Политолог Станислав Белковский дебютировал как драматург — в издательстве "Эксмо" вышла его пьеса "Покаяние".
Пьесу Белковского, конечно, никогда не поставят и, наверное, правильно сделают. Она длинная (в книге — под триста страниц), ее герои произносят затянутые монологи, которые, может быть, и хорошо читаются, но невозможны на слух, а ее сюжет исчерпывается одной фразой — это история о том, как отставного премьера, знаменитого реформатора, убивают трое его ближайших друзей, причем ладно бы это была история об убийстве, детектив, но нет же, никакого секрета в сюжете нет, убийство проанонсировано в издательской аннотации, и на протяжении всего действия остается только ждать, когда, собственно, экс-премьер будет убит.
Но что пьеса не будет поставлена — это полбеды; обиднее, что она не будет прочитана, и дело даже не в том, что критики не спешат ее рецензировать, а издательство — рекламировать (в конце концов, законов сарафанного радио никто не отменял). Человек, который прочтет эту пьесу, скорее всего, первым делом станет угадывать, кто из реальных людей под каким именем в ней выведен (а своих легко, даже слишком легко узнаваемых героев Белковский назвал дурацкими выдуманными именами — отставного реформатора, например, зовут Игорь Кочубей), а, угадав, станет думать, правду ли пишет Белковский. Я почти уверен, что если пьесу прочитает хотя бы сотня политиков и журналистов, то по Москве обязательно поползут какие-нибудь глупые слухи о тех людях, чьи черты угадываются в героях пьесы. И это обидно, потому что в пьесе Белковского главное — конечно, не то, кто кого убил, кто с кем спит и даже о чем думают бывшие премьеры в последние дни своей жизни.
Игры с переодеваниями, конечно, сбивают с толку, но не очень. На обложке книги — фотография Егора Гайдара, да и вообще — не было в России других премьеров-реформаторов, которые, ко всему прочему, были бы уже мертвы. Конечно, это пьеса о Гайдаре.
Это пьеса о Гайдаре, но не о том, как и почему он умер, или о чем-то, что вообще касалось бы его биографии. Это пьеса о лицемерии, которое, как бы ни было оно свойственно любой политике и российской в том числе, в случае с посмертной судьбой Егора Гайдара зашкаливает до вообще неприличных пределов.
В пьесе Белковского экс-премьера окружают жулики — глава "Корпорации вечной жизни" Толь, президент "Академии рыночной экономики" профессор Дедушкин и некий прихлебатель по имени Гоцлибердан. Будем считать, что этих людей придумал Белковский — ради Бога, но я был и на похоронах Гайдара, и на открытии памятника ему в Высшей школе экономики, и оба раза хотелось куда-нибудь убежать, потому что это невыносимо. Собираются взрослые умные хитрые люди и начинают вдруг валять дурака, соревнуясь в том, в чьем исполнении образ Гайдара получится более великанским.
Попробую объяснить, что я имею в виду. Современная Россия — страна однопартийной системы, сомнительной честности выборов, излишнего влияния спецслужб и абсолютного цинизма в принятии решений. Страна госкорпораций и запредельной коррупции, чиновничьего феодализма и монархического наследования даже формально выборных должностей вплоть до президента. В любом своем проявлении правящий класс современной России максимально далек от идеалов рыночной экономики и демократии — тех идеалов, которые принято связывать с именем покойного Гайдара.
При этом для, по крайней мере, части этого правящего класса очень важно декларировать и демонстрировать свое происхождение именно от Гайдара, а не, скажем, от Дзержинского. Гайдар (и, пожалуй, особенно мертвый Гайдар) для них — основа легитимности. Соратничество с ним дает им право говорить, что российский либерализм — это именно они, чиновники и обслуживающий персонал той системы, которая, повторю, максимально далека от ассоциирующихся с именем Гайдара ценностей. Гайдар для них — это право на международное признание ("послушаем их, это те парни, которые утверждали в России западные ценности") и внутреннюю неприкосновенность ("нет, не надо их трогать, а то все подумают, что в России вообще либерализм задушен"), поэтому они не жалеют ни слов, ни бронзы, чтобы утвердить Гайдара в намеренно преувеличенном почетном статусе.
Гайдар в 1991-1992 годах — это молодой экономический журналист, случайно и ненадолго оказавшийся во власти и взявший на себя ответственность за неизбежные шаги, на которые больше никто в тогдашней номенклатуре не решился. Если относиться к нему именно так, его значение для российской истории не уменьшится, но при этом окажется, что людям, которые в нынешней номенклатуре работают наследниками Гайдара — грош цена, и что эти люди ничем не отличаются от остальных министров, топ-менеджеров госкорпораций, лидеров карманных партий, профессоров придворных вузов, ценных не столько научными заслугами, сколько недвижимостью. Именно поэтому они повторяют ритуальные фразы о великом экономисте, о теоретическом наследии Гайдара (заслуживающем внимания, по большому счету, только в качестве мемуаров очевидца) и самую главную и самую пустую мантру — "он спас страну от гражданской войны и голода". Герой Белковского, давая интервью, тоже повторяет эту мантру. Иностранный журналист удивляется — "Вы предотвратили гражданскую войну?" "У вас есть какие-то сомнения? — отвечает реформатор. — Посмотрите на улицу — гражданской войны же нет". Звучит смешно, но Белковский почти дословно цитирует ответ одного из наследников Гайдара оппоненту, указавшему на несостоятельность тезиса о предотвращенной гражданской войне и голоде — мол, все правильно, войны и голода не было, потому что их предотвратил Гайдар. И ведь не поспоришь.
Если читать пьесу Белковского как литературный эксперимент скандального политтехнолога, это будет скучное и бессмысленное чтение. Но, и я настаиваю на этом, к этой пьесе нужно отнестись именно как к важному политическому высказыванию, ставящему под сомнение право одной из фракций нынешней номенклатуры считать себя либералами, называть себя либералами и действовать от имени российского либерализма, к которому они имеют отношение в той же мере, что и наследники Дзержинского. А что касается автора этого высказывания и формы, в которой оно был сделано — ну а кто же виноват, что на это решился только Белковский?