Коротко, но неясно-2

Вчера премьер России Владимир Путин встретился с медработниками на их первом съезде, но внимание привлек не только своим приподнятым настроением, но и многочисленными высказываниями, в том числе о трудной судьбе 2012 года. По мнению специального корреспондента "Ъ" АНДРЕЯ КОЛЕСНИКОВА, журналисты еще с позавчерашнего дня заждались слов премьера, и Владимир Путин не подвел: его слова прозвучали размашистым ответом на последнюю президентскую инициативу, высказанную им в беседе с китайскими журналистами, по поводу все той же судьбы-2012.

Сразу после съезда премьер отдал долг журналистам: он подошел к ним, хотя накануне в Киеве тоже обещал, но не сделал этого. Между тем журналисты жаждали этого разговора с премьером: только что президент не исключил своего участия в выборах и сказал, что об окончательном его решении все узнают в ближайшее время.

Между тем сначала премьер ответил на ритуальные, если так можно выразиться об итогах работы отечественной медицины, вопросы. Так, его спросили, все ли очень плохо в нашем здравоохранении или надежда все же есть.

— С чем-то можно согласиться,— отказался ставить диагноз премьер,— с чем-то нужно поспорить.

Нужно ли согласиться с тем, что все плохо, а спорить с тем, что надежда есть, или наоборот, премьер не уточнил.

Но он зато сказал, что самое главное: на съезде обсуждалась "своего рода медицинская конституция" (то есть клятва Гиппократа и морально и, главное, физически, видимо, устарела).

После этого премьер, который после более чем двухчасового заседания был в хорошей форме (а об этом обычно можно судить по тому, что ему совершенно все равно, на какой вопрос отвечать), рассказал о своих переговорах в Киеве. В том числе — о возможном снижении цены на российский газ для Украины (по информации "Ъ", российские переговорщики готовы обсуждать эту тему, если украинские согласятся на создание СП между "Нафтогазом" и "Газпромом", то есть по сути объединят две газотранспортные системы; то, что цена может быть снижена, после переговоров произнес и украинский премьер Николай Азаров).

— Нет! — уверенно заявил российский премьер.— Мы не договаривались о пересмотре принципов ценообразования. Мы исходим из того, что есть контракт, контракт действует. Его надо исполнять!

Это было неожиданно и означало, что в результате позавчерашние переговоры в Киеве не пошли на пользу — прежде всего все-таки Украине.

— Вместе с тем,— продолжил Владимир Путин,— наши украинские коллеги и друзья уже неоднократно ставят вопрос о цене на газ. Ну, собственно говоря, ничего оригинального здесь нет. Я обещал, что мы посмотрим страновую характеристику ценообразования... В целом у нас принципы ценообразования одинаковые в отношении всех наших партнеров. Если наши украинские друзья считают, что там есть какие-то неточности, мы готовы на это вот еще раз посмотреть, но на сегодняшний день мы исходим из того, что контракт действует, подлежит исполнению... В духе партнерства, как это сложилось за последний год...

Тут-то и настало время задать вопрос, которого журналисты ждали примерно с такой же силой, как и Владимир Путин. Только журналисты ждали с вожделением, а премьер, похоже, с отвращением, несмотря на все свое хорошее настроение, навеянное длительным общением с людьми в белых халатах.

— Можно еще один вопрос по поводу интервью Дмитрия Анатольевича Медведева, которое он дал китайским СМИ? — спросили его.— Могли бы прокомментировать? Просто уже много комментариев...

— В какой части? — переспросил премьер, прекрасно на самом деле знавший, в какой: в филейной, конечно.

— В какой вы хотели бы прокомментировать... — отчего-то сник журналист.

Премьер был теперь свободен как перед журналистами, так и перед своей совестью. Поэтому он сказал:

— Что отношения между Китайской Народной Республикой и Россией являются для нас одним из приоритетов внешней политики? Полностью согласен. Что вас еще интересует?

Когда кто-то в ударе, должен быть еще кто-то, кто в нокауте.

— По поводу выборов вы могли бы?.. — журналист спросил премьера с такой надеждой и с таким отчаянием, что за профессию стало неловко. Но все-таки выяснилось хотя бы, что это нокдаун, а не нокаут еще.

Премьер при этом был по-прежнему безжалостен:

— Выборов в Китае или где?

— Выборов у нас в 2012 году,— обреченно признался журналист.

Теперь уже обреченным выглядел премьер. Он, видимо, решил больше не глумиться над журналистом и над вопросом, ответа на который все тут ждали, и сказал:

— Вы знаете, это действительно неоригинальный вопрос. Неоригинальный, потому что и мне, и Дмитрию Анатольевичу задают этот вопрос уже сто раз, наверное, на протяжении последних лет. По-моему, мы уже научились однообразно на это отвечать. Повторю еще раз: ни я, ни Дмитрий Анатольевич, мы не исключаем, что каждый из нас может пойти на выборы. Но будем исходить из реалий текущей ситуации к моменту выборов, из экономической ситуации, социальной ситуации, политической ситуации и, соответственно, примем решение.

Российский премьер говорил об этом и в самом деле не один, не два и не три раза. Он понимает, что пока ясности не наступит (то есть, возможно, не только до, но и после выборов), его будут об этом спрашивать. Но на этот раз он не стал, как раньше, придумывать новые варианты ответов на старую тему с одним и тем же смыслом: ждите.

Неудивительно, что во время встречи с врачами он, отвечая на вопрос, вдруг сорвался на журналистов, которых до сих пор защищал от любых нападок на такого рода собраниях (пусть и по обязанности, как высший госчиновник должен защищать свободу прессы, пусть и понимаемую ею, как обычно, превратно): "У нас все ругают СМИ. Всегда, при любых обстоятельствах... (тут я подумал, что теперь и защитить пора бы, чего тянуть-то? — А. К.) Они вроде должны сдерживать себя. Но судя по той волне критики, которая есть в обществе, не очень получается сдерживать себя. Некоторые вещи, видимо, важнее... Реклама выше... то важнее, это важнее профессиональной этики...".

— Конечно, это решение когда-то должно быть принято,— продолжил премьер отвечать на дарованный ему судьбой вопрос про 2012 год (а вернее, не вопрос это, а крест, который нести ему еще, по всем признакам, до парламентских выборов — если, конечно, Дмитрий Медведев, как обещал, не выскажется по этому поводу в ближайшее время и не снимет гнет с обеих душ.— А. К.).— Но до выборов еще почти год, и вот эта суета вокруг выборов не способствует нормальной организации работы. Вот если мы сейчас дадим какие-то неверные сигналы, половина администрации и больше половины правительства перестанут работать в ожидании каких-то перемен.

То есть к своим подчиненным в правительстве он отнесся отчего-то более критично, хотя ничуть не хуже знал сотрудников администрации — почти все были его подчиненными еще три года назад.

— А все на своем конкретном месте должны каждый день, как святой Франциск, как я уже говорил, мотыжить свой участок,— закончил премьер.— У нас 143 млн человек в стране проживает. Никаких сбоев в управлении страной, экономикой, социальной сферой быть не должно. Все должны на своих местах работать, и я настроен именно на такую работу. И хочу настроить на это всех своих коллег в правительстве России.

Про святого Франциска и про то, что надо мотыжить и мотыжить, работать и работать (а не задавать без конца одни и те же вопросы), Владимир Путин говорил и в самом деле не в первый раз. Он говорил об этом в третий (скорее всего, не в последний).

Странно, что он не понимает: именно потому, что до сих пор вопрос не решен, не работает не только больше половины правительства, но и больше половины администрации.

Между тем следовало признать: ничего принципиально нового Владимир Путин не сказал. Или, вернее так: принципиально не сказал ничего нового. Снова маленько запутал страну, которую до сих пор почему-то интересует эта проблема.

И это, как он сам выразился на съезде, медицинский факт.

Андрей Колесников