Абхазия настолько мала, что скрыть тяжелую болезнь политика здесь просто невозможно. О том, что Багапш болен и скорее всего не сможет исполнять президентские функции, здесь заговорили месяц назад. Предполагали, что он уйдет на покой, уступив место кому-то из двух преемников — Александру Анквабу или Сергею Шамбе. Но никто и представить не мог, что и для Багапша, и для Абхазии все закончится так трагически.
Я не случайно ставлю здесь знак равенства между его именем и его страной — он поставлен давно и не мной, а президентскими выборами. Просто в Абхазии по-другому нельзя. Здесь президенты не уходят на заслуженную пенсию, а тяжело заболевают и умирают. Может быть, слишком много ответственности. А может, слишком трудно оставаться человеком в политике. И если остаешься, то погибаешь. Один человек, когда-то друживший с Багапшем, сравнил политику с дикими джунглями: мол, нужно уметь прогибаться и предавать, и не ради какой-то светлой цели, а просто ради того, чтобы выжить. «Сергей — порядочный человек, — сказал он тогда. — Зря он пошел в политику. Политика его сожрет».
Я познакомилась с Багапшем за несколько месяцев до президентских выборов. До его первых выборов. Я записывала интервью с ним в небольшом сухумском кафе, он только собирался выдвигать свою кандидатуру и производил странное впечатление — рассуждал немного по-советски (сказалась партийная школа), но креативно; умел расположить собеседника к себе, подробно и доходчиво разъясняя ему свои тезисы; не был уверен в победе, но был уверен в себе — например, в том, что хочет построить красивое, самодостаточное государство. Его тезис про Ингури-ГЭС, абхазской частью которой он тогда владел, действительно казался успешным — этот совместный энерегетический объект, по его мнению, позволял заинтересовать и Россию, и Грузию, оставив Абхазию в большом плюсе. Для него тогда приоритетной была сама Абхазия, а не геополитика России или Грузии. И вот так рассужудал обо всем — с позиций абхазских выгод и перспектив. Рассуждал как государственник. Вот эти его «советскость», с одной стороны, и умение приспособиться к современной бизнес-реальности, с другой, по-моему и помогли ему завоевать доверие в обществе. Вроде свой, давно знакомый и не пугающий, а идеи — новые, свежие.
Ну, и конечно, образ. Тогда, в условиях летнего, курортного Сухуми, его белая рубашка и строгий костюм казались какой-то изощренной пыткой над собой; и всегда и везде потом я видела его вот таким — подтянутым, в костюме и начищенных до блеска туфлях — немного франт, немного чиновник, немного философ. Только потом я поняла, что эти костюм и белая рубашка были частью новой эпохи. Эпоха Владислава Ардзинбы, первого президента Абхазии, запомнившегося всем своими победами на фронтах и камуфляжной формой, закончилась в тот момент, когда на смену ему пришел человек в офисном костюме. Абхазии теперь нужна была победа не на фронте, а в гражданской жизни, и именно Багапш, образ которого для многих несовместим с камуфляжем (хотя когда-то и он принимал участие в боевых действиях), стал символом этой новой жизни.
У Кремля уже был свой фаворит — кагэбэшник Рауль Хаджимба, с виду вполне хороший, улыбчивый парень, который с камуфляжем очень дружил, а кроме этого, имел поддержку в постконфликтном обществе, — так что возникшую из ниоткуда кандидатуру Багапша всерьез в Москве не воспринимали. И как это часто бывает, кремлевские советники просчитались. Абхазское общество оказалось расколотым, и так случилось, что этот раскол тоже сработал в пользу Багапша — казалось, что с одной стороны стоит военное прошлое и силовики, крепко связанные с российскими спецслужбами, а с другой — созидательное будущее и бизнес.
Когда соперничество стало угрожающим, против Багапша пустили тяжелую артиллерию — мол, работал с грузинами, жена-грузинка и вообще засланный казачок. Националистические штучки в таких случаях срабатывают на ура. Какое-то время часть абхазского общества переваривала версию о том, что Багапша могли завербовать грузины, но вскоре о ней забыли. Я не знаю, в чем секрет абхазов, но они умеют отсеять шелуху и увидеть главное. Или, может быть, их общество, как и их море, способно к самоочищению. Или на самом деле причина в плохих политтехнологах, работавших на кремлевского ставленника. Или в хороших, работавших на Багапша. А может, все гораздо проще — Багапш оказался хорошим игроком. Он договорился с бывшим главой МВД Абхазии Александром Анквабом, который в свое время прославился крайне жесткой борьбой с коррупцией и которого так боялись абхазские элиты, что не дали ему выдвинуться в президенты. Понятно, на чьей стороне оказался электорат Анкваба. Да и большая категория неопределившихся избирателей, которые так были разозлены на власть за несправедливость по отношению к Анквабу, что из принципа пошли голосовать за коалицию Багапша и Анкваба.
Багапш победил — вопреки нежеланию Кремля, вопреки мандариновой блокаде, устроенной абхазам в разгар сезона, вопреки всем уговорам чинуш абхазского и российского происхождения, приезжавшим в Сухуми разруливать конфликт. Он не просто победил вопреки — он сумел убедить Москву в том, что он ей не враг. Это единственный пример на постсоветском пространстве, когда нежеланный Кремлем кандидат не просто победил, а превратился в лучшего друга.
Я, собственно, хочу сказать, что умение Багапша договариваться и находить компромисс — это не просто политическая хитрость. Это его врожденное качество, так цивилизационно отличающее его от российских коллег, привыкших разговаривать с миром языком угроз. И вот это качество, как мне кажется, плохим людям не свойственно. И я это пишу совсем не потому, что о мертвых не говорят плохо.
Я помню то длительное противостояние после выборов, когда по обе стороны от линии пока еще идеологического фронта собирались вооруженные сторонники и техника. Багапшу тогда не просто удалось избежать гражданской войны, ему удалось на какое-то время после выборов достичь гражданского согласия и создать коалицию со своим бывшим соперником Хаджимбой, которому он предложил пост вице-президента. Пост, который уже был обещан лучшему другу и соратнику президента, историку Станиславу Лакобе. Багапшу пришлось принять это трудное решение, хотя не все его тогда поняли, и, наверное, ему было бы проще оставить все как есть, если бы не его извечное желание достичь консенсуса, гармонии, баланса сил. Хаджимба в итоге ушел, не совладав с амбициями, Лакоба тоже не вернулся, и Багапш, говорят, тяжело переживал этот разрыв.
Потом он позвал в правительство еще одного бывшего соперника по выборам — Сергея Шамбу, идеально представлявшего абхазский МИД. В общем, тандем сложился — жесткий и принципиальный Анкваб, контролирующий бюджет, дипломатичный и открытый Шамба, умеющий улаживать конфликты и даже разъяснять их суть журналистам (что, несомненно, сделало абхазскую политику не такой закрытой, как, например, в Южной Осетии), и президент Багапш, человек, который, несмотря на колоссальное давление со стороны России, сумел соблюсти абхазские инациональные интересы — во всяком случае, там, где это было возможно. Да, наверное, не стоит приписывать ему в заслугу признание Россией независимости Абхазии — для людей осведомленных очевидно, что сделано это было не ради абхазов, а ради российских интересов в регионе. Но то, что Абхазия до сих пор остается во многих смыслах независимой, несомненная заслуга Сергея Багапша. Возьмем тот же вопрос о земле, такой болезненный для абхазского общества — несмотря на жесткое лоббирование Москвой скорейшего принятия закона, разрешающего продажу земли и недвижимости в Абхазии иностранцам, этот закон так и не принят. Багапшу удавалось сдерживать напор Москвы, кивая на оппозицию, и кто-то может теперь возразить — мол, это не Багапша заслуга, а оппозиции. Оппозиция, в свою очередь, упрекала Багапша в излишней уступчивости Москве — и мало кто всерьез понимал, с кем и с чем приходится ему сталкиваться и чем его упрямство может грозить крошечной Абхазии.
Как бы то ни было, но заслугу Багапша я вижу именно в том, что он не душил оппозицию, позволяя гражданскому обществу развиваться и влиять на власть. И влияние это было огромным. У него под носом издавалось несколько независимых газет, которые критиковали его и правительство с пеной у рта, он порой болезненно это воспринимал и даже обижался, но никогда не позволял своей администрации подавать в суды, хотя мог, конечно, воспользоваться иском для закрытия какой-то оппозиционной газеты. Как-то я спросила его, не устал ли он от постоянной критики, он невесело улыбнулся: «Власть нужно критиковать, это ей помогает трезво смотреть на вещи». Сам он, правда, от этого «нужно», как мне показалось, страшно устал. Тяжело, понятное дело, читать о себе каждый день, что ты московский подкаблучник и предатель национальных интересов.
Он всегда находил время для приезжих журналистов. Понимал, что с людьми надо говорить, надо отвечать на их вопросы, даже неприятные. Ходил пить кофе в Брехаловку — всенародно любимую кофейню на сухумской набережной. Один раз пил там кофе с кем-то из первых лиц России, ножка пластикового стула подогнулась, и Сергей Васильевич упал. Об этом случае в Сухуми все знали, но предпочитали не «мусолить» его — с кем не бывает. Я не могла не рассказать сейчас эту историю — в ней Багапш очень настоящий. Не стандатрный политик, который улыбается стандартной улыбкой и под стандартным весом которого пластиковые стулья с сухумской набережной не трещат, не ломаются. Он был нестандартный во всем. Потому что он был, прежде всего, человек, а потом политик.
Я этого человека не просто уважала, я им восхищалась. За годы своей журналистской работы я общалась с разными ньюсмейкерами, чиновниками и политиками, кто-то уходил из жизни, но Сергей Багапш — единственный из них, кого мне так искренне, так остро жаль. Слишком редко в политике встречаешь порядочных людей.
Я совсем не готова сейчас давать прогнозы. Я знаю только, что Багапш — не просто второй президент Абхазии, а целая эпоха в жизни этого народа. С его уходом многое изменится. Я не знаю, кто будет президентом – «железный» Александр Анкваб, возглавивший Абхазию, дипломат Сергей Шамба с его связями в российском МИДе или оппозиционер Рауль Хаджимба, сохранивший отношения с силовиками в Москве. Скорее всего, на предстоящих в августе выборах снова не обойтись без давления Москвы — ведь ей в Абхазии нужен человек, который станет послушно проводить в жизнь решения Кремля, чего бы они ни касались — госдач, спорных поселков в горах или военных санаториев на побережье. И очень вероятно, что после августа этого года абхазская независимость начнет таять со скоростью мороженого в летний зной. И в каком-то смысле даже хорошо, что уже не с именем Сергея Багапша это будет связано. Все-таки Багапш был слишком хорошим для такого финала.
У абхазов есть только один шанс сохранить то, чем они так дорожат. Их политики должны научиться договариваться друг с другом — иногда в ущерб себе, но всегда ради сохранения своего народа. Для этого каждому абхазскому политику надо немножко побыть Сергеем Багапшем.