"Завидую тем, кто верит в бога"

На прошлой неделе Каннский кинофестиваль открылся фильмом Вуди Аллена "Полночь в Париже". "Огонек" пообщался с режиссером, отметившим в этом году свое 75-летие

Этот фильм как нельзя лучше подходит для открытия: в нем всему есть место — и мечтам, и разочарованиям. Главный герой, начинающий писатель, приезжает в Париж вместе с невестой и родственниками, которые презирают Европу. Сам писатель, последний романтик, оказавшись в Париже, погружается в литературные мечты, которые внезапно материализуются: в полночь он попадет в тот самый богемный парижский рай 1920-х, о котором мечтал. Там ему предстоит встретиться со своими кумирами — Хемингуэем, Пикассо и Фицджеральдом, посидеть в компании Дали, Бунюэля и Мана Рея, а также увлечься красавицей Адрианой. Все они, как выясняется, также мечтают жить в другом, более раннем времени — в Париже Дега, Гогена и Тулуз-Лотрека, где вскоре и оказываются. Эти великие художники, в свою очередь, считают свою жизнь скучной и предпочли бы жить в эпоху Ренессанса...

...Вуди Аллен, робко улыбаясь, подходит к столу. Беспокойно оглядывается, словно ищет поддержки от своих помощников. Те лишь приветливо улыбаются в ответ. Он не совсем уверен, правильно ли выбрал маршрут. Может быть, нужно сейчас на фотосъемку?.. "Подождем, посмотрим",— присаживается он к столу. "Хотите?" — предлагает поделить стакан воды на двоих. "Как вам фестиваль? Уже успели полюбоваться Круазетт?" — забрасывает он вопросами удивленного корреспондента. Отвечаю: "Погода прекрасная". "Да, да, ужасно,— вторит он.— В Каннах почти всегда светит солнце. Такое разочарование".

— Почему?

— Я не люблю солнечных дней. Они какие-то яркие, безличные. Только слепят, больше ничего. Мне больше нравится дождь. Он очень романтичен. К сожалению, когда я снимаю дождь, то мне почти всегда приходится заказывать искусственный. А это стоит денег. При такой дороговизне, которая сейчас, никто не хочет тратиться на подобные съемки. Я даже написал сценарий "Нью-Йорк в дожде", но так и не смог его реализовать. Вообще считаю, что пасмурная погода создает атмосферу интимности, навевает философские мысли и объединяет людей. Вы же не сядете за романтичный ужин, если ваш партнер затушит свечи, а вместо них включит яркий свет!

— Наверное, поэтому главный герой вашего нового фильма Гил хочет написать роман, жить в Париже и восхищается дождем?

— В Париже погода лучше, чем в Канне. Там часто бывает пасмурно. Да и сам город — необыкновенно вдохновляет. Большие города — загадка, которую всегда хочется разгадать. Вот и мой герой — он так влюблен в Париж, что когда часы бьют полночь, он переносится в другое время, в 1920-е годы, которыми он восхищается. Там он встречается с Эрнестом Хемингуэем, Гертрудой Стайн, Сальвадором Дали и Скоттом Фицджеральдом.

— Такое происходит только в кино...

— За это я его и люблю. С ним можно попасть в любую эпоху, осуществить любые желания, изведать и муки, и любовь. Но в моем фильме речь идет не об этом. Мне хочется показать, что наш мир настолько безграничен и полон сюрпризов, что все зависит от самого человека — с какой стороны он его увидит.

— Но увидеть живых Хемингуэя, Фицджеральда — не слишком?

— Вы помните, как отнеслись к фантазиями возлюбленная Адриана и невеста героя Инес? Одна — натура творческая и мечтательная, казалось, поняла все его мечты и стремления; другая — его за них презирала...

— Рэйчел Макадамс, которая играет эту другую, то есть невесту, воплотила на экране образ, который бы возненавидел любой мужчина...

— Инес ищет удобной жизни. Когда она встретилась с Гилом, он был известным сценаристом и неплохо зарабатывал. Она пытается не упустить своего шанса, обручается с ним и уже видит себя в доме на Малибу. Там ей хочется растить детишек и ходить на вечеринки. Она не была готова, что Гил решит писать романы в Париже. В Инес нет ничего плохого, просто у каждого свои представления о наилучшем варианте жизни.

— Оуэн Уилсон отлично сыграл романтичного американца в Париже...

— Оуэн — актер по природе. Ему даже не нужно играть, он как будто уже находится в роли, и живет в ней, как в жизни. У него замечательное заурядное лицо...

— ???

— Да-да. Он может быть героем любого фильма. Он кажется таким легким и не обремененным заботами человеком. Настоящий калифорниец. Полная противоположность мне. Поэтому мы так здорово поладили. Я сначала хотел взять кого-нибудь из Нью-Йорка, но агент по кастингу отсоветовал. Какой человек с Восточного побережья так по-идиотски отреагирует на встречи с Фолкнером, Хемингуэем и Дали?.. Герой Оуэна воплощает идеалы типичного голливудского сценариста. Каждый из них хочет прославиться как писатель, создать свое единственное великое произведение. Но почти все они поддаются соблазну комфорта и идут на компромисс с мечтой. Писать сценарии — дело нетрудное и прибыльное. Сначала они мечтают о собственном бассейне: купив его, улягутся на солнце, а когда встанут, пройдет уже десять лет.

— Вам всегда удается снимать то, что хочется. А вот Фрэнсис Форд Коппола как-то сказал, что никогда не сможет повторить успех "Крестного отца".

— Ну, мне ужасно повезло. А потом, куда мне тягаться с Копполой и его бюджетами. Я никогда не работал со студиями, поэтому мне и не приходилось бороться с их диктатом. Индустрия благосклонна ко мне, она считает, что я снимаю дешевые фильмы. Если у фильма потенциал блокбастера — или этого эффекта ожидают от него студии, то они вкладывают в него порядка 50-80 миллионов долларов. Рядовой студийный фильм стоит около 30 миллионов. А мой — не больше 15 миллионов. Кому придет в голову из-за 15 миллионов портить себе жизнь. Только на наем сотрудников, которые бы за мной наблюдали, ушло бы гораздо больше. Даже если фильм провалится в прокате, студия от этого не разорится.

— Однако вы снимаете фильмы с дорогими и известными актерами...

— Я — как охотник за специальными предложениями. Звоню Шону Пену или Пенелопе Крус в тот момент, когда они свободны. Если в этот момент они бы вели переговоры о миллионном контракте, никто бы не стал со мной возиться. Но когда у них перерыв между съемками, они охотно соглашаются. Ведь и им иногда хочется проявить свое актерское мастерство, сыграть обыкновенных людей, а не супергероев в погонях, драках, перестрелках и со спецэффектами. К тому же я отношусь к ним с большим уважением и предоставляю им свободу.

— Как вам удалось уговорить первую леди Франции, супругу президента, сняться в вашем фильме?

— Однажды я завтракал у семейства Саркози. В комнату вошла Карла. Она необыкновенно красивая женщина, такая скромная и обаятельная. Мне очень захотелось ее увидеть в своем фильме, но зная, что у нее мало времени, я спросил ее, не хочет ли она сыграть маленькую роль, без репетиций, на один-два съемочных дня. Она ответила: почему бы и нет. Ей тоже хочется сказать своим внукам, что она снималась в кино.

— Вам самому хотелось бы жить в другую эпоху?

— Мы все очень избалованы. Вечно всем недовольны, хотим куда-то сбежать, что-то изменить. Жизнь, правда, тоже сложна и непонятна, в ней возникает много вопросов, на которые никто не знает ответов. Вот мы и фантазируем, бежим в прошлое, ищем лучшей доли. Я бежать никуда не собираюсь: достаточно представить, что раньше у зубного врача даже не было в кабинете кондиционера.

— Многое в жизни бессмысленно. Это раздражает?

— Да, самое бессмысленное в нашем мире — политика. Искусственное чувство массовости отвлекает от бытия. Один идиот делает вид, что в чем-то разбирается, а другие так не считают: выходят бурные дебаты. А какой в этом смысл? Одни обсуждают, когда начать войну, другие — какой взять на фестиваль смокинг. Все суета. Каждый бьет себя в грудь и утверждает, что знает единственную правду. На самом деле мы просто пытаемся быть занятыми, чтобы не задаваться лишними вопросами. Одни занимаются искусством, другие — политикой или психоанализом, третьи считают оргазмы.

— Во многих ваших фильмах, включая "Полночь в Париже", проходит мысль о том, что только секс может спасти от сомнений и страха.

— Из всех перечисленных времяпровождений я бы выбрал именно его. Жизнь состоит из решений. Человек их принимает сознательно и подсознательно каждые пару секунд. Они могут быть разного уровня. Съесть мне сыр или ветчину? Пойти в душ или ванну? Устроить демонстрацию за права животных — или людей? Одно из самых приятных времяпровождений заключается в общении с противоположным полом. И здесь можно принять столько решений, что на всю жизнь хватит. Например, любит — не любит, позвонит — не позвонит, пересплю я с ним сегодня — или в следующий раз? Потом появляется семья, и вопросов возникает еще больше. Хотим мы одного ребенка или двух? Будем жить в городе или деревне? И так, пока задаешь вопросы и отвечаешь на них, незаметно и старость наступает. А с ней приходят и новые вопросы, типа: принять таблетку от ревматизма или от давления?

— Вы как-то сказали, что вас не интересует бессмертие ваших фильмов, что вы сами предпочли бы жить вечно. Вы верите в бога?

— Завидую тем, кто верит в бога. Сам я ни во что не верю. Это заложено генетически: либо есть вера, либо ее нет. Наверное, для интеллектуала искусство — и есть религия. Если веришь в него, то становишься бессмертным. Если я говорю, что не знаю, хочу ли жить вечно, то меня начинают упрекать: "Твои фильмы будут жить за тебя!" Очень надо! Я бы хотел лучше быть сам молодым, здоровым и наслаждаться жизнью, чем кто-то потом — моими фильмами. Искусство может быть такой же иллюзией, как политика, вера в рай и ад. Что мне с того, если через сто лет мой фильм покажут по телевидению, если меня уже не будет в живых!

— Раньше вы сами снимались в ваших картинах, а сейчас уже нет.

— А кому понравится наблюдать за влюбленным старцем? Не поддавайтесь на обман, если видите меня в тех же вельветовых джинсах и с очками в толстой оправе, как много лет назад. С тех пор я очень изменился. Например, я все стараюсь подсесть к вам поближе, как старый онанист. Вам может показаться, что я к вам в декольте заглядываю, а я просто ничего не слышу. Мне даже прописали какой-то аппарат, но я не умею им пользоваться. Его нужно постоянно прочищать, что-то там менять, на это у меня нет терпения. Я вам скажу: в старости нет ничего хорошего. С годами нисколько не умнеешь, наоборот, теряешь последний рассудок. Начинает болеть сердце, пошаливает печень, глаза ничего не видят, начинается склероз, понос, пульс слабеет и ноги еле тебя носят. Но главное разочарование — уже не удается затащить ни одну красотку в постель. А кому на экране нужен слепой старец, гоняющийся за Скарлетт Йоханссон?.. Вот если бы за ней бегал Леонардо Ди Каприо — другое дело.

— Может быть, за Скарлетт Йоханссон гоняться и не следует, а вот если бы на ее месте была Дайан Китон, могло бы получиться романтично.

— С Дайн Китон закрутить интрижку? Но чем мы с ней потом будем заниматься? Никому не интересно наблюдать за двумя пенсионерами, которые с одышкой возятся в постели!

— Вы скромничаете. У вас ведь жена на 40 лет вас младше.

— И поэтому многим кажется, что она должна меня боготворить. На самом деле, она абсолютно не интересуется моими фильмами, не посмотрела и половины из них, постоянно меня критикует и ненавидит, когда я играю на кларнете. Правда, в последнее время я часто снимаю в Европе, а она любит путешествовать.

— Да, в последнее время разные европейские города частенько мелькают в вашем маршруте: Лондон, Барселона, Париж...

— В Париж я влюбился еще в середине 1960-х, когда приехал на съемки "Что нового, киска?". До этого я знал его, как многие американцы, по фильмам. Тогда же, как и мой герой в фильме, я задумался: не снять ли мне в Париже квартиру, чтобы ездить туда-сюда? Но в тот момент я еще не насытился Нью-Йорком. Сейчас жалею об этом решении.

— Если бы вы тогда не вернулись в Нью-Йорк, то не сняли бы все ваши замечательные картины про Манхэттен...

— Эти образы я мог бы создать где угодно. Вы думаете, что если я живу на Манхэттене и каждый день шатаюсь по его улицам, то их я вам и показываю? Ошибаетесь. Я показываю то, что мне хочется видеть. Свое эмоциональное ощущение от города, его субъективную картину. Какой-нибудь другой режиссер снял бы мой фильм по-другому.

— Режиссеры "новой волны" оказали на вас влияние?

— Когда я был молод, то развивался под влиянием европейского кино: Годар, Феллини, Трюффо, Бергман. Тогда они были новы и непонятны. Мне казалось, что вот это и есть искусство. Я с детства смотрел Годара или Рене, и теперь мои фильмы похожи на их фильмы. Но я не подражаю им сознательно. Привычки закладываются с детства. У Стивена Спилберга, например, все выходит по-другому: видимо, в детстве он увлекался фильмами про летающие тарелки и инопланетян.

Беседовала Татьяна Розенштайн