Новые ноты в деле Михаила Ходорковского

Акция классика

В страсбургском Дворце музыки и конгрессов прошел концерт под названием "Musica liberat" (в переводе с латыни — "музыка освобождает"). В нем приняли участие некоторые из самых знаменитых музыкантов современности — пианисты Евгений Кисин и Марта Аргерих, виолончелист Миша Майский, скрипач Гидон Кремер. Концерт был благотворительный, сборы от него будут направлены в пользу основанного Михаилом Ходорковским лицея-интерната "Подмосковный", но в первую очередь событие оказалось акцией в поддержку самого Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.

Удивляться тому, что, несмотря на внесезонную пору, вместительный зал Дворца музыки был заполнен, вроде бы сложно. Изрядную долю аудитории составляли не простые страсбуржцы, а представители общеевропейских инстанций, прописанных в Страсбурге, международных правозащитных организаций и российской общественности. В первую очередь политической — приехали Борис Немцов, Михаил Касьянов, Гарри Каспаров, Сергей Ковалев, а первыми, войдя в вестибюль, корреспондент "Ъ" увидел беседующих на правозащитные темы Владимира Буковского и директора фонда Hermitage Capital Уильяма Браудера, которые только что познакомились. Но не только. В зале можно было видеть композиторов Гию Канчели и Арво Пярта, актрису Наталью Фатееву, продюсера Михаила Козырева и видного представителя московского духовенства, протоиерея Алексия Уминского. И все же с этим пестрым обществом соседствовали сонмы обычной филармонической публики, с запинкой читавшей друг другу по программке имена Giya Kancheli и Anatoli Kotcherga.

И конечно, этому проекту заведомо было что предложить слушателю и помимо политического высказывания. Собрать вот так вот в один вечер Гидона Кремера, Мишу Майского, Марту Аргерих и Евгения Кисина — непростая задача даже для матерых менеджеров самых дорогих и престижных фестивалей мира, вроде какого-нибудь Вербье, но и там график выступлений утрясается и согласовывается задолго. Концерт "Musica liberat" был сделан с нуля месяца за два. Причем никакой "административный ресурс" Совета Европы или Европарламента в ход пущен не был: от инстанций Евросоюза были моральная поддержка и надлежащие речи на открытии, но организацией креативный продюсер проекта, Елена Дорден-Смит, занималась лично. Правда, при явном встречном энтузиазме со стороны самих музыкантов (круг которых, кстати, определился далеко не сразу) — что было отчасти совсем неожиданно. Ладно Гидон Кремер, которому высказываться в поддержку российских политзаключенных не привыкать, но и Евгений Кисин, много и охотно говоривший перед концертом о Михаиле Ходорковском и правах человека в России, одним махом развеял свое реноме бесконечно далекого от политической злобы дня молчальника.

Но на самом концерте все лозунговое, призывное, прокламационное музыканты оставили ораторам. Их музыка говорила об отчаянии, об отсутствии надежды, о гневе и о человеческом достоинстве гораздо проникновеннее, тактичнее и точнее (а потому, может быть, и убедительнее), нежели многие из звучавших вокруг концерта слов. Причем тут, несмотря на кажущуюся пестроту программы, в смысле трактовки эмоций не возникало никакого разноречия между произведениями современных композиторов (тихая надрывная элегичность "V&V" Гии Канчели и более интроспективная взволнованность "Пассакалии" Арво Пярта — их со своим оркестром "Кремерата Балтика" играл Гидон Кремер) и классиков европейского и русского романтизма. Евгений Кисин в скерцо N 2 Шопена, Миша Майский в "Kol nidrei" Бруха, ансамбль Миши Майского и Евгения Кисина в анданте из виолончельной сонаты Рахманинова — глубина и фундаментальность их прочтения не оставляла вопросов, и это было, конечно, в первую очередь узнаваемое высказывание Кремера, Кисина, Майского, а вовсе не манифест по случаю. Пожалуй, фокусом программы, сконцентрировавшим и высветившим ее главные эмоции и темы, оказались произведения Шостаковича — две части из его Трио памяти Соллертинского (играли Кремер, Майский и Аргерих) и три части Четырнадцатой симфонии, где Гидон Кремер сидел за пультом концертмейстера, дирижировал Роман Кофман, а басовое соло пел Анатолий Кочерга. Могло, правда, показаться, что выбранные 7-я, 8-я и 9-я части симфонии, написанные на тексты Аполлинера и Кюхельбекера, в этом контексте меняют свой смысл, смещая акцент с размышлений о трагизме смерти на трагизм человеческой неправды, препарированный с яростью и величием библейской Книги Иова. Но и здесь в конце концов выверила ударения 9-я часть — "О Дельвиг, Дельвиг! Что гоненья? / Бессмертие равно удел / и смелых вдохновенных дел, / и сладостного песнопенья". Потому, может быть, так веско прозвучала открывавшая концерт речь. Вступительных слов вообще-то было два — второе отделение открыл Витаутас Ландсбергис, ныне депутат Европарламента, адресовавший свое "я обвиняю" не только режиму в России, но и конформистскому Западу ("Некогда Александр Солженицын адресовал свой призыв жить не по лжи народу России, но теперь он мог бы адресовать его упадочным и лживым западным демократиям") — а потом сыгравший на рояле "Отче наш" Николая Чюрлениса. Но перед первым отделением с висевшего над сценой экрана к публике обратился нобелевский лауреат Эли Визель, извинившийся за то, что не может присутствовать лично после недавно перенесенной операции на сердце. Признав, что освобождение Михаила Ходорковского и Платона Лебедева является "благородной надеждой всех тех, кто верит в идеалы свободы, справедливости и демократии" и что "каждый день, проведенный ими в заключении, является упреком для совести всего мира", он тем не менее поприветствовал музыкантов и музыку, которая должна была звучать: "Пусть она добьется того, чего не смогли добиться наши слабые слова, пусть она разобьет лед, сковывающий сердца тех, кто правит в Москве".