Выставка современное искусство
На четырех этажах ММСИ в Ермолаевском развернулась самая полная ретроспектива одного из первых послевоенных абстракционистов СССР. За эволюцией Злотникова наблюдал ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Созданная Юрием Злотниковым в конце 1950-х годов серия "Сигналы" до сих пор считается чем-то невиданным в истории советского искусства. Это как если бы в новгородском раскопе археологи вдруг обнаружили калькулятор. На фоне начала оттепели и осторожного проникновения новых тенденций в каноны соцреализма открытие Злотникова действительно выглядит как минимум неожиданно. Конечно, к абстрактной живописи параллельно с ним присматривались многие, особенно после Московского фестиваля молодежи и студентов 1957 года, где американский студент Гарри Коулмен демонстрировал принципы разбрызгивания краски а-ля Джексон Поллок. Злотников, однако, пришел к беспредметности не от стремления во чтобы то ни стало выразить себя в переплетении линий и красок, а от науки и техники. Правда, однажды найденные формулы Злотников несколько раз пересматривал, и увлечение математикой и семиотикой продержалось недолго. На выставке "Космос Юрия Злотникова" художник совместно с куратором Евгенией Кикодзе выстраивает линию собственного развития. Причем линию в прямом смысле: работы часто висят вплотную, образуя что-то вроде разноцветного ковра или волны, из которой тут и там выглядывают узнаваемые формы — человечки, машины, заводы,— чтобы вскоре снова погрузиться в хаос черточек, линий и геометрических фигур.
Начинал Злотников с учебы в престижной художественной "школе для талантливых родителей" при Суриковском институте. Ранние опыты, как и следовало ожидать, ничем не выдают будущего формалиста. Затем он познакомился с легендарным Владимиром Слепяном, недоучившимся математиком и художником. Слепян был одним из первых эмигрантов третьей волны, он уехал в конце 1950-х по фиктивному браку и в Европе искусство забросил. К живописи Слепян подходил очень концептуально: его инструментами были не только и не столько кисти и краски, но пылесосы и прочие технические приспособления. Для Злотникова этот путь был неприемлем. Его первые самостоятельные работы, те самые "Сигналы", представляли собой листы бумаги с геометрическими фигурами, напоминающие микросхемы. Круги и прямоугольники в самых разных сочетаниях не имеют отношения к наблюдаемым нами природе и культуре. Это, скорее, коды, к которым нет ключа, своеобразное продолжение экспериментов Поля Сезанна. Если Сезанн перекодировал пейзажи Экса в конусы, шары и кубы, то Злотников пошел дальше и вывел на картине чистую информацию. Набор из нуля и единицы в информатике не имеет ничего общего с тем, что за ним скрывается, будь то текст или картинка. Так и "Сигналы" Злотникова содержат в себе почти машинную логику с поправкой на мягкость красочного слоя. Художник пытался найти ключ к собственным работам, совместно с психологами проводил эксперименты, пытаясь выяснить, как человеческий мозг воспринимает посылаемые картинами сигналы. Его даже приглашали на производство — делать дизайн для заводского цеха, который позволил бы рабочим лучше ориентироваться в пространстве.
Злотников не любит распространяться о результатах этих исследований. Его следующий шаг, по-видимому, говорит сам за себя. С начала 1960-х художник возвращается к реальности. Он пишет несколько выразительных автопортретов, в том числе и в обнаженном виде, ездит в творческие командировки — обычное занятие советского художника. В серии "Балаково" Злотников живописует быт рабочего поселка. Мазки здесь свободны и устремлены в разные стороны, как микробы под микроскопом, но костяк композиции остается традиционным, характерным для соцреализма. Наконец, в 1970-е ему суждено было пройти еще одну, на этот раз обратную, эволюцию. На коктебельских этюдах линии гор, моря и поселка постепенно сгибаются и разрываются. Вместо четкого разделения на небо и землю мир предстает в танце бесконечных элементов. Похожий маршрут освоил в 1909-1911 годах Василий Кандинский, пионер абстрактного искусства. Его результаты и поздняя манера Злотникова сравнимы по богатству цвета и любви к текучей, неопределенной форме. В отличие от Кандинского в названиях серий художник подсказывает направление нашей мысли. У него есть и "Библейский цикл", и "Иерусалим" (где Злотников бывал). Но Злотников, как и в случае "Сигналов", предпочитает писать эскизно, надеясь на то, что предоставленной информации зрителю будет достаточно для создания собственного представления о происходящем.