Экстравагантный микс мейнстрима и артхауса на "Кинотавре" завершился обескураживающим результатом. Жюри во главе с Александром Миндадзе, отсмотрев программу новейших работ наших кинотворцов, наградило главным призом "Безразличие" режиссера Олега Флянгольца — фильм, снятый двадцать лет назад, но снабженный анимационными вставками и приведенный в состояние готовности лишь сегодня.
"Русское кино в жопе, только Федя Бондарчук молодец" — так, кажется, звучал зачин фильма "Изображая жертву", победившего пять лет назад в Сочи. Оказалось, что Федя Бондарчук, ныне возглавляющий попечительский совет "Кинотавра" и представляющий под флагом "Единой России" проект "Киноклуб" на форуме "Кино России-2020", был молодец всегда. Даже когда совсем в юности, с буйной шевелюрой, снимался в черно-белом "оммаже" кинематографу 60-х годов — немножко под Годара, немножко под Хуциева. Это романтическое упражнение в прекрасном и называется "Безразличие". То, что в начале 90-х выглядело робким подражанием, сегодня приобрело двойную ностальгическую ауру и черты уникального артефакта. Конечно, это фильм для некоего специального приза — но жюри выдало ему главный от безысходности. При всех своих стараниях оно не смогло выявить лидера, скрытого в селективной выборке из четырнадцати фильмов сочинского конкурса.
Если исходить из режиссерского масштаба, очевидный лидер был "Охотник" Бакура Бакурадзе. Бескомпромиссная в своей суровой эстетике стенограмма метаний фермера между участью убивать и быть убитым, подобно скоту, одних восхитила, других взбесила. Жюри присудило ему респектабельный, но все же не главный приз за режиссуру и отметило как лучшую роль скотницы, вчерашней зэчки, сыгранную непрофессионалкой Татьяной Шаповаловой (эта пощечина гламуру стала еще ощутимее от диплома, дополнительно присужденного Оксане Фандере из другого фильма, "за уникальное сочетание красоты и таланта"). Критики, образовавшие альтернативное экспертное жюри, тоже наградили "Охотника" своим призом. Но на них обрушился шквал обвинений, в том числе и от коллег, в пропаганде аутизма и скуки, в следовании замшелым фестивальным критериям и в полном отрыве от живой демократичной аудитории.
Идеалом последней оказался режиссерский дебют Константина Буслова под бодрым названием "Бабло". Конечно, этот ладно скроенный комедийный боевичок выигрывал по сравнению с трэшевым B-movie "Вдребезги" Романа Каримова. И даже с эклектичным "Бедуином" Игоря Волошина: драма женщины, становящейся суррогатной матерью мультикультурной гейской пары, чтобы заработать денег и спасти дочь от лейкоза, хорошо начиналась, но увязла в чересчур резких для данного случая жанровых и сюжетных перепадах. Не могли конкурировать с "Баблом" и "Огни притона" Александра Гордона. Вывожу из обсуждения эту одесскую историю о святой блуднице по просьбе автора, подчеркнувшего, что делал ее не для критиков. Но боюсь, что и продавщицы из Ставрополья, на чью любовь он ссылался, не обеспечат ему кассы — разве что в "Закрытом показе". А вот за "Бабло" я совершенно спокоен — и думаю, ничего бы не изменилось, если бы в Сочи его не проштамповали клеймом "лучший дебют". Впрочем, выбор у жюри был невелик: дебютов много — толку и надежд мало. Из этого ощущения и родился концептуальный триумф "Безразличия": это был диагноз современному кино и напоминание о том времени, когда искусство казалось важнее денег.
Нынешний "Кинотавр", как в зеркале, отразил хаос, образовавшийся в результате реформы финансирования и реструктуризации кинопроизводства. "Бабло" как понятие и фетиш окончательно оккупировало мозги не только продюсеров и прокатчиков, но также сценаристов и режиссеров. Совпали сразу два кризиса. С одной стороны, фиаско крупнобюджетных проектов, девальвация соблазнительной идеи русского блокбастера. С другой — перепроизводство "тошнотворного" артхауса, который тоже становится все более дорогим. Режиссеры с амбициями ушли в фестивальное гетто, а на отечественном рынке воцарился провинциальный малобюджетный мейнстрим, в лучшем случае перерабатывающий инфантильные восторги от англоязычных кинохитов позавчерашнего дня. Роман Каримов пытается дать русского Тарантино, а Константина Буслова объявили нашим Гаем Ритчи.
Опыты аналитического кино, ставящего обществу вопросы, пускай даже в жанровой или развлекательной форме, становятся все более редкими, о чем тоже свидетельствовал сочинский конкурс. Один из таких редких фильмов — "Громозека" Владимира Котта — строился на крушении иллюзий потерянного поколения, взращенного на советской символике и тут же брошенного в омут дикого капитализма. Но хотя слова исполняемой ансамблем троих друзей песни "завтра будет лучше, чем вчера" звучали практически позывными "Кинотавра", проблематика этой картины была скорее обращена во вчерашний, а не в завтрашний день.
Что касается сегодняшнего, его болевые точки прощупывали авторы фильмов "Портрет в сумерках" и "Елена". Создатели первого — режиссер Ангелина Никонова и играющая главную роль Ольга Дыховичная (она же соавтор сценария) — используют в качестве манка мазохистскую эротику, но ставят ее в феминистский и социальный контекст. Приключения новой "дневной красавицы", жены скучного бизнесмена, в антимире ростовских ментов и прочих брутальных простолюдинов не всегда мотивированы сюжетно, но эмоционально впечатляют — во многом благодаря операторам Ибену Буллу и Эдуарду Ильину, которые получили за свою работу заслуженный приз.
"Елена" Андрея Звягинцева попала на закрытие "Кинотавра" уже как каннская лауреатка, которой соревноваться с другими не по чину. И она действительно смотрелась отдельно от других картин. Без нажима и истерики, без излишних моральных сентенций нам явили тихий апокалипсис, или, если угодно, новую ползучую революцию, в которой бескровным орудием пролетариата становится виагра. Это был единственный в сочинской программе фильм, который в силу своего художественного масштаба не укладывался на полку мейнстрима или артхауса. Конфликт этих (еще недавно диковинных для русского слуха) понятий существует, но оба теперь являются частью одного и того же далекого от гармонии мира — как элитная жилплощадь на Патриарших и люмпенские трущобы в Люберцах.