Фестиваль кино
22-й Открытый российский кинофестиваль "Кинотавр" взял резкий старт, показав в первые дни все лучшее, что есть в конкурсе, прежде всего шестидесятническую черно-белую стилизацию "Безразличие" Олега Флянгольца и "Громозеку" Владимира Котта, реанимирующую эстетику семидесятых. Две разновидности творческой ностальгии попыталась сопоставить ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Двум лучшим фильмам "Кинотавра", впрочем, предшествовали два не слишком удачных — туристический мемуар "Родина или смерть" документалиста Виталия Манского, который, судя по солнечному и красочному видеоряду, прекрасно провел много съемочных дней на Кубе и запечатлел на пленке изрядное количество кубинок с хорошими фигурами, винтажных "Кадиллаков", фактурных негров, живописных помоек и свалок. Не менее насыщенной предстает жизнь офисного планктона в интерпретации Сергея Швыдкого и Фуада Ибрагимбекова в кинозарисовке "Летит": картина наполнена обаятельными и гламурными молодыми людьми, много рассуждающими о любви, почувствовать которую они не способны, в результате чего один из них закономерным образом вылетает из окна вниз головой от экзистенциальной пустоты.
"Безразличие" на некоторых зрителей тоже произвело впечатление полной бессмысленности, несмотря на искрометность абсурдистских диалогов. Один из них происходит, например, между героями Федора Бондарчука и Александра Баширова: "Люди без еды живут семь дней, а дальше что? А дальше я тебя съем".— "Я горький".— "А я Троцкий". Чтобы оценить всю прелесть "Безразличия" в полной мере, надо обладать не только парадоксальным чувством юмора, но и изрядной кинематографической эрудицией — Флянгольц отсылает не только к советским шестидесятникам и к французской "новой волне", но и к малоизвестным польским фильмам, обладающим таким же мощным стилеобразующим потенциалом, как и внешность Федора Бондарчука образца 1989 года, когда начались съемки "Безразличия". За прошедшие 20 лет фильм Флянгольца выдержался и устаканился, и хотя стыки между старыми кусками и новыми не всегда выполнены идеально гладко, картина оставляет ощущение редкой эстетической цельности и осмысленности на чисто формальном уровне, что во многом снимает к ней вопросы на уровне содержания. Возможно, основную идейную нагрузку "Безразличия" следует искать не в рефлексиях героя Федора Бондарчука, а в полете в космос безымянной собаки, являющемся визуальным лейтмотивом картины.
Зато нельзя отказать в содержательной насыщенности фильму "Громозека" Владимира Котта — в центре сюжета трое школьных друзей за сорок, которых играют Николай Добрынин, Борис Каморзин и Леонид Громов, каждый из которых в принципе достоин приза за лучшую мужскую роль в смысле достоверности изображаемого отчаяния. Отчаяние это вызвано отношениями с женщинами: у кого-то это жена, у кого-то любовница, у кого-то дочь, но, как и в "Безразличии", психологическая составляющая картины сильно проигрывает стилистической: досмотреть "Громозеку" стоит не для того, чтобы узнать, развелся ли кто-то с женой или покатилась ли чья-то дочка по наклонной плоскости, а ради финального воссоединения членов ансамбля "Громозека", в серебристых пиджаках исполняющих песню "Птица счастья завтрашнего дня". При этих звуках становится окончательно безразлично, родина или смерть, летит или лежит, и хочется простить режиссеру все мелкие погрешности в бытовых деталях — просто за то, что он безошибочно уловил стилистическую доминанту того исторического периода, когда наиболее активные участники современного кинопроцесса были еще молодыми, красивыми и не лысыми.