В 1929 году Альфред Деблин заканчивает "Берлин. Александерплац" — книгу, принесшую ему мировую славу, затмившую все остальные его романы, один из важнейших романов ХХ века вообще и немецкой литературы в частности, в русском переводе долгое время существовавший стилистически вылизанным текстом Генриха Зуккау, изданным в 1961 году под редакцией Португалова. Типичная для советских переводов история: стилевые игры и библейские цитаты сглажены, эротически и политически сомнительные эпизоды вычищены. Что осталось, идеально умещалось в такое же причесанное советское представление о модернизме: монтаж, поток сознания, язык улицы, в центре — растерянный пролетарий, который хоть и не является образцом добродетельного трудящегося, в финале оказывается наказан и прощен, а затем воссоединяется с народом.
Перевод, который вышел теперь в "Литературных памятниках", совсем другой. Взяв за основу анонимный советский перевод 1935 года, более чувствительный к деблинской языковой игре, дополнив его потерянными кусками, статьями и примечаниями, составители сборника попытались представить "настоящего" Деблина. Это движение к настоящему — вечная и невыполнимая филологическая задача. Однако выведенный из плена стилистического однообразия роман и вправду приблизился к той эпичности, о которой столько говорил его автор: читать стало неудобнее, а понимать легче.
Альфред Деблин
Фото: AFP/Roger Viollet
История Франца Биберкопфа, стремившегося к праведной жизни, но непостоянного в стремлении, за что нечто "извне, похожее на судьбу" трижды ужасно наказывает его, пока не превращает в нового человека, в разные времена читалась по-разному. Большая часть современников воспринимала "Берлин. Александерплац" как книгу о пролетарских низах — смотри экранизацию 1931 года,— от чего сам Деблин ужасно страдал и злился. Вальтер Беньямин в статье "Кризис романа" упоминает роман как пример новой формы, мол, нельзя о новой эпохе писать старыми словами. Восхищаясь тем, как плотность монтажа не оставляет автору места для собственной речи, Беньямин как будто не замечает, что автор ни на секунду не оставляет читателя, объясняет каждую главу уже во введении, сочиняет пьесу-моралите, где герои-марионетки управляются железной авторской волей, и каждая сцена становится только пояснением к авторским ремаркам. Эту театральность отлично прочувствовал Райнер Вернер Фассбиндер, но и он в своей 14-серийной экранизации надстроил над Деблином свой Берлин со своей Александерплац, где все герои — только жертвы в марионеточном театре истории, порочные и святые, страдающие от своего участия в представлении и очищенные самим этим страданием — отсюда нафантазированная Фассбиндером альтернативная концовка истории. Его герои, впрочем, предвидят будущее, которого герои Деблина еще не знают. Послевоенное и преднацистское напряжение в воздухе потрескивает в романе, но не разряжается никаким образом, кроме как в судьбе героя.
Совсем недавно на русский язык была переведена книга Деблина 1924 года "Горы моря и гиганты", огромный визионерский труд, неутешительный прогноз будущего, расплющенного между природой и техникой, история мира в движениях тектонических пород. Но даже и в нем прорывается надежда на возрождение, к которому, правда, по авторскому прогнозу человечество будет двигаться не одно столетие. Франц Биберкопф точно так же размалывается между машинами и природой, где машиной становится современность ("мир создан из железа и надвигается на нас, как огромный каток"), а природой — судьба. На стилистическом уровне это выражается в борьбе цитат: отрывки детских песенок и хитов мюзик-холлов смешиваются с цитатами из Библии. В одном из пояснений к роману Деблин говорит, что главным материалом для книги стала его психиатрическая практика, доказавшая, что "в тех слоях общества, за которыми я наблюдал, повсюду окопались преступники". Социально Биберкопф автору неинтересен, важнее пустота в его голове, заполняемая гулом улицы, важнее — что, как многие герои модернизма, он — человек, не отвечающий за собственную судьбу. В продолжение "Берлин. Александерплац", романа о пассивном человеке, Деблин намеревался сочинить роман о человеке активном, но не написал, так как не нашел героя. Заглянув внутрь своего Биберкопфа, проверив все винтики его сознания, попытавшись сочинить эпос, миф, историю "имярека" в его борьбе с судьбой, он все равно написал роман о своем времени, выбрав для него самый оптимистичный из финалов: человек склонился перед судьбой, так и не победив ее.
Альфред Деблин. "Берлин. Александерплац". М.: Ладомир, Наука, 2011 год