Акварельное бессознательное

Юлия Застава в галерее Paperworks

Молодая московская художница Юлия Застава занимается видео и живописью в духе очень модной на Западе Лейпцигской школы. Ее первая персональная выставка называется "Папа раздевается". В том, что здесь относится к реальным переживаниям, а что нет, не разобрался бы и сам Фрейд, не говоря уж о ВАЛЕНТИНЕ ДЬЯКОНОВЕ.

Сочетание названия и женского имени художницы моментально вызывает ассоциации с детскими травмами, инцестом и другими соответствующего рода и возраста переживаниями. Но сюжеты небольших, формата А3, живописных полотен не подтверждают подозрения. Вернее, в сюжетах Заставы трудно увидеть определенность и законченность. Как и раскрученные немцы из Лейпцигской школы, например, один из самых дорогих живописцев в мире Нео Раух, Застава маскирует чувства сюрреалистическими сюжетами и цитатами из фильмов.

В отличие от Рауха, однако, Застава отказывается от гладкописи, обычной для этого Сальвадора Дали нашего времени. Она пишет акрилом, акварелью и цветными карандашами. Ее работы местами напоминают раскрашенные рельефы, особенно когда черно-белый рисунок кое-где расцвечен неровными мазками. Такое ощущение, что цветной гипсовый фронтон долго отмывали от краски, а потом еще и бросили под дождем на несколько дней. Игры на стыке древности и свежести позволяют Заставе производить интереснейшие эффекты. На одной из картин (они все "без названия") существо, похожее на волка-оборотня из фильмов категории "Б", размахивает когтистыми лапами и как будто бы оставляет следы на поверхности работы, одновременно стирая ее и разрушая четвертую стену, стоящую между картиной и зрителем.

Застава тонко культивирует состояние легкой неправильности, а не ночного кошмара. В ее арсенале мало по-настоящему тревожных сцен. Романтический натюрморт снабжен видом на вырванные коренные зубы. Зрелище скорее комичное, нежели жуткое. Семейная сцена с отцом и двумя детьми на диване перед закадровым телевизором кажется списанной с фотографии, пока не замечаешь у малюток некоторые странности, не встречающиеся у реальных детишек. У младенца из глаз струятся зеленые лучи, а мальчик лет трех посылает из полуснятого носка в сторону телевизора непонятное излучение. На другой работе между двумя беседующими подростками завис черный треугольник, похожий на колпак куклуксклановца. Намеки на самоубийство (девочка, плавающая в ванне) и сексуальное насилие (женщина в очках, шлепающая дочку по обнаженной попе) делаются как бы не всерьез. Эти сцены увидены издалека, и акварельный дождь смыл с них остроту линии, а значит, и связь с реальностью.

Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ

Из-за этого отстраненного взгляда добраться до истинных переживаний художницы довольно трудно, и подчас ее работы выглядят пародиями на сентиментальные сюжеты эпохи Просвещения и их символику. Мертвая птичка у любимого художника философа Дени Дидро Жана-Батиста Греза означала потерю невинности. У Заставы взаимоотношения между агрессорами и жертвами отдают абсурдом. На одной из стен галереи Застава изобразила нескольких ястребов, вцепившихся в беззащитных зайцев с идиотически-испуганными мордами. Только вот жертвы чуть ли не в полтора раза больше хищников. Скорее всего, они сумеют за себя постоять.

Единственное, что несколько мешает на выставке,— это обилие тех самых цитат, заимствованных композиций. Превращать разглядывание живописи в угадайку не стоит, и в лепке сюжетов из доступного каждому материала Заставе стоило бы поучиться у недавнего гостя "Риджины" Даниэля Рихтера, пишущего свои героико-романтические поэмы в масле без прямых отсылок к видео- и библиотеке.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...