На минувшей неделе в Госдуму внесен законопроект, который регламентирует отношения человека и домашних животных. Но что делать с братьями меньшими, которых человек разлюбил? Брошенные животные всегда были признаком упадка цивилизации, будь то Древний Рим, Средневековая Европа или постперестроечная Россия. Собаки, кошки, козы, кролики, лошади — таков неполный перечень обреченных, которых люди бросают на произвол судьбы. В ответе ли мы за тех, кого приручили? И в ХХI веке этот вопрос не потерял актуальности
Земля вокруг озера Маныч-Гудило в Ростовской области серая, в маленькую дырочку. Если наступить на нее ногой, то в воздух поднимается стайка бесцветных мух. Кроме красного растения — солероса с мясистыми палочками-листьями, по берегам ничего не растет: под небольшим "плодородным" слоем земли в 10 сантиметров, начинается слой глины, а под ним — двухкилометровый пласт соли. "Маныч" в переводе означает "горький".
Пятьсот метров горько-соленой воды отделяет остров Водный, лежащий посреди озера серым полумесяцем, от "большой земли". Брызги, вылетающие по бокам моторной лодки, оседают на бровях и ресницах кристаллами соли. Соленость в озере больше, чем в океане, а пресной воды на самом острове нет. Именно этот факт оказался решающим в судьбе брошенного здесь табуна, который по-прежнему целиком зависит от людей, поставляющих сюда питьевую воду. Потомки колхозных Звездочек и Ночек оказались где-то посредине между полным одичанием и окультуриванием. Это положение столь необычно, что табун был взят под охрану ЮНЕСКО, а Российский фонд фундаментальных исследований выделил Южному научному центру РАН грант на изучение этого уникального сообщества: на примере островной популяции становится понятно, что происходит с животными, лишившимися опеки людей.
Водный
Остров Водный — 12 километров в длину и 4 в ширину — нежилой. Инфраструктура здесь не богатая: маленький кирпичный домик, забитая песком артезианская скважина и система железных поилок, построенная работниками степного заповедника "Ростовский". На всей территории острова нет ни одного кустарника или дерева, только низкорослый чабрец, полынь и типчак — любимое лакомство коней. Между стеблей сухой травы то там, то тут валяются белые, как экспонаты музея, черепа и кости лошадей. Каждая лошадиная "запчасть" помечена синим инвентарным номером, от чего складывается впечатление, что здесь просто снимают кино. Прошлой зимой от голода и сильных морозов из 400 голов погибли больше половины. Те лошади, которые в поисках пищи смогли по льду перейти на "большую землю", пропали. Говорят, их отстреляли браконьеры и сдали на мясо. Переживут ли лошади эту зиму — пока неясно.
— Когда мы приехали обследовать остров, здесь уже было много павших животных,— говорит зоолог, кандидат биологических наук Владимир Казьмин, сотрудник заповедника "Ростовский".— В этом году была очень тяжелая зима — холодная, малоснежная. В феврале нам удалось договориться о закупке 50 тонн сена-соломы и доставить их на остров по льду. Это спасло часть животных. Почему нельзя было накормить лошадей раньше? У нас нет такой задачи. Это заповедная территория, а в заповеднике все должно идти естественным путем.
Так что ситуация парадоксальная: с одной стороны, заповедник, созданный на этой земле в 1995 году, должен охранять естественное биоразнообразие степной природы, то есть поддерживать все как есть, с другой — возникает вопрос: что же делать с лошадьми, не способными пережить морозы и бескормицу?
Пять тысяч овец
По легенде, лошади на острове, лежащем посреди мертвой воды, вовсе не простые. Говорят, они появились здесь еще во времена хана Батыя, который прятал в долине реки Западный Маныч свои богатства, а здесь, на Водном, закопал самый ценный клад и оставил лошадей для охраны. По другой легенде, местные лошади — потомки животных, брошенных при отступлении Красной армией, которая по преимуществу пользовалась донской породой, так как ее за мощь и неприхотливость особо уважал товарищ Буденный, уроженец здешних мест.
Но на самом деле эти истории не имеют ничего общего с фактами: остров Водный появился здесь всего лишь в 1948 году. Возник он, как и сказочный Буян, в один день. В 1936 году Советское правительство начало строительство "реки счастья" — так в агитационных листовках, призывающих граждан помочь на народной стройке, называли Невинномысский канал, который должен был соединить реки Кубань и Егорлык. Когда, спустя 12 лет, "река счастья" была пущена, вода в одночасье хлынула в близлежащие окрестности, затопив огромные территории пастбищ. На поверхности осталось несколько островов, Водный — самый большой.
— В этих местах еще с 1929 года существовал овцесовхоз N 8,— говорит директор Биосферного заповедника "Ростовский" Людмила Клец.— Животноводы использовали эту землю со множественными протоками для пастбищ и сенокосов. После строительства Невинномысского канала местный ландшафт стал быстро меняться.
Говорят, вода пришла столь внезапно, что отрезала от основного стада несколько сотен овец и десяток лошадей. Первое время пастухи пытались перевозить оказавшихся в западне овечек на лодках, но потом оставили все как есть, решив забрать выживших животных, когда замерзнет вода. Но в отличие от овец лошади обратно к людям не пошли.
В 1950-е годы совхоз осознал ценность острова. Пасти животных на Водном было одно удовольствие: 5 тысяч овец и несколько десятков лошадей жили тут с весны до осени, волки сюда не доплывали, корм был бесплатным. Для отправки животных построили паромную переправу, которая работала два раза в день. Правда, вскоре возникла проблема: из-за нарушенного гидрологического режима, вода начала стремительно набирать соль. По словам местных жителей, к середине 1950-х пить ее было нельзя. Тогда совхоз пробурил самоизливающуюся артезианскую скважину, которая поила как овец, так и лошадей.
— Лошади тут всегда были вспомогательной силой,— говорит Владимир Казьмин.— На них объезжали стадо овец, их запрягали в повозки. Со временем лошадей стала заменять техника, и их все чаще отпускали пастись самостоятельно. Пока не отпустили совсем.
Последняя овца и, следовательно, человек покинули остров Водный в конце 1980-х. С тех пор тут остались одни лошади. Подающие пресную воду скважины постепенно забились, паром перестал функционировать, да и сами близлежащие станицы пришли в упадок. Тогда же местное руководство вдруг решило построить на базе старого санатория гигантскую кумысолечебницу на тысячу человек и для этих целей силами местных жителей лошадей попытались с острова увести зимой по льду. Говорят, лошади, привыкшие к свободной жизни, были неуправляемы. Даже переправленных в итоге пришлось пристрелить. Так или иначе, из сотни поголовья после спасательной операции выжило не больше пары десятков лошадей. В наследство от той поры местным жителям осталось недостроенное здание новой столовой для лечебницы, которое постепенно пришло в упадок. Такая же судьба постигала и многие окружающие поселки: молодежь перебралась в города, старики ушли из жизни или тоже уехали. Сейчас в пустующие дома заселяются беженцы с Северного Кавказа.
Лошадиный рок
До середины 1990-х лошади дожили чудом. Потомки исконно русской донской породы, выведенной казаками в XVII веке, регулярно становились объектом для охотничьих сафари. Браконьеры приезжали зимой, чтобы погоняться за лошадьми на джипах. Только в 1995-м, после того, как остров попал в состав заповедника, лошадей оставили в покое. Теперь основные гости острова — ученые и студенты.
— Мы должны приложить все усилия, чтобы сохранить сложившуюся уникальную экосистему этого острова,— говорит профессор-физиолог Евгений Вербицкий из Южного научного центра РАН.— Сегодня во всем мире специалисты заняты серьезной проблемой приспособляемости организма к меняющимся условиям окружающей среды. Изучая одичавших животных, мы можем понять, какие именно механизмы запускает организм, чтобы адаптироваться к переменам. Эти фундаментальные знания в дальнейшем помогут человечеству выжить в нашем мире, где происходят необратимые изменения.
Уникальная биологическая станция Южного научного центра, расположенная в близлежащем поселке Маныч, создавалась в том числе для того, чтобы студенты вместе с преподавателями могли изучать эту глобальную проблему.
Увидев приближающихся людей, кони поворачивают головы и настороженно поднимают уши. Самые любопытные, в основном жеребята, постепенно, как бы невзначай подходят ближе, тянут морды, помеченные белыми звездочками и крапинами, чтобы понюхать руку или блокнот. Но протянутый сахар не возьмут, как все дикие лошади. Кажется, что они как будто стараются выглядеть более дикими, чем есть: бока покрыты серой слипшейся грязью, длинные спутанные гривы и хвосты развеваются на ветру. Слышны глухие удары копыт о землю и возмущенное ржание — отношения выясняют жеребцы-подростки.
— Как показывают наблюдения,— говорит Мария Позднякова из Института проблем экологии и эволюции им. А.Н. Северцова РАН,— оказавшись без надзора, лошади достаточно быстро "вспоминают" свои социальные роли, разбиваются на семьи-табуны во главе с вожаком и прекрасно находят себе корм. Одичавшие табуны есть в США и Европе, где они являются предметом охраны и заботы, но там нет таких проблем, как здесь, под Ростовом.
Дело в том, что как только ученые начинают заботиться о лошадях, те начинают усиленно размножаться. И тогда их снова ждет голодная смерть:
— В природе все устроено достаточно гармонично,— говорит профессор Вербицкий.— В любой природной системе есть свои плюсы и минусы, но при этом она всегда уравновешена. А когда в эту систему вмешивается некая третья сила, например человек, система выходит из-под контроля.
Здесь был санаторий
В первый раз об этой дисгармонии сотрудники Ростовского заповедника заговорили в 2008 году, когда число лошадей на острове стало приближаться к четырем сотням. Как оказалось, такого количество остров прокормить не может. Было принято решение обратиться к простому дедовскому способу регулирования численности — отстрелу. Но тут случился массовый падеж прошлой зимой.
— Сейчас мы считаем, сколько лошадей может прокормить этот остров, — говорит зоолог Владимир Казьмин,— поглаживая лоб трехгодовалой кобылки Звездочки, которая активно интересуется пакетом в руках ученого.— По предварительным данным, не больше 150. По нашим расчетам, если не будут найдены иные способы регулирования численности, года через два лошадей все равно придется отстреливать.
Два года на решение лошадиный проблемы — срок достаточный. Не так давно было созвано совещание, где администрация области встречалась с приехавшими со всей страны специалистами, изучающими лошадей. Специалисты предлагают стерилизовать лошадей или, что более вероятно, вывозить молодняк с острова.
— Сейчас мы работаем над препаратами, которые смогут на длительное время обездвижить животных, чтобы в случае принятия какой-либо программы вывезти их с острова на транспорте по льду,— говорит профессор Вербицкий.— На Западе подобные препараты есть, но у нас в стране они запрещены из-за наркотических составляющих. Но эта работа пригодится тогда, когда будет принято решение, что мы все-таки сделаем с этим табуном. Второго такого в России нет.
До сих пор непонятно, куда лошадей вывозить. В России, где за последние 10 лет количество пущенных под нож конезаводов перевалило за десяток, благодатных для лошадей мест, кажется, вовсе нет. Тем более что представленная на острове донская порода в спорте, к сожалению, не ценится из-за своей массивности. Есть призрачная надежда на возрождение традиционного для этих мест производства кумыса.
В 1853 году по указу Николая I здесь в чистом поле у одного из соленых озер построили деревянные домики для лечения офицеров царской армии от туберкулеза. Главные лекарства были — кумыс и целебный сухой манычский воздух. Санаторий "Маныч" — единственное оставшееся с советских времен работающее предприятие. Роза Воронянская, бывшая работница отдела кадров совхоза "Орловский", гордится, что продолжает дело, начатое Николаем I,— сегодня она снабжает кумысом лечебницу в одиночку:
— Лошади — животные сложные,— говорит Воронянская.— У меня 40 голов, все девочки смирные, одна к одной. А те, с острова, они ж дикие, они на генетическом уровне предательство человеческое помнят! Они если что — все стойло разнесут. Вот, говорят, к нам на остров скоро иностранных туристов будут возить. Можно лишних лошадей им и раздавать. А для рекламы я могу им объяснять, какой от наших донских лошадей замечательный кумыс получается. Он у нас очень лечебный и всего 40 рублей за литр.
Вода счастья
Специалисты говорят, что животные, живущие рядом с людьми, постепенно "очеловечиваются", могут общаться и понимать. Стоя посреди островного табуна, кажется, что эти лошади "расчеловечились" не до конца. Девяносто шесть коней столпились на восточном берегу острова рядом с поилками. Двое суток на острове нет воды. Учитывая конструкцию лошадиного водопоя — ситуация неудивительная. Тонкий шланг перекинут с одного берега на другой прямо по воде. На другом берегу, в распределительный щиток насоса, качающего воду, попала птица.
— Летом местные жители на катерах и лодках шланг регулярно перерубают, а на починку может уйти не один день,— говорит Мария Позднякова.— А при минусовой температуре вода застывает вовсе. Лошади отлично умеют добывать себе воду из снега, выбивая копытами кусочки льда, но сейчас снега нет.
Говорят, что если на острове будет восстановлена артезианская скважина, то лошади наконец-то получат шанс на окончательную свободу и превратятся в подобие диких американских мустангов. Но свобода, по предварительным подсчетам сотрудников заповедника "Ростовский", стоит дорого — пару миллионов рублей. Кто за нее должен заплатить — непонятно. Пока же 96 диких лошадей терпеливо ждут — зимы, воды, людей...
Цари-самозванцы
Эксперт
О том, как происходит одичание у разных видов животных, рассказывает кандидат биологических наук ученый секретарь Зоологического музея МГУ Наталья Спасская
Лошади, собаки, кошки дичают довольно быстро. Это все животные с очень высоким уровнем социальной организации: как правило, им не составляет труда выживать в естественных условиях без помощи человека. Оставаясь на попечение самим себе, они создают устойчивые сообщества и привыкают сами же о себе заботиться. У нас бывают ситуации, когда дичают, например, коровы и даже меняются физиологически, но это происходит гораздо реже.
Настоящие одичавшие лошади, какие живут, скажем, в природном парке "Цимлянские пески" в Волгоградской области, не подпускают к себе человека ближе, чем на 100 метров. И уж точно не идут сами на контакт. В этом смысле лошади на острове Водном находятся в неестественном положении: из-за нехватки воды они вынуждены поддерживать отношения с человеком. Лучший вариант — вернуть им скважину и самоустраниться.
Другое дело, что это не снимет глобального вопроса о мере вмешательства человека в природу. Например, дилемма: суровая зима, нет корма, начинается массовый падеж зверей. Подкармливать их вручную или нет? Или другое: численность особей определенного вида на какой-то территории достигла своего максимума, это опасно для биоценоза. Отстреливать их или нет? Ведь по логике мы должны поддерживать максимально естественные условия их жизни, то есть почти не вмешиваться.
Проблема вся в том, что человек слишком хотел стать царем природы. А став им, получил массу обязанностей: все, что природа делала сама, теперь стало нашими функциями. Как мы с ними справляемся, видно по результатам.
Если бы животные могли сами выбирать, где им жить, проблем с перенаселением бы не возникало. А раз уж мы взялись определять, кого куда помещать, то уж жаловаться нечего.
Очевидно, что объем "природных" работ едва ли человечеству по плечу. Яркое свидетельство безответственности — это беспризорные собаки, выброшенные когда-то хозяевами. Они ведь уже не домашние питомцы, но и не волки. Это некая промежуточная стадия, условия полузависимости, по сути, нонсенс. Их несчастье в том, что вернуться в природу они уже не могут, та слишком нарушена человеком, а сам человек от них отказался. Мало кому удобно жить в царстве такой безответственности.
Волк дома
Личное
Расставание с дикостью — это личная победа. Пусть ее одержал всего лишь пес
Его спина была узкой, как черенок лопаты. Бок разорван. На заднюю правую он хромал. Когда-то он был овчаркой. Немецкой овчаркой, с черной спиной и глиняно-рыжим подпалом.
Он вышел из леса, уже оттаявшего после долгой зимы. Лишь под елями еще оставались кучи снега с кружевной черной каймой.
Не знаю, почему он выбрал нас. Проводил до калитки.
Что у него на уме? - вертелось у меня в голове все время, пока этот огромный отощавший пес хромал за нами. Шагов на десять сзади. В этом была мудрость, которую получаешь в обмен на удары жизни, и достоинство, заставляющее держаться на расстоянии от тех, кто может быть благодетелем.
— Надо его накормить,— сказал муж.— Смотри, ребра торчат.
— Потом не отвадишь,— возразила я. Кто знает, что у него на уме, злой он или добрый, больной или здоровый. Чужая бессловесная жизнь — черный ящик, из которого не знаешь, что выудишь. Не зря же его выгнали — пес был без ошейника. Значит, не заблудился, не сбежал по молодой дури, а был лишен доверия и крова.
От кости, которую мы вынесли ему на перекресток дачных проездов, пес отказался. Так и стояли: мы вдвоем у калитки и он — на перекрестке. Затем взял кость — челюсти у него дрожали от голода и волнения — и положил ее к нашим ногам.
— Ну заходи,— сказал муж и открыл калитку.
Вечером он начал делать будку. Пес сидел напротив, терпеливо ожидая, когда его дом будет готов. А когда опустился влажно-нежный апрельский вечер и мы после дневной суеты устало сели на ступеньки крыльца, он подошел, привалился костлявой спиной к ногам и глубоко, по-человечески устало вздохнул. Дома, стало быть.
— Волк,— сказал муж,— охраняй.
...Как женщина узнает о прошлом мужчины, приглядываясь к его привычкам и жестам, так мы угадывали бывшую жизнь Волка по его поведению. Судя по неимоверной худобе, он, похоже, зимовал в лесу или по дачам, охотясь на мелких зверюшек. Несколько раз он вполне плотоядно преследовал наших котов и даже пустобрешку Жучку, до прихода Волка бывшую грозой двора.
Он пил воду из лужи, разбивая утренний лед на ее поверхности лапой. В лесу объедал ягоды с дикой малины. У него болели ноги, похоже, после перенесенной чумки. Наверное, из-за болезни от него и избавились. Лечился только ему ведомыми травками, выщипывая их, как корова. Он, в общем-то, научился обходиться без человека.
Если бы не потребность служить.
Долг, вот что очерчивает поле цивилизации.
Судя по тому, как пес был выдрессирован, он явно прошел обучение или для милиции, или для военной части. Команды он знал все и выполнял с упоением. Смотри, как будто говорил он, как я хорошо тебе служу, вот здесь, на выходе из леса, я иду под твою левую руку, ну же, скорее бери меня на поводок, ну а здесь, уж прости, я обл-л-лайю! этих бездомных псов.
Нет, не случайно он не прибился ни к одной из этих стай. Дворняги его ненавидели, он их — презирал. Это противостояние было ожесточенным, они поджидали его группами в переулках, чтобы накинуться вместе, сзади и спереди. Стая убогих и злых против одинокого и сильного.
Он жил с нами, словно сквозь сон вспоминая, каким он должен быть. Стряхивая дикость, как старую шерсть.
И вот однажды в будку к Волку забился котенок, и мы с ужасом ждали кровавой расправы. Но пес все дни, пока котенок жил в будке, спал на улице. Потом бабушка упала во дворе, и Волк, подставив ей шею с ошейником, помог ей подняться и проводил до кресла. Потом он насобачился отличать недоброжелательных прохожих от соседей и гостей. Гонять от калитки рекламных агентов, пытающихся впарить доверчивой бабушке пылесос или набор посуды. Пересчитывать и держать всех в поле зрения в лесу, когда мы большой компанией разбредались за грибами. Присматривать за детьми друзей, пока взрослые толкутся на кухне или устанавливают мангал. Он начал ревновать котов и Жучку к нам. Жаловаться на приступы боли в ногах и с благодарностью принимать лекарство.
И еще. Волк никогда не клянчит и не ворует продукты. Я думаю, это помогает ему сохранять моральное превосходство над Жучкой, таскающей еду у кошек. А может, это его личная победа над унизительной дикостью. Волчище, друг, иди сюда, возьми колбаски...
Подписи
Вчерашний бродяга завоевал общее уважение. А от нижестоящих добился полного подчинения