Один за другим лидеры трех ведущих европейских государств — Германии, Британии и Франции — провозгласили конец мультикультурализма. О том же печальном событии недавно говорили премьер Австралии и представитель Ватикана. Возникает вопрос: что, собственно, закончилось — и было ли оно вообще.
В августе прошлого года я уезжал из Москвы. В аэропорт меня вез пожилой таксист, который полдороги сердито бубнил о "понаехавших" водителях маршруток. Из его слов следовало, что перебравшиеся в Россию нерусские граждане не признают нашей культуры и навязывают нам свой "культур-мультур": насиловать, воровать да резать головы. Таксист говорил, что это мы, русские, должны указать чужакам, как себя вести, а кто не хочет слушаться, пусть едет назад в свой Учкудук.
Прилетев в Берлин, я снова взял такси - и тема "понаехавших" на удивление продолжилась. Примерно с теми же интонациями, что и его русский коллега, водитель-немец рассказывал мне о том, как "эти турецкие мигранты берут себе в жены неграмотных деревенских девиц, и даже их дети не знают нашего языка". "Дерьмо все это мульти-культи!" — буркнул таксист на прощанье.
А всего через пару месяцев, 16 октября 2010 года, Ангела Меркель, выступая на собрании молодежной организации партии ХДС в Потсдаме, объявила о провале политики мультикультурализма.
Русский язык, как сказали бы феминистки, страдает сексизмом: нельзя сказать "госпожа канцлерша" — звучит кривовато. Поэтому получается двоеродное "госпожа канцлер". На самом деле столь же неоднозначной была и та разошедшаяся на международные цитаты потсдамская речь, в которой Меркель пыталась прежде всего разобраться с вопросами внутренними, почти внутрипартийными. Напомню вкратце предысторию.
Буквально за день до выступления канцлера овации зала сорвал Хорст Зеехофер, премьер-министр Баварии и председатель партии ХСС, входящей вместе с партией Меркель в блок умеренных консерваторов. Он возгласил: "Мы не должны превращаться в социальное ведомство для всего мира! Мультикульти мертво!" Зеехофер чуть ли не прямым текстом призывал запретить въезд в ФРГ турок и арабов, вообще мусульман. А еще парой недель раньше свежеизбранный бундеспрезидент Кристиан Вульф, выступая в связи с 20-летием немецкого объединения, поразил всех, заявив: "Исторически христианство и иудаизм принадлежат Германии, но теперь ей принадлежит и ислам". Приехавшие в Германию мусульмане, пояснил Вульф, должны уважать конституцию и соблюдать общие правила.
Дискуссия о мультикультурных иллюзиях разгоралась на протяжении всего предшествующего года. В сентябре 2009-го интервью журналу Lettre International дал видный социал-демократ Тило Саррацин. Общественный слух резанула фраза о том, что не могут требовать признания те, "кто живет за счет государства, не признает этого государства, не заботится как следует об образовании своих детей и занят производством новых девочек в платочках". Тему малообразованных мигрантов-мусульман Саррацин поднимал и дальше, а в августе 2010 выпустил толстенную книгу "Германия самоликвидируется" ("Власть" писала об этом в статье "Желчные страницы" в N 37 от 20 сентября 2010 года), после чего его записали чуть ли не в неонацисты и заставили выйти из правления Бундесбанка. Неонацисты и вправду много цитировали Саррацина, особо напирая на то, что женщины Востока рожают по семь детей, а немецкие матери не рожают вообще.
И вот Ангела Меркель перехватила политическую инициативу. Подразумевая мультикультурализм, она восклицала: "Эти попытки совершенно провалились!" Говоря о религии, поддерживала президента Вульфа: "Он сказал, ислам принадлежит Германии. И он принадлежит Германии!" Из этого госпожа канцлер сделала вывод: мигранты должны изучать немецкий язык и усиленно интегрироваться, а если этого не делают, становятся "нежелательны".
Ставший в мае 2010 премьер-министром Британии Дэвид Кэмерон считается молодым консерватором, принесшим ветер перемен в умеренно правый политический сектор. На протяжении последней пятилетки он то поносил государственный мультикультурализм, то шокировал избирателей снисходительным отношением к наркотикам и гомосексуализму.
5 февраля 2011 года на 47-й мюнхенской конференции по международной безопасности он призвал Европу "проснуться и увидеть, что творится в наших странах". А творится, по мнению Кэмерона, следующее: в связи с недостатком национальной идентичности молодые евромусульмане попадают прямиком в лапы исламистского интернационала — радикальной идеологии, отличной, однако, от исламской религии и направленной против демократии, свободы слова и гражданского равноправия. Нельзя слепо соглашаться с обособлением радикальных групп граждан под флагом мультикультурализма, следует противопоставить этому мускулистый, уверенный в себе либерализм! (Аплодисменты молодых консерваторов, на заднем плане британские нацисты вскидывают руки в фашистском приветствии.)
Конечно, Кэмерон был не первым в королевстве, кто заострил тему исламских радикалистов. В середине нулевых на этом схлестнулись лейбористы Тревор Филлипс и тогдашний "красный" мэр Лондона Кен Ливингстон. Первый объявил мультикультурализм сданным в утиль и воззвал к концепции бритишизма, а второй злобно критиковал однопартийца за национализм. Дискуссия была настолько горячей, что BBC в 2004 году задала нескольким экспертам один вопрос: что такое мультикультурализм и как его понимать?
"Не вижу несовместимости между мультикультурализмом и бритишизмом",— хитрил профессор Бернард Крик. "Есть негативный мультикультурализм, разъединяющий людей, а есть позитивный, объединяющий",— рассуждала политолог Рут Ли. "Мультикультурализм в основе своей предполагает: ни одна культура не совершенна, важен критический диалог меж ними",— пояснял (или запутывал) лорд Парекх, автор исследования "Будущее мультиэтнической Британии" (2000). "Чтобы понять мультикультурализм, надо помнить: под этим имеются в виду совершенно разные вещи",— в стиле британского абсурдизма подводила итоги правозащитница Карен Чохан.
Кто первым бросил снежок, сейчас не разберешь, но с политического Олимпа катится ныне настоящая лавина. 11 февраля президент Франции Никола Саркози сообщил телеканалу TF1: "Приехавшие во Францию должны встраиваться в национальное общество", потому что "мультикультурализм потерпел крах". Странно, что молчал премьер Италии Сильвио Берлускони — в связи с событиями в Тунисе (а теперь и в Ливии) поток беженцев и нелегальных мигрантов буквально захлестывает страну. Зато в тот же день высказался кардинал Джанфранко Равази. "Со времен античности разные народы жили вместе в больших городах, но нередко это приводило к столкновениям разных форм фундаментализма,— представил он точку зрения Ватикана.— Мультикульти — это дуэль культур, а нужен их дуэт, и нам создать его поможет интеркультурализм". Что это, кардинал толком не разъяснил, но читатель уже чувствует: призрак мультикультурализма пошел бродить по Европе.
Под этим термином скрывается целый пласт болезненных проблем европейской цивилизации. Если смотреть назад, быстро обнаруживаешь: в моду словечко "мультикультурализм" вошло в середине 1990-х, а в академической среде употреблялось активно еще в доинтернетную эпоху. Как политическая антитеза репрессивной "господствующей монокультуре" мультикультурализм потихоньку оформлялся в реальность с начала 1970-х. До того дискутировались весьма похожие интеллектуальные конструкты, например транскультурализм (привет кардиналу Равази).
После Второй мировой войны Европа, да и весь мир столкнулись с новым "переселением народов". Жители бывших колоний рванули на заработки в метрополии. Итальянские и турецкие гастарбайтеры ударно отстраивали Западную Германию. Вьетнамские товарищи поехали на учебу в ГДР, и вот сегодня в Берлине на каждом углу вьетнамская закусочная и огромный вьетнамский рынок в районе Лихтенберг. Вышеупомянутая Карен Чохан родом из Пакистана. Даже наплыв инородцев, столь зливший моего московского таксиста, может быть описан как аналогичный процесс. Это называют глобализацией, нарастающим культурным многообразием.
Страны Запада целых полвека наращивали благосостояние в противостоянии с ветшающим соцлагерем. Так называемый третий мир томился на задворках большой шахматной доски, утешая себя движением неприсоединения. А внутри западного общества формировались новые социальные связи: субкультуры требовали внимания, различные меньшинства заявляли о своих правах. Профессор гуманитарных наук Колумбийского университета Нью-Йорка Гаятри Чакраворти Спивак описала те процессы в 1988 году в эссе "Могут ли угнетенные говорить?".
Так формировалась система условной ненасильственной взаимотерпимости. Лариса Лисюткина, социолог из берлинского Свободного университета, вспоминает прочитанный в начале 1980-х западный текст, где в дискуссии по поводу нового культурного многоцветия был выдвинут лозунг "Ты толерируешь мой кришнаизм, а я толерирую твои биоовощи".
Леволиберальная интеллектуальная машина выстраивала свою "общечеловеческую утопию", по умолчанию предполагая, что все гости из ближнего и дальнего зарубежья будут с ней безоговорочно согласны. И многие, в общем, были согласны либо вообще не мучились такими вопросами. Сегодня ситуация принципиально изменилась: в ворота первого мира стучатся и третий, и четвертый, и сто девятый... Выяснилось, что не каждый фанат биоовощей готов "толерировать" молящихся на тротуарах, и не каждый приезжий из Ливана или России примется лихо отжигать на гей-параде.
Когда Австралия в 1970-х годах мучительно расставалась с собственным расистским прошлым, где даже уроженцы Южной Европы не считались достаточно полноценными для получения австралийского гражданства, то долго разбиралась с позорным бесправием аборигенов. Сегодня на пятом континенте иные проблемы: и там некоторые из "понаехавших" склонны к замыканию в культурные гетто.
Показательна, например, история берлинского Radio Multikulti. Открывшись в сентябре 1994 года, оно не дотянуло до 15-летнего юбилея. Закрытию станции в 2008 году предшествовали протесты, кампании в поддержку и бешеные дискуссии — конечно, о взлете и падении мультикультурализма. "До 17.00 шло вещание на немецком языке, а наша получасовая передача шла вечером,— рассказывает бывший руководитель русской редакции Олег Зиньковский.— Официальная причина закрытия — дефицит бюджета. Часть языковых редакций, в том числе наша, теперь выходят на тех же волнах под новым названием Funkhaus Europa, причем у нас даже вдвое выросло эфирное время". Нет ничего удивительного в том, что деньги на радио кончились, потому что как раз в то время в кулуарах Европарламента активно обсуждали конец проекта мультикультурализма.
В ФРГ сегодня обитает примерно 82 млн человек, из них 75 млн (или 91%) являются гражданами. Приблизительно 7 млн — в недавнем прошлом мигранты из разных стран. И еще 7 млн — это самые настоящие иностранцы с ворохом бумаг от права на неограниченное пребывание до временного разрешения с угрозой депортации. Есть и нелегалы. По данным МВД, от 10% до 15% этих иностранцев уклоняются от посещения интеграционных курсов, живут, замкнувшись внутри диаспоры. Свои меж тем уезжают. Немцы тысячами отправляются в поисках лучшей доли в ту же Австралию, Новую Зеландию, США. Становятся мигрантами там, со всеми вытекающими. Интересный факт: в начале нулевых целый архитектурный выпуск Аахенского университета целиком завербовался на работу в Китай.
Чем правее политики, тем более они торжествуют: мы же предупреждали — боком вышел ваш мультикультурализм! Однако и они взамен ничего нового не предлагают, только старые недобрые разговоры про нацидентичность. Близкий к социал-демократам Фонд Фридриха Эберта опубликовал в конце прошлого года исследование под названием "Центр в кризисе: праворадикальные настроения в Германии 2010": традиционные партии теряют электоральную поддержку, правые и левые радикалы активизируются, а каждый четвертый немец желает "сильную партию", которая наведет порядок. Так что мультикультурализм ни при чем. Он, как коммунизм, лишь мерещился.
Двуязычный сборник русских писателей из Берлина издается за счет культурного учреждения в берлинском районе Моабит. Ваш покорный слуга получает грант от берлинского сената на культурный проект с разноязычными берлинскими поэтами, однако в аэропорт теперь предпочитает ездить не на такси, а на поезде.