в 1992 году. До сего дня передавались культовые здания. Кстати, в России более тысячи культовых зданий, находящихся в аварийном состоянии, однако их церковь не берет, поскольку ее интересует то, что не нуждается в реставрации. То есть музеи.
До сего дня музей выбрасывался на улицу, а церковь вселялась в здание. Так происходило в Донском монастыре (бывший Музей архитектуры), Останкинском музее (выкинуты реставрационные мастерские), Новоспасском монастыре (также реставрационные мастерские), Юрьевом монастыре в Новгороде (музей). Эта схема страдала конфликтностью — выкинутые на улицу культработники стенали, их было невозможно не услышать, поскольку они делали это с культценностями на руках. Иногда музеи оказывались "недовыкинутыми", и в таком случае выкидывающий и выкидываемый оставались на одной площади. Самый странный пример — Музей истории религии (бывший атеизма) в Казанском соборе Петербурга, где под куполом происходит служба, а в западном нефе показывают экспонаты — так что служба в принципе может рассматриваться как экспонат музея.
В Троице-Сергиевой лавре предлагается опробовать новую схему — церкви достанется не только помещение музея, но и его коллекция. Существующий в лавре музей расформировывается. На его месте создается церковный Музей православной культуры. Его директором становится настоятель лавры отец Феогност.
С точки зрения музея
Есть нормально функционирующий музей. Он уничтожается, потому что настоятель лавры имеет прямой выход на Ельцина через патриарха.
На месте уничтоженного музея создается некий Музей православной культуры. Статус музея предполагает, что выполняется некий набор требований, касающийся: а) предметов хранения; б) доступа к ним. И с первым, и со вторым у церкви проблемы.
Относительно сохранности произведений у церкви весьма прискорбный опыт. Так, отчаянно не повезло фрескам Андрея Рублева, которые находятся в двух действующих храмах — Успенском соборе во Владимире и Успенском в Звенигороде. Они зарастали копотью, которая систематически удалялась силами общины (мыли тряпками). В результате фрески следует считать погибшими, поскольку оригинального красочного слоя на них не осталось. Никаких других фресок Рублева у России нет. Ровно то же происходит в Троицком соборе лавры, где гибнут иконы школы Рублева. Музейщики могут наглядно убедиться в том, что ждет их коллекцию, и их чувства понятны.
Церковь не реставрирует произведения, которым наносит вред. Там, где реставрационные работы велись до передачи храмов церкви, они прекратились. Так произошло в Юрьеве монастыре в Новгороде, где церковь выгнала реставраторов живописи вместе с музейщиками, не дав им закончить работу. В области архитектуры церковь не обращается к специалистам, предпочитая бесплатную работу верующих строителей,— к несчастью, плоды такого труда к научной реставрации отношения не имеют.
И по поводу доступа к экспонатам у церкви — специфический опыт. Архимандрит Феогност в одном из своих интервью говорит: "Я как наместник лавры вижу ее будущее как паломнический комплекс, открытый всем". Приятно, конечно, что "всем", но неприятно, что, попадая туда, ты обязательно должен становиться паломником. Некоторые до сих пор считали себя экскурсантами. Это — существенная разница. Любому человеку, знакомому с проблемой, известно, какие сложности испытывает неправославный человек, желающий увидеть произведение искусства, находящееся в православной церкви. Во время службы это невозможно, поскольку оскорбляет чувства верующих. Вне службы в Москве если и пустят, то с крайним неодобрением, а в провинции — не пустят никоим образом. Сравнить это по степени доступности с музеем невозможно.
Наконец, есть проблема музейщиков. Архимандрит Феогност видит эту ситуацию следующим образом. "Сотрудники музея подбирались исходя из задач атеистической пропаганды. Многие занимались ею по необходимости. Но были — и до сих пор остались — единицы, которым непонятен и враждебен смысл христианства... Кстати, я не возражаю, если нынешний директор примет монашеский постриг и станет наместником, чтобы по-прежнему возглавлять музей". То есть все музейные работники проверяются на предмет их православия, а директору предлагается постричься. Конечно, бывали в России и большие надругательства над свободой совести, но с точки зрения норм цивилизованного гражданского общества это возмутительно.
То есть происходит следующее. Приходят люди, никогда музейной работой не занимавшиеся, музей уничтожают, коллекцию расформировывают. Это называется вандализм. От вандализма защищают законы, письма деятелей культуры, выступления прессы, но это не действует. Отец Феогност обращается к Алексию II, тот к Ельцину — и пишите ваши писульки сколько вам влезет. Это называется беспредел.
С точки зрения церкви
Чем мог быть советский музей, находящийся в Троице-Сергиевой лавре? Только центром антирелигиозной пропаганды. Им он и был — годами оскорбляя и монахов, и паломников.
Экспозиция состоит из трех частей. Самая ценная — древнерусская — это сокровища лавры. Вторая — исторически и художественно ценные экспонаты, не имеющие к лавре отношения. Третья — агитационно-пропагандистская. Где в плакатах, схемах и малохудожественных исторических картинах раскрывалась роль церкви как крупнейшего феодала и эксплуататора, пьющего кровь трудового народа. Вообще говоря, эта часть экспозиции оскорбляет и экскурсанта. Нетрудно представить себе, какие чувства испытывает паломник.
Ее, конечно, можно просто уничтожить, но ведь и основная часть экспозиции — это предметы, экспроприированные у церкви властью рабочих и крестьян. Даже те экспонаты, которые происходят не из лавры, тоже не куплены, а экспроприированы. Музей их хранил и реставрировал, но церковь его об этом не просила. Экспозиция может быть воспринята как собрание награбленного, выставленное от имени ворья, которое тщится доказать, что подлинный хозяин — кровопийца и потому достоин своей участи. Притом что этот хозяин сидит тут же, рядом.
Музей с этой точки зрения — дважды вор. Он не просто присвоил сокровища лавры, он еще и извратил идею музея. Дело в том, что основывали его глубоко верующие люди, для которых лавра была абсолютно исключительным образованием. Среди них — Павел Флоренский, великий русский философ, который был первым автором первого устава музея. Надо сказать, что Флоренский — один из наиболее последовательных критиков идеи музейности, как она сложилась в XIX веке и сохраняется по сию пору. По его мнению, музей — это кладбище предметов, оторванных от той духовной атмосферы, которая их взрастила. В его концепции православный музей — это некое соединение церкви и искусства в единый духовный опыт. Его статья "Храмовое действо как синтез искусств", где развиваются идеи и опыт такого единства, по сию пору является одной из основополагающих работ по христианской культуре, написанных на русском языке.
Разумеется, у церкви нет опыта музейного хранения. И не могло быть, поскольку ее имущество хранили другие люди. Сегодня православная церковь развернула мощнейшую образовательную программу по подготовке церковных искусствоведов и реставраторов, так что положение выправится. Опыт последнего десятилетия в чем-то прискорбен, но не во всем. Есть пример Успенского собора Московского кремля, где проходят службы, которые никакого урона ни памятнику, ни коллекции, ни экскурсантам не наносят.
Есть, наконец, западный опыт, где существуют музеи и светские, и церковные. Музеями Ватикана руководит кардинал. Трудно представить себе, чтобы там работали воинствующие атеисты, для них есть другие музеи. А ведь лавра не что иное, как наш Ватикан.
С точки зрения права
Когда позиции диаметрально противоположны и у каждой из сторон такой опыт взаимных оскорблений и боли, их нельзя примирить. Правы обе стороны, а посему невозможно достичь какой-то окончательной правды и справедливости. Задача государства — достигать относительной справедливости, которая обеспечивается действующим законодательством.
Что касается состава экспозиции и музейных работников, то ситуация, имея в виду договоренности Ельцина и Алексия, выглядит довольно безнадежно. С позиций гражданского общества проверка на вероисповедание при приеме на работу, равно как и требование пострига от директора,— темное средневековье. Тем не менее по существующему законодательству этому нельзя эффективно противодействовать. Конечно, если директором музея становится настоятель лавры архимандрит Феогност, то Минкульт практически лишается возможности влиять на директора своего музея, поскольку не может его снять. Но это дело Минкульта.
Совершенно иная ситуация с самой коллекцией. Да, разумеется, сокровища музея — это имущество лавры, ограбленной советской властью. Но она, эта власть, вообще-то начинала свое экспроприаторское дело не с лавры, а с помещиков и капиталистов. Им мы никакого имущества не возвращаем и не собираемся. Поэтому возвращение лавре сокровищ — это не восстановление прав собственности, а попытка восстановления справедливости за пределами правового пространства. Заметим, что ровно той же логикой вдохновлялись и большевики, поправшие права собственности во имя справедливости.
Между тем с точки зрения права творится вопиющее беззаконие. Поскольку по закону об охране памятников они не могут быть отчуждены из федеральной собственности. Это положение подтверждено постановлениями Верховного совета РФ от 25 декабря 1990 года и 27 декабря 1991 года, распоряжением президента РФ от 18 марта 1992 года и постановлением правительства от 8 мая 1992 года. Любой акт передачи музейной коллекции в церковную собственность юридически несостоятелен.
Беда, однако, в том, что государство совершенно не стремится выполнять свои законы.
Сложившаяся на сегодняшний день схема передачи ценностей представляется власти очень удачной. Поскольку, с одной стороны, церковь, получая их, оказывается вовлечена в отношения симпатии с властью, передавая это чувство верующим. С другой стороны, интеллигенция винит в разрушении культурных ценностей и институтов вовсе не власть, а церковь. Стравливая их между собой, власть оказывается в положении арбитра.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН
Хроника борьбы
15 июня 1992 года. Патриарх Московский Алексий II обращается к Борису Ельцину с письмом, в котором просит передать часть коллекции музея в собственность лавры и вывести остальную часть музея с ее территории.
15 октября 1992 года. Распоряжение президента РФ и председателя Верховного совета РФ "О Троице-Сергиевой лавре...", которое предполагает вывод музея с территории лавры.
31 октября 1994 года. Письмо патриарха президенту о необходимости разделить фонды музея и вернуть лавре принадлежащие ей сокровища.
11 ноября 1994 года. Коллегия Минкульта решает, что разделять коллекцию музея недопустимо.
8 декабря 1994 года. Минкульт выдвигает идею создания на территории лавры Центра православной культуры.
3 февраля 1995 года. На совещании в Минкульте представитель лавры отец Лонгин, ссылаясь на патриарха, отказывается рассматривать предложение о Центре православной культуры.
3 июля 1997 года. Патриарх в письме президенту принимает идею Центра православной культуры, но как части лавры, а не Минкульта.
7 августа 1997 года. Настоятель лавры архимандрит Феогност в письме вице-премьеру Олегу Сысуеву просит ускорить решение вопроса о создании Музея православной культуры.
8 октября 1998 года. Расширенное заседание в Минкульте с участием ученых, представителей Госдумы и администрации Московской области. Принято решение "о невозможности передачи в любой форме памятников древнерусского искусства, являющихся национальным достоянием, Русской православной церкви".
20 октября 1998 года. Письмо Алексия II Евгению Примакову, повторяющее требования церкви.
28 ноября 1998 года. Вице-премьер Валентина Матвиенко проводит в лавре совещание и дает указание Минкульту в двухнедельный срок подготовить документы по созданию Музея православной культуры.
18 февраля 1999 года. Документы подготовлены.