Премьера кино
Сегодня в прокат выходит фильм ужасов "Палата" (The Ward) Джона Карпентера. После вышедших в 2001 году не слишком удачных "Призраков Марса" ветеран хоррора почувствовал, что кинобизнес ему наскучил, но теперь, десять лет спустя, вспомнил молодость и выступил со скромной старомодной картиной категории "B", которая не порадовала ЛИДИЮ МАСЛОВУ даже неожиданным финальным поворотом.
В "Палате" Джон Карпентер выглядит кем-то вроде давно успокоившегося на заслуженной пенсии художника, которому ни от кого ничего не нужно, ни денег, ни славы, и который от скуки вышел тихим воскресным вечером на живописный берег реки с мольбертом, чтобы написать очередной типовой пейзажик в своих излюбленных мрачных тонах. "Пейзажиком" в данном случае служит интерьер психиатрической больницы, куда доставляют главную героиню, молодую красивую блондинку (Эмбер Херд) — полицейские изловили ее в лесу, где она бегала в неглиже вокруг горящего дома, и, несмотря на отчаянное сопротивление, доставили в лечебное учреждение. На начальных титрах "Палаты" можно полюбоваться эффектными гравюрами из старинных книжек и черно-белыми фотографиями, иллюстрирующими всяческие бесчеловечные приемы допотопной карательной психиатрии, и сделать предположение, что в картине, действие которой происходит в Орегоне в 1966 году, речь пойдет об ужасах пребывания невинной жертвы в руках психиатров-садистов.
Садисты поначалу не заставляют себя ждать: в клинике новенькую, у которой вся спина в загадочных синяках, встречают суровая пожилая медсестра со стальными глазами и круглолицый приветливый санитар с опрятной щетиной и предупреждением: "Добро пожаловать в рай. Я могу быть тебе другом, могу быть и врагом — все зависит от того, будешь ли ты играть по правилам". Героиню поселяют в ее палату, скоропалительно затерев на грифельной табличке возле двери имя предшествующей постоялицы, и начинают угощать вкусными таблетками, которые она поначалу пытается растоптать ногами, утверждая, что она не сумасшедшая. "А мы здесь такими терминами давно уже и не пользуемся",— невозмутимо парирует медперсонал и даже выдает девушке цивильную одежду вместо голубого больничного рубища, чтобы она могла днем общаться со своими четырьмя соседками по отделению, девушками ее возраста, в общем-то без видимых отклонений в поведении: ну разве что одна все время таскает с собой игрушечного зайца, а другая держит во рту мелкую монетку.
Девушки ведут себя без особого надрыва, как будто живут не в дурдоме, а в обычном интернате, днем гуляют во дворе, огороженном сеткой, а вечером в общей комнате начинают танцевать под пластинку, и только внезапно разразившаяся гроза и вырубившееся электричество вносят в эту идиллию тревожный оттенок, когда из сумрака начинает все навязчивее высовываться какая-то зловещая женская фигура со спутанными волосами и изуродованным лицом. Однажды во время помывки в душе, воспользовавшись сгустившимся паром, она даже позволяет себе нахальство схватить героиню за горло зеленоватой рукой.
Сказать, что все это как-то страшит или озадачивает, было бы преувеличением — даже несколько эпизодов, во время которых то одну, то другую пациентку за строптивость привязывают к креслу и пытают электрошоком, а одной все та же зеленовато-черная рука втыкает в глаз штырь для лоботомии, не вызывают особых содроганий. Натуралистические подробности, которые более жестокий автор мог бы извлечь из психиатрической тематики, Джон Карпентер предпочитает покрывать целомудренным малобюджетным мраком, заставляя зрителя всматриваться и строить догадки, чем именно эта психушка отличается от множества аналогичных кинематографических заведений. И хотя визуальное карпентеровское чувство стиля никуда не девалось, по-настоящему сгорать от любопытства на "Палате" может только девственный зритель, который смотрит, допустим, третий фильм в своей жизни. Финальный "сюрприз", в котором выясняется, что задействованные в картине психиатры никакие не садисты и убийцы, а наоборот, настоящие виртуозы своего дела, блистательно вылечившие героиню нестандартными методами, приносит облегчение, смешанное с подозрением, что по большому счету Карпентеру было в общем все равно, сильно ли удивится зритель якобы неожиданной развязке, а просто хотелось в чисто медицинских целях измерить свое собственное режиссерское давление, увы, скорее пониженное, чем повышенное.