"Владелец миноритарного пакета остается внешним наблюдателем"

Конфликт вокруг Банка Москвы, продолжающийся с осени прошлого года, постепенно урегулируется. После принятия решения о санации банка и выделении на эти цели беспрецедентных 295 млрд руб. для окончательного разрешения конфликта ВТБ требуется консолидировать 75% акций. Рынок крайне чутко реагирует на ситуацию: вчера котировки Банка Москвы взлетели более чем на 10%, хотя формальных причин для этого не было (см. стр. 7). Центральными фигурами в дальнейшем развитии ситуации являются миноритарии банка, удерживающие свыше 50% его акций. Крупнейший из них — ВИТАЛИЙ ЮСУФОВ, выкупивший долю экс-президента банка Андрея Бородина в начале этого года. В интервью "Ъ" он рассказал о том, как выстроены его отношения с ВТБ, в чьих интересах был приобретен его пакет и для кого акции санируемого банка могут выглядеть привлекательно.

— В тот момент, когда вы вошли в состав акционеров Банка Москвы, эта инвестиция была оценена вами крайне оптимистично. С тех пор многое произошло. Недавно было принято решение о санации банка. Жалеете о покупке?

— С моей точки зрения, сейчас есть все основания полагать, что стоимость банка будет сохранена и что банк по-прежнему является солидной, крепко стоящей на ногах организацией. Сейчас, как и тогда, я оптимистично оцениваю эту инвестицию.

— Даже несмотря на то, что по итогам проверок ЦБ и Счетной палаты в Банке Москвы обнаружена дыра объемом более 360 млрд руб., что почти в три раза больше его капитала на 1 июня?

— В последнее время звучит очень много эмоциональных оценок происходящего вокруг Банка Москвы. Зачастую это оценки людей со стороны, которые подходят к этому вопросу без детального анализа. Я видел в печати цифру в 366 млрд руб. как оценку объема потенциально проблемной задолженности, но конкретного анализа этой задолженности у меня нет. Поэтому прокомментировать это не в состоянии.

— Но ведь очевидно, что выделение Банком России почти 300 млрд руб. в качестве госпомощи Банку Москвы — это больше чем просто эмоциональная оценка. Она как минимум дает представление о масштабе проблем в приобретенном вами активе.

— Я считаю, что ситуация с банком на сегодня достаточно позитивная. Полагаю, вы обратили внимание, что рейтинговое агентство Fitch ratings пересмотрело прогноз по рейтингу Банка Москвы с негативного на стабильный...

— Я обратила внимание на то, что в то же время другое не менее уважаемое рейтинговое агентство Moody`s снизило рейтинги Банку Москвы с негативным прогнозом.

— Ну, у каждого из агентств своя позиция. Я не помню, к сожалению, развитие рейтинга Банка Москвы у агентства Moody`s.

— В любом случае агентство Fitch изменило свой прогноз по рейтингу уже после обнародования мер по спасению Банка Москвы, то есть когда стало однозначно ясно, что дыра в его активах будет покрыта за счет 400 млрд руб., полученных от ЦБ и ВТБ. Но до тех пор был реальный риск того, что ваша инвестиция на сумму порядка $1 млрд в акции Банка Москвы обесценится. Вы не беспокоились на этот счет?

— Вы знаете, у любой инвестиции есть такой риск. Причем это необязательно связано с макроэкономическими или микроэкономическими факторами. Но я считаю, что в этой конкретной ситуации такой перспективы нет.

— Хорошо, а тот факт, что банку потребовалась господдержка в таком объеме, на ваш взгляд, это следствие работы предыдущего менеджмента — Андрея Бородина и его команды — или результат поглощения Банка Москвы группой ВТБ?

— Мне сложно это комментировать. В определенной степени владелец миноритарного пакета — неважно, сколько у него акций — 100 акций, или 20% капитала, остается внешним наблюдателем. Доступом к деталям качества кредитного портфеля обладает только менеджмент. Право запрашивать информацию есть только у членов совета директоров. Акционер может направить официальный запрос в совет директоров, чтобы тот, в свою очередь, пошел навстречу и раскрыл определенную информацию.

— Очевидно, вы таких запросов не делали? Со стороны это выглядит так, что вам на самом деле не очень интересно, что происходит с вашей инвестицией. А это, в свою очередь, подтверждает версию рынка о том, что, покупая пакет в Банке Москвы в размере 19,9%, вы действовали не как самостоятельный инвестор.

— Я очень внимательно слежу за тем, что происходит в банке.

— Но даже Александр Лебедев (владелец Национального резервного банка.— "Ъ"), имея небольшой пакет в Банке Москвы, в начале мая резко охарактеризовал происходящее в этой кредитной организации. Видимо, ему не все равно.

— Вы знаете, комментариев было много, в том числе и на недавно прошедшем собрании акционеров. Также лица, не присутствовавшие на собрании, конечно, все комментируют. Но в оценке текущей ситуации слишком много эмоций, я же стараюсь трезво оценивать ситуацию, не допуская эмоциональных характеристик, которые могут помешать мне защищать свои интересы как акционера.

— Сколько у вас сейчас акций Банка Москвы?

— 19,91%.

— Информация о том, что ваш пакет уже превышает 26%, не соответствует действительности?

— Ну, была несколько раз подобная информация. Ее комментировать сложно.

— Возможно, это владение оформлено не напрямую? Это распространенная практика среди собственников банковских активов, поскольку в случае превышения акционером порога в 20% акций банка требуется согласование ЦБ.

— Я ответил на ваш вопрос.

— Даже если предположить, что ваша доля — 19,9%, довольно странно, что вас не привлекали к обсуждению схемы спасения Банка Москвы с участием ЦБ, АСВ и ВТБ, ведь вы — один из крупнейших миноритарных акционеров. Как вы думаете, почему?

— Я не могу сказать, почему меня не привлекали к дискуссии. Могу лишь подтвердить, что в этих дискуссиях не участвовал.

— Вы пытались как-то выразить желание в них участвовать? У вас же есть контакт с ВТБ.

— Безусловно, контакт есть. Я считаю, что однозначно мое участие в этих процессах было бы полезно лично для меня, чтобы я лучше понимал ход обсуждения. Но факт остается фактом: приглашения не было, в дискуссиях я участия не принимал.

— Тем не менее обсуждались разные схемы спасения Банка Москвы: выкуп проблемных активов, списание капитала до рубля и полноценная санация АСВ, переоценка активов и другие. Считаете ли вы, что выбранный вариант спасения банка — за счет депозита от ЦБ в размере 295 млрд руб. по ставке 0,51% и докапитализация за счет ВТБ в размере 100 млрд руб.— является наиболее адекватным?

— Не возьму на себя смелость со стопроцентной уверенностью отвечать на этот вопрос. Полагаю, что вариантов было больше, чем те три-четыре, что были опубликованы в СМИ. Наверняка дискуссии были непростые. Думаю, что выбранное решение было компромиссом между интересами всех сторон.

— Ваш интерес в этом решении учитывается? В частности, в рамках программы спасения Банка Москвы обсуждается докапитализация банка за счет допэмиссии на 100 млрд руб. в пользу ВТБ. В этом случае ваша доля существенно размоется. Вас устраивает эта часть решения? По поводу почти бесплатного депозита в 300 млрд руб. вряд ли кто-то стал бы возражать.

— Я думаю, что вопрос по кругу лиц, которые включаются в состав санаторов, был одним из центральных вопросов обсуждения. Если остановились на таком варианте, значит, сочли его оптимальным. Хотя в законе о финансовом оздоровлении говорится, что круг санаторов может включать более одного инвестора.

— То есть вас не устраивает тот факт, что ваша доля может сократиться до минимального пакета?

— В корпоративном законодательстве предусмотрены механизмы защиты миноритариев, в том числе от размывания их долей. Именно поэтому мне кажется, что в рамках этого решения сначала от ВТБ требуется увеличить долю в банке до 75%, а потом уже получать госпомощь и проводить допэмиссию банка.

— Но почему вы, владея почти 20% Банка Москвы, не выступили и не сказали, что вы не хотите размытия своей доли, что готовы участвовать в допэмиссии, что у вас есть для этого финансовые возможности? Это было бы логично и естественно для акционера вашего уровня, если только у вас нет договоренности с ВТБ о совместных действиях.

— На самом деле я говорил дней десять назад, что вижу два основных вектора. Можно собрать пул инвесторов, которые консолидируют 75% Банка Москвы и будут совместно участвовать в санации. Второй вариант — ВТБ выкупит акции у миноритариев.

— Из формулировок ЦБ понятно, что речь не идет о пуле инвесторов, речь идет только о ВТБ.

— Если в силу этих решений миноритариям будут сделаны оферты по выкупу пакетов, то давайте их дождемся.

— Вы хотите сказать, что ВТБ до сих пор не начал с вами переговоры о выкупе вашей доли. Вчера глава набсовета ВТБ заявил о том, что группа консолидирует 75% Банка Москвы "в ближайшие дни".

— Мы, безусловно, ведем дискуссии о перспективах дальнейшего существования Банка Москвы в новой ситуации. Обсуждались все варианты возможного развития событий. Но пока мне не было сделано предложения о выкупе моего пакета. Ситуация с другими миноритариями мне неизвестна.

— Вы сами предлагали свой пакет инвесторам?

— Поскольку задача консолидации стоит не передо мной, почему это предложение должно исходить от меня?

— До конца июля осталось две недели. За это время ВТБ надо довести свою долю до 75%, получить госпомощь, отразить ее эффект в отчетности по МСФО, которую нужно опубликовать до конца этого месяца, иначе Банк Москвы столкнется с реальным дефолтом по своим облигациям на сумму $1,65 млрд. Вам не кажется странным, что вам до сих пор не сделано предложение о выкупе, ведь все перечисленные действия вряд ли можно совершить за один день?

— Я согласен, что подготовка отчетности и проведение переговорных процессов — задачи трудоемкие. Но с другой стороны, если учитывать важность того и другого, надо полагать, это произойдет достаточно быстро.

— Сколько сейчас может стоить ваш пакет с учетом того, что капитал у банка фактически отрицательный?

— На мой взгляд, у банка солидная позитивная перспектива по развитию, и значит, произойдет рост его стоимости, если брать горизонт год, два, три и дальше. Есть разные дополнительные факторы — рыночная котировка, например.

— Сейчас акции Банка Москвы стоят 700 руб., а в начале марта, когда вы приобретали долю акции банка, стоили 1150 руб. Вы готовы продать свою долю с убытком для себя?

— Трудно сказать, по какой цене я готов был бы продать свою долю, потому что это зависит не только от моего желания, но еще и от реальных предложений. Из опыта других трансакций, которые мне приходилось делать в отношении компаний, чьи акции котируются на рынке, обычно цена формируется из средневзвешенной стоимости за какой-то период — три месяца, шесть месяцев. Поскольку это позволяет исключить единомоментные падения вниз либо взлеты наверх.

— Если ваш пакет не будет продан, вы будете наращивать долю до блокирующей, как говорили ранее? В начале июня вы получили соответствующее разрешение ФАС. А ЦБ дал такое же разрешение?

— Еще нет. Мы подали запрос около месяца назад. Насколько я помню законодательство в отношении ЦБ, банков и весь корпус инструкций, которые дополнительно регулируют эти вопросы, срок рассмотрения ходатайств в ЦБ по этим вопросам либо не лимитирован, либо очень продолжительный. Там есть возможность запрашивать информацию, разъяснения.

— У вас запрашивали?

— Нет, никаких дополнительных вопросов не поступало.

— Не боитесь, что одобрения не последует? Ведь ЦБ в своем акте проверки Банка Москвы указал на риски кредитования аффилированной с вами компании EUROPROJECT INVESTMENTS GLOBAL LIMITED, которая в марте взяла в Банке Москвы кредит на сумму порядка $1,1 млрд. ЦБ заинтересовался нецелевым использованием кредитных средств. По чьему совету вы взяли кредит в Банке Москвы?

— Вы меня хотите для начала спросить, брал ли я кредит в Банке Москвы?

— Источники, близкие к банку, утверждают, что брали.

— Могу ответить на первую часть вашего вопроса, сказав, что возможность и правильность кредитования в Банке Москвы, наверное, не может вызывать каких-то объективных сомнений, потому что это пятый банк страны. Поэтому не должно ни у кого вызывать удивления, что какие-то промышленные предприятия обращаются в банк для кредитования.

— Вы как будто не признаете связь этой компании с вами?

— Эта компания не является владельцем акций Банка Москвы. Вы знаете, какая компания имеет ко мне отношение и владеет акциями банка. Эта компания в Банке Москвы не кредитуется.

— А та, что кредитуется? Это ваша компания?

— Без комментариев.

— В интервью радио "Коммерсантъ FM" президент Банка Москвы Михаил Кузовлев подтверждал, что вы брали кредит в Банке Москвы. Он, правда, отказался рассуждать о его деталях.

— Знаете, мне вот очень интересно общаться с вами, потому что я могу чему-то научиться в ходе этого разговора.

— Или научить?

— Нет, насчет "научить" мне как-то даже делали предложение преподавать в МГИМО, моем институте, но, к сожалению, я был вынужден отказаться. И, к сожалению, даже кандидатскую работу я писал не в МГИМО...

— Надеюсь, вы ее сами писали? Часто сыновья чиновников не утруждают себя этим.

— Конечно, сам. Могу процитировать. Я писал в 2001-2002 годах на тему, которая уже тогда была мне очень интересна, и приятно, что в силу понятных обстоятельств ей сейчас придается огромное значение, в том числе на высшем политическом уровне. Если сжато, тема — "Способы повышения конкурентоспособности РФ". А основная идея была в том, что Россия может повысить свою конкурентоспособность за счет того, что будет через свои крупные национальные корпорации внедрять инновации, модернизировать экономику, повышать конкурентоспособность наших товаров. Так вот, по теме кредитования или отсутствия кредитования я вам, к сожалению, ничего нового сейчас сказать не смогу.

— ВТБ знал про тему вашей диссертации? Или хотя бы был в курсе, что вы кредитуетесь в Банке Москвы?

— Я думаю, важно рассмотреть последовательность событий. ВТБ стал акционером Банка Москвы 22 февраля, я стал акционером в десятых числах марта. Мои действия были видны и акционерам, и сторонним наблюдателям.

— По факту вы правы. Но хочется понять, знал ли ВТБ о кредите на момент его подготовки?

— Я вам назвал две даты, которые позволяют сделать вывод о том, как все развивалось. Мы обменивались информацией и мнениями с коллегами из ВТБ, в том числе и на этапе до проведения сделки между правительством Москвы и банком ВТБ. По-моему, это вполне логично, потому что на том этапе у ВТБ был интерес к приобретению крупной доли в Банке Москвы, и у меня был интерес к приобретению пусть меньшей, но тоже достаточно серьезной доли в Банке Москвы. По-моему, достаточно логично, что мы располагаем какой-то информацией и обмениваемся этой информацией.

— А когда вы заинтересовались покупкой доли в Банке Москвы?

— Я всегда позитивно оценивал перспективы этого банка, у меня даже была пластиковая карточка.

— Была? А что случилось?

— Истекла.

— И вы не продлили? А как же вера в значительные перспективы Банка Москвы? Когда истек срок карты?

— Я не помню. В студенческие годы она у меня была. Банк я всегда считал интересным объектом для инвестиций. Но реальная возможность вести переговоры появилась только в конце прошлого года.

— Вы сами пришли к Андрею Бородину или он к вам обратился с предложением о продаже?

— Интересный вопрос. Сейчас не могу сказать.

— Но ведь у вас хорошая память: все цитаты из выступлений Андрей Костина помните, а про переговоры, которые были полгода назад, забыли?

— Это не играет принципиальной роли. Я знал на тот момент, что пакет размером в 20% выставлен на продажу. Поэтому я счел возможным сделать предложение.

— В интервью газете "Ведомости" Андрею Бородину был задан вопрос о том, обещали ли вы ему защиту от уголовных преступлений в рамках сделки. Господин Бородин ответил утвердительно. Вы действительно обещали такую защиту?

— Какие-либо защитные механизмы такого рода невозможны по нашему законодательству в принципе. Никто их не может предоставить. Я не помню это интервью, но защиту такого рода не может дать ни один гражданин, ни одна инстанция.

— Почему вы не можете сказать: "Я не давал таких обещаний Бородину"?

— Защита от уголовных преследований преследуется по закону. Я подобных обещаний господину Бородину не давал. Это недопустимо.

Интервью взяла Юлия Локшина