Сегодня в ЦДК — первый официальный показ фильма "Нежный возраст" Сергея Соловьева. Это заявка режиссера, известного способностью менять кожу, на то, чтобы в очередной раз оказаться впереди прогресса. Трудно судить, что бы вышло из этой затеи, но сам прогресс предоставил господину Соловьеву такую возможность.
Кинематограф 90-х способен будет поразить воображение историков. В нем почти не осталось следов глобальных событий — распада СССР, расстрела Белого дома, обеих чеченских войн. Российское кино живет либо в мифологическом прошлом (фильмы о Романовых, Сталине, Бунине и сбитом южно-корейском самолете), либо в мифологическом настоящем, заполненном фигурами карикатурных мафиози и столь же карикатурных ворошиловских стрелков.
Сергей Соловьев всегда был мастером иносказания. Его ранние фильмы наполнены тоской по старой культуре, в которой закодировано неприятие тоталитарного мифа. Это было хорошо: для своего времени. Но как только грянула свобода, именно САС первым из режиссеров с именем, "задрав штаны", погнался за молодежной субкультурой, плюя на прежние образцы классической духовности. Упреки в адрес Соловьева и заключались в том, что, во-первых, задрав штаны, во-вторых, что стал отождествляться с новой номенклатурой. Все так, и тем не менее. Первого бандита по призванию показал именно Соловьев, использовав типаж Станислава Говорухина, в "Ассе". Первый всплеск постсоветского абсурдизма запечатлел он же в "Черной розе — эмблеме печали".
Но дальше — дальше начался какой-то натужный виток мифологизации: почти насильственное превращение наших современников в чеховских, толстовских, тургеневских героев. Из замыслов режиссера ушла жизнь, и можно только порадоваться тому, что иные его мертворожденные проекты не осуществились. Один из них — фильм о Тургеневе — остановили, кажется, на следующий день после того, как Сергей Соловьев был низвергнут и уступил место Никите Михалкову в кресле главы Союза кинематографистов.
На сей раз древняя российская традиция пошла во благо. Уже не в качестве лидера и назойливого ньюсмейкера, а в качестве проблемного "режиссера в кризисе" Соловьев снял на студии того же Михалкова "Три Т" картину "Нежный возраст". Фильм энергичен, целеустремлен, следов кризиса нет и в помине. А если есть, то он и стал внутренним сюжетом фильма.
Сценарий они написали вместе с сыном, он же — Дмитрий Соловьев — сыграл главную роль. Парень не слишком харизматичен, однако на роль свидетеля бурных исторических потрясений годится вполне. Он не испортил даже чеченский эпизод; впрочем, здесь больше заслуга режиссера, который снял войну без невзоровщины, но с темпераментом, достойным советской (анти)военной классики.
Стиль соловьевской режиссуры — эклектика, балансирование между всеми мыслимыми клише, которые в итоге сливаются в жанр бредовой мелодрамы. Первая треть фильма — соц-арт: опыты сексуального раскрепощения подростков на фоне агонии пионерских ритуалов. Комсомольские богини становятся валютными проститутками. Мальчики из хороших семей переквалифицируются в дальнобойщики и перевозят в трейлерах наркотики.
Вторая треть: вхождение в капитализм с его художественными аналогами (маньеризм и неоварварство). В жизнь героя входит хрупкая и утонченная — того гляди, сломается — русская парижанка, космическая модель, она же "отморозок наоборот". Новую кинематографическую диву зовут Елена Камаева, ей прочат славу Ренаты Литвиновой, тем более что Елена, прожив бурную юность, тоже ударилась в писательство. Красивые девушки предпочитают протухших денежных мешков: так в жизни, так и в фильме. Возлюбленная героя остается в Париже с успешным бизнесменом, который перекачивает из России во Францию фекалии, используя их в парфюмерном деле.
От несчастной любви герой, по традиции русских мальчиков, бежит на кавказскую войну, чтобы вернуться полупсихом, порезать вены, спастись, снова рвануть в Париж и убедиться, что счастье есть. Импортер фекалий отправлен в отставку, отходы человеческого организма преобразились в золото. Герои картины вместе с ее создателями и присоединившимся к ним Борисом Гребенщиковым (20 лет назад на его месте был бы Булат Окуджава) поют и балдеют на парижском блошином рынке в мифической золотой комнате, где совершаются браки — практически, на небесах.
Хеппи-энд сладок вдвойне благодаря любвеобильной камере Павла Лебешева. Но недаром "сладкий" и "нежный" по-итальянски звучат одинаково — dolce. Творческий альянс с сыном (оба комментируют события с позиции своего опыта) обнажил не только сильные, но и слабые точки Сергея Соловьева. Он не скрывает своей сентиментальности, как и того, что после пятидесяти, утратив счастливый билет баловня судьбы, вновь вступил в нежный возраст. Что отец не менее уязвим, чем сын.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ