В модернизационном порыве власть добралась до биоэнергетики — переработки органики в электричество. В Европе, где энергетика на биотопливе развита, ее экономика складывается из платы за утилизацию, продажи удобрений и специальных зеленых тарифов на энергию. У нас ничего этого нет. Но, побывав на первой в России электростанции на навозе, корреспондент "Денег" узнал, что, хотя подобные проекты и являются пока скорее политическими, бизнес на этом все-таки сделать можно.
"Волатильность субстрата"
Чудо-электростанцию в Калужской области мне довелось посетить вместе с делегацией китайских бизнесменов. Корпорация National Bio Energy (NBE) — крупнейший в КНР переработчик органических отходов: 3 млн сотрудников и несколько десятков биоэнергетических станций общей мощностью 1 млн кВт электроэнергии. Это, кстати, только в Китае, а у корпорации есть проекты и за рубежом.
В деревне Дошино Медынского района Калужской области мы осмотрели первую в России станцию, перерабатывающую в биогаз отходы животноводства, в данном случае — крупного рогатого скота. Два года назад ее построила компания "Биогазэнергострой". Рядом с фермой — аккуратные зеленые башенки. Две повыше увенчаны конусообразными крышами. Внутри — трубы и датчики. Все блестит и вообще выглядит как-то игрушечно. Но башни гудят, а в воздухе чувствуется запах сырья — гораздо более легкий, чем можно было ожидать. Оно в двух других башнях-резервуарах.
Зеленая технология основана на интенсивном разложении органики. Отходы поступают в реактор, где сбраживаются и перемешиваются. Получаемый биогаз попадает в газгольдеры, где очищается и хранится. После этого газ подается в биогазогенератор, который вырабатывает из него электроэнергию и тепло. Побочный продукт — готовое удобрение. В ход идет то, что называется органическими отходами КРС, попросту навоз, а также "отходы кормового стола" и силос. Скоро начнут перерабатывать и отходы местной скотобойни.
За основу взяли немецкую технологию, рассказывает Сергей Чернин, президент компаний "Биогазэнергострой" и "Газэнергострой" (первая — "дочка" второй): не хотелось изобретать велосипед, хотя в итоге сделать это пришлось. "Одна из проблем, которую нужно было решить,— чтобы станция могла работать на нашем волатильном субстрате. Химсостав нашего навоза постоянно меняется: метановое число падало — сразу глохли двигатели",— объясняет Сергей Чернин.
Пришлось еще и адаптировать систему к климату. "Мы выдержали аномально холодную зиму 2009 года и аномально жаркое лето 2010-го. Специально узнавал: в этом плане станция не имеет аналогов в мире",— гордится Чернин.
Политическая подоплека
Станция обслуживает хозяйство "Мосмедыньагропром", которое часто называют усадьбой Юрия Лужкова. Сельскохозяйственный комплекс в 2000 году был образован по его инициативе, он и сейчас принадлежит столичному правительству (известно, правда, что Сергей Собянин планирует от него избавиться, как и от других непрофильных для города активов).
Хотя станция и считается промышленной, в большей степени это демонстрация технологий. И вообще "политический проект". Об этом догадываешься сразу. О том, что Медынский район Калужской области является "родиной российского пчеловодства", сообщает яркий баннер в центре Медыни. В офисе "Мосмедыньагропрома" — стенгазета, которую выпустили к десятилетию хозяйства: неровные надписи и любительские фото, на них гости юбилея — Иосиф Кобзон, Олег Газманов, Надежда Бабкина, Юрий Лужков.
В недавнем интервью "Новой газете" экс-мэр хвалил свое "грандиозное, красивейшее хозяйство": несколько тысяч элитных коров симментальской, йоркширской и голштино-фризской пород, десятки наименований молочных продуктов ("сметана, сливки, кефир, творог разной жирности, масло прекрасное"), счастливые фермеры... "Мы там делаем напитки полезнейшие из обрата — это то, что обычно скармливалось скоту или сливалось. Безотходное производство!" — с гордостью рассказывал экс-мэр. И правда, где еще получают энергию из навоза? Установленная мощность станции — 320 кВт электроэнергии и 450 кВт тепла. Ферме нужно всего 150 кВт, биоэнергетической станции — 35. Много потребляет бойня: все, что осталось, а еще 400 кВт приходится докупать на стороне. Потребность хозяйства в тепле станция обеспечивает полностью.
Но председатель совета директоров корпорации National Bio Energy Цзян Далун не выглядит особенно впечатленным. У его компании 36 подобных станций, это, по его оценке, примерно 60% китайской биоэнергетики. И мощность у китайских станций иная. "Каждая станция — десятки мегаватт, а здесь все измеряют в киловаттах",— говорит Цзян Далун. В основном китайцы занимаются переработкой древесины и отходов растениеводства, но есть и станции, ориентированные на животноводческие фермы. Их, правда, совсем немного.
Посетить Калужскую область сотрудников NBE пригласило Российское энергетическое агентство (РЭА). Эта организация — орган Министерства энергетики (в 2009 году ее образовали, чтобы она, как сообщается на сайте РЭА, вела "активную работу по содействию эффективной реализации государственной политики по повышению энергоэффективности отечественной экономики").
О биоэнергетике на государственном уровне много говорят после принятия в 2009 году федерального закона N 261 "Об энергосбережении и о повышении энергетической эффективности и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации". Предусмотрено развитие разных направлений. Так, Министерство промышленности и торговли включило в перечень приоритетных инвестпроектов 16 производителей "твердотопливных брикетов из древесных и порубочных отходов, а также низкокачественной древесины". Отнесение таких проектов к числу приоритетных дает льготы: переработчики получат необходимые им участки лесного фонда без аукциона и со скидкой 50%. По этому поводу Виктор Зубков заметил, что в Евросоюзе биоэнергетика дает 6% тепло- и электроэнергии, а в России — почти ничего. "Положение надо кардинально менять, тем более что все предпосылки в нашей стране для этого есть: большой объем неиспользуемой низкосортной древесины и порубочных остатков",— заметил вице-премьер. Завод по производству биотоплива из невостребованной целлюлозы в Иркутской области собирается построить госкорпорация "Ростехнологии": в сентябре 2010-го на встрече с Дмитрием Медведевым глава ГК Сергей Чемезов увлеченно рассказывал о том, как "опилки, сучки, корешки — все это будет перерабатываться в новое современное топливо".
Цзян Далун заверяет, что китайский бизнес готов участвовать в российских проектах, связанных с переработкой древесины и отходов растениеводства. Визит, впрочем, завершается подписанием довольно формального документа — меморандума о взаимопонимании в области энергосбережения, возобновляемых источников энергии и биоэнергетики с РЭА и компанией "Газэнергострой". Это соглашение предполагает, в частности, что стороны "исследуют возможности" построить в Самарской области биоэлектростанции и завод по производству древесных топливных гранул из торфа и древесных отходов.
Государственный толчок
В Китае масштабная госпрограмма развития биоэнергетики стартовала немногим раньше, чем в России,— в середине 2000-х. Сейчас, по оценке NBE, доля зеленой энергии в общем потреблении — всего 2%. Это больше, чем в России, но, скажем, в Германии с ее культом энергосбережения речь идет о фантастических 15%. В "Биогазэнергострое" считают, что российский агрокомплекс может производить более 70 млрд куб. м смеси метана и углекислого газа в год. Это более 150 тыс. ГВт электроэнергии и 170 тыс. ГВт тепла. Энергопотребление всего отечественного АПК оценивается в 70 ГВт ч. Можно было бы обеспечить энергией не только крупные хозяйства, но и фермеров.
Мешают этому не только уникальные климатические условия России. Условия ведения бизнеса тоже отличаются от сложившихся в других странах. "Китайский опыт интересен,— говорит Сергей Чернин.— Другой вопрос, что не все можно адаптировать". Так, по его замечанию, трудно представить, какой окажется себестоимость зеленой энергии, если в России будут собирать древесину, как это делают в Китае, где работники получают за это $100 в месяц. У них стоимость промышленных зданий — около $40 за 1 кв. м, продолжает Чернин, а у нас дешевле чем за $500 не строят (плюс российские цены на техприсоединение, подвод инженерных коммуникаций). Помимо этого в Китае есть зеленые тарифы, а в России их введение лишь обсуждается. "И наконец, NBE — "дочка" государственной электросетевой компании, которая за свой счет обеспечивает подключение всех новых генерирующих источников",— напоминает собеседник "Денег".
В Европе иначе. В целом экономика складывается из трех составляющих — платы за утилизацию, продажи удобрений и зеленых тарифов, которые в два-три раза выше обычных, объясняет Сергей Чернин. А главное, те же немцы привыкли платить за утилизацию, это часть общей культуры, отмечает собеседник.
Казалось бы, и у нас есть постановление правительства, которое обязывает предприятия утилизировать отходы, в том числе навоз, который, кстати, относят к особому классу вредности в соответствии с постановлением правительства N 344 "О нормативах платы за выбросы в атмосферный воздух загрязняющих веществ стационарными и передвижными источниками, сбросы загрязняющих веществ в поверхностные и подземные водные объекты, размещение отходов производства и потребления". Этот документ, кстати, вступил в силу за несколько лет до принятия закона об энергосбережении.
И что на практике? "Я знаю огромное агрохозяйство, которое производит 700 тонн навоза в год, при этом платит экологам только за полторы,— рассказывает Сергей Чернин.— Это, конечно, вопиющий пример, но в три-четыре раза выбросы занижают все без исключения. Понятно, что, если мы начнем резко штрафовать, компании обанкротятся. Мы предлагаем другой подход, его, кажется, поддерживают в правительстве,— объявить на три года амнистию для внедрения зеленых технологий. После этого штрафовать без снисхождения". Похожей позиции — что-то менять нужно, но постепенно — придерживаются в РЭА. "344-е постановление не работает в полном объеме, и, если его применять жестко, это обернется колоссальным падением",— считает заместитель генерального директора РЭА Юлия Черняховская.
В России биоэнергетика может быть бизнесом, уверен Сергей Чернин. "Нужно, чтобы заработала утилизация, чтобы сети принимали электроэнергию по нормальным ценам, чтобы появились зеленые тарифы,— говорит он.— Пока этого нет, мы ориентируемся на собственное потребление агропромышленных холдингов. Электроэнергию мы будем сдавать им, не выходя на большие электросетевые компании, которые, вероятно, продолжат ставить препоны. По закону генератор, который и так еле стоит на ногах, должен платить сетевой компании за подключение к сети. То есть сетевые компании отлично устроились: берут плату и на входе, и на выходе".
Компания собирается инвестировать под долгосрочные контракты на закупку электроэнергии. "По цене не выше, чем сейчас. Плата за утилизацию — в десять раз ниже, чем штрафы. Удобрения — по цене не выше стоимости минеральных",— перечисляет Сергей Чернин. За два года инвестируют 8 млрд руб. (часть этих денег выделяет Газпромбанк). Это 12 проектов (мощностью 1,2-10 МВт) в Южном федеральном округе, Архангельской, Нижегородской и Тульской областях, а также в Алтайском крае. Примерно столько же станций "Биогазэнергострой" собирается построить в Белоруссии. Там, оказывается, есть зеленые тарифы, а электросети готовы подключать биоэнергостанции бесплатно.
"Нужен небольшой толчок, что называется,— добавляет Юлия Черняховская из РЭА.— Вот, например, Виктор Зубков объявил, что нужно развивать технологии утилизации отходов, в том числе создание замкнутого производственного цикла для сельхозпредприятий. Вице-премьер поручил профильным финансовым структурам — Росагролизингу и Россельхозбанку разработать схемы финансовой поддержки, чтобы сделать такие проекты тиражируемыми".
В общем, не исключено, что из отходов кто-то и правда сможет извлечь доходы. Все зависит от силы толчков сверху.