С вещами на выезд

Со своими хозяевами в эмиграцию уезжали и вещи. Оказалось, что и у них есть судьба*

Наталья Северин, Нью-Йорк

*Из готовящейся книги "Жизнь матриц"

Когда в 1980-1990-е годы началась обвальная эмиграция из СССР, уезжающие звонили тем, кто переехал раньше, вопросом: что брать? И получали ответ: золото, меха, картины, камни, кожу, хрусталь. Вещи по этому списку либо негде было достать, либо невозможно вывезти. Тогда повезли все, что было можно.

Оказалось, что у вещей тоже есть судьба. Одни зажили совсем другой жизнью, чем планировали их владельцы. Другие сыграли злую шутку со своими хозяевами. В течение десятилетий они удерживали их... в прошлом.

"Стол, стул и шкаф — свидетели..."

Написал в своем новом стихотворении Александр Кушнер, имея в виду безмолвных свидетелей нашей жизни. Советские эмигранты решили забрать своих свидетелей с собой. И правда, как можно было бросить чешскую или румынскую мебель, за которой охотились годами? Караван шкафов, кресел и диванов пересек Атлантический океан. Царицей этой эмиграции была сверкающая горка, которой предстояло наполниться посудой и хрусталем. Ведь именно горка, которая в других странах стоит на кухне, занимала в наших интерьерах центральное место. Она говорила о достатке и вкусе хозяев.

Думали так: поживем среди этой мебели, разбогатеем и купим новую. А получилось наоборот — мебель пережила некоторых своих владельцев. И вот она простояла 25-30 лет (какая реклама советской Румынии, Чехословакии, ГДР!) и стояла бы еще, если б не стихийное бедствие, настигшее Нью-Йорк. Клопы. Их нашествие длится уже лет пять. Город решительно борется с кровопийцами. Лендлордов сурово штрафуют, если они не помогают жильцам избавиться от этой беды. Спасая любимую мебель от химической обработки, наши люди тайно добывали из-под земли керосин. Но он оказался бессилен перед современным клопом. И тогда диваны и кресла, на которых спали по приезде дети, а потом играли внуки, просто выбросили и купили новую мебель. Так клопы провели модернизацию "русских" жилищ.

Советский хрусталь и западная медицина

Хрусталь увезти удалось! Конечно, это был не гусевский художественный хрусталь, на который подуй — и он "запоет". Но зато это были хрусталь и стекло, которые помнили счастливые минуты жизни, праздники и застолья: салаты оливье, рижские шпроты, маринованные помидоры, селедку под "шубой", "Советское шампанское" и обязательный букет тюльпанов в центре стола. Итак, вазы, бокалы, розетки, пепельницы, пивные кружки и блюда, неприхотливые и тяжелые, как прожитая жизнь, перекочевали в США и выстроились на стеклянных полках. Задачей этой армии было победно сиять, компенсируя мрачность рент — субсидированных квартир, в которых селились иммигранты.

Шли годы. Хозяева обрастали болезнями и врачами. И вот, странное явление — горки начали пустеть! Куда же исчезали ваза за вазой, розетка за розеткой, бокал за бокалом? Их несли врачам и другим медикам. Совсем недавно мне пришлось тащить огромную вазу из прессованного хрусталя врачу из Бруклина. Моя знакомая, бывшая советская пенсионерка, решила записаться в "садик" для пожилых. В этакий клуб для стариков, где клиентов развлекают, бесплатно кормят обедом и где они могут пообщаться. Щедрая государственная программа "Медикейд" субсидирует эти "садики". Но чтоб попасть в клуб, нужно решение врача. Старушка тетя Лиза решила дать врачу взятку испытанным советским хрусталем. Это была последняя ваза из ее горки. Все хрустальные поделки ушли таким же образом.

Даже в Википедии в разделе "Взятка" есть упоминание о том, что в странах Восточного блока врачам давали взятки за улучшенное медицинское обслуживание. Но то было в странах дефицита! Зачем давать ее в США, Канаде, Израиле? Анахронизм. Ну ладно, пожилые иммигранты, которые, как матрицы советской жизни, повторяют ее под любыми небесами. Меня удивляет другое: молодые и среднего возраста врачи, работники агентств по уходу, которые получали лицензии уже здесь, в Америке, зная американскую профессиональную этику и законы, принимают эту дань от стариков, сидящих на пособии. Врачи в Америке богаты, как магараджи. Они зарабатывают сотни тысяч долларов в год. Хороша добыча — советская пепельница из прессованного хрусталя за 10 долларов!

...Ваза, которую я волокла, была круглой и тяжелой, как человеческая голова. В офисе русскоговорящего доктора девушки с фронт-деск живо ее подхватили. Лиза получила свое направление в клуб. А вот в шкафу смотреть стало не на что. И она грустит, рассказывая про свой хрусталь и про то, как покойный муж обливался потом, перетаскивая вазы со стола на стол на советской таможне в день их отъезда.

Интересно, сколько тонн хрусталя вывезли из СССР 30 млн эмигрантов, которые сейчас рассеяны по миру? И как они вписались в медицинское обслуживание на Западе? На его качество они, конечно, не повлияли. Но на домашние интерьеры работников здравоохранения — безусловно.

Легенды и мифы

Эмиграция создала свои легенды и мифы. Во главе сюжета часто стояла Вещь, которая определяла судьбу хозяина. Например, скрипка. Безработный и брошенный женой музыкант играл на скрипке на набережной Тель-Авива. Мимо проходил Зубин Мета, оценил уличный талант и забрал его в оркестр. В Израиль поехали тысячи музыкантов. Но Зубина Мету никто больше не встретил. Многие футляры с инструментом так и не были открыты в эмиграции. Говорят, музыканты стали прекрасными программистами.

Швейная машинка. Среди незамысловатых брайтонских легенд есть и такая. Одна иммигрантка научилась так искусно моделировать и шить себе платья, что привлекла внимание миллионера. Даже когда узнал, что она работает в гастрономе, пораженный ее талантом, он сделал ей предложение. На самом деле швейные машинки в эмиграции чаще всего использовали, чтоб отпустить брюки растолстевшему мужу, подрубить платьице внучке.

Картина. В 1980-е годы в Одессе я была свидетелем того, как уезжающие на ПМЖ одесситы скупали за бесценок картины у хороших местных художников. Художники, которых никогда не выпускали за границу, были настроены романтически. Они считали, что на Западе талантливая картина найдет ценителя и прославит автора. Через 20 лет я встретила некоторые из этих картин в Нью-Йорке, в домах таксистов, сапожников, автомехаников. Забытые и потускневшие, они висели в уголке рядом с дешевыми советскими эстампами и чеканкой "Мальчик писает в горшок".

Книги. В домах у большинства советских эмигрантов нет книг. Американцы всегда удивляются: почему народ Толстого и Чехова не читает? Оказывается, из-за суеверия. Боялись, что русская книга будет удерживать в прошлом. Книжные полки готовились покупать позже, для английской литературы. Однако английский язык не пошел, и полки не понадобились. Людям же, которые привезли книги, судьба чудесным образом подарила хорошую интеллектуальную работу и вполне американскую жизнь.

Часы. Считалось, что часы везти с собой нельзя. Они отсчитывают старое время. Действительно, многие напольные и настенные часы или остановились в пути, или кукушка потеряла голос. Починить их так и не удалось.

"Вещизм" в обществе изобилия

В последние 20 лет я жила в трех странах — Израиле, Канаде, США. Во всех домах советских эмигрантов я видела на кухне чугунный казанок, привезенный из СССР. На Западе, как и в сегодняшней России, есть десятки видов посуды, в которой можно тушить мясо и овощи. Но мы приволокли свои старые казанки и принялись готовить то, что умели. Оказалось, кулинарные привычки народа — это самое консервативное.

Вместе с казанками третий десяток на новом ПМЖ разменяли льняные простыни с голубой каймой, махровые полотенца, дубленки, ондатровые шапки, кожаные пальто и норковые клобуки, которые делают наших женщин особенно уродливыми. Все эти вещи в СССР добывались в тяжелой борьбе, а добытчиков обзывали бездуховными мещанами. Как же ведут себя мещане в обществе изобилия, где все идет тебе в руки?

Со многими случилось то, что я бы назвала "покупательный паралич". Американские продавцы говорят, что "русские" так осторожно покупают даже пару носков, как будто завтра на месте Америки будет пустыня и эту пару придется носить до смерти. С чего бы это? Может быть, призрак дефицита все еще сопровождает нас по жизни, как собственная тень?

Чаще всего за покупкой едут на Брайтон. Между тем последняя американская перепись показала, что качество еды, вещей, развлечений, одежды, учебы, здравоохранения, домовладения, транспорта на Брайтоне процентов на 20 ниже среднестатистических американских стандартов. Выше среднего здесь только преступность. Например, риск ограбления — 260 процентов, риск убийства — 167 процентов, риск оскорбления — 215 процентов. "Брайтон — это Россия 15 лет назад",— говорят туристы. А мне кажется, что это заповедник советской культуры 50-летней давности.

И все-таки наши люди нашли, за чем гоняться в обществе изобилия. За бесплатным. Я наблюдала на Брайтоне такую картину. Группа бывших советских пенсионеров, проживающих в многоэтажном доме у океана, сидела на террасе, грелась на солнышке. Вдруг на Boardwalk (прогулочная улица вдоль океана) появились американские фирмачи в пиджаках и галстуках. Они расставили столы на деревянной набережной и стали рекламировать новые грелки. Для привлечения публики хитрые американцы выложили груду бесплатных сумок из красной материи. Что тут началось! Пенсионеры побросали ручки и, кто как мог, бросились к сумкам. Они по-военному организованно создали стройную очередь и следили, чтоб никто к ней не примазался. Русских туристов, пахнувших алкоголем, отогнали, маленьких мексиканцев пригрозили депортировать. Американцы попытались давать одну сумку в одни руки. Не тут-то было! Брайтонцы, жестикулируя, когда не хватало слов, врали, что берут сумки для своих отцов и матерей, больных сестер и детей-даунов. Фирмачи были поражены гуманностью русских. И велели своим коллегам привезти из Манхэттена еще партию. О грелках все забыли.

"Декоративные" русские

Перестали учить английский, ходить в театр, фотографироваться в новых платьях на фоне новых холодильников. Прекратили голосовать, перестали надеяться. Телевизор стал главной вещью жизни. Подсели на руссковещающие каналы — этот новый опиум для народа — и затихли.

Не переплавились. (Да и существует ли этот американский плавильный котел? Можно ли переплавить культуру или человека?) Не стали также и гражданами мира. Для этого нужно знать хоть один иностранный язык. В общем, поняли, что в богатом американском доме всегда будут жильцами и никогда хозяевами.

Американское общество тоже разочаровалось в последней волне эмиграции из бывшего СССР. Роковую роль сыграло и то, что огромное количество наших эмигрантов, врачей и бизнесменов, имели отношение к государственной программе "Медикейд", поддерживающей беженцев, малоимущих, больных и существующей на деньги налогоплательщиков. Как выяснилось, "Медикейд" был ограблен на 60 млрд долларов. Русская община приложила к этому руку. И в форме крупных махинаций, и в форме "по камешку, по кирпичику растащили любимый завод".Сотни американских следователей пытаются найти деньги. Пока вернули только миллионы.

Но все это уже не так важно. Случилось то, ради чего люди уезжали за тридевять земель. На сцену вышло третье поколение — внуки. Они выросли и выучились в Америке, им под 30. Именно внуки украсили статистику русской общины такими цифрами: 52 процента русских — бакалавры, 67,5 процента работают в управлении, банках, торговле.

Новое поколение не обременено советским прошлым, глубоким знанием русской культуры и языка. У этих молодых людей удачно сочетаются американская ментальность и русская "изюминка". Они знают все коды американского поведения и не угнетают окружающих загадками русской души. Это "декоративные" русские. В отличие от отцов и дедов они не стесняются своих корней и гонят сослуживцам "клюкву", как в "особняке бабушки и дедушки туалет стоял на улице, а вокруг раскинулись сталинские лагеря". Большие и малые компании охотно используют этих покладистых и преданных русских. Они видели унижение своих родителей. И внутренне хотят отделиться от их неудач.

Это самые усердные и очаровательные "белые воротнички", которых я встречала на Западе. Но именно они без зазрения совести разведут и надуют неуклюжего совка-клиента, который клюнет на их русский язык и попросит о помощи. И где они этому научились — непонятно.