Выставка в Русском музее огромна — 250 произведений из десятков художественных, театральных, музыкальных, литературных музеев и частных коллекций. Всякая большая "персоналка" испытывает художника на прочность: чем больше выставлено работ, тем легче найти среди них небезупречную. Особенно это интересно в случае с Коровиным — художником неровным, то обгонявшим свое время, то отступавшим назад, то выдававшим шедевр, то — однотипные серии, любившим одновременно солнце с его яркими пятнами света и тьму с ее бархатными тенями, писавшим пейзаж как портрет, а портрет как пейзаж. Если выставка получится, из всего разнообразия представленных на ней произведений живописи, графики, театральных работ, документов должен родиться образ светлый, отрадный и волнующий, полный, словами Александра Бенуа, "природного прельщения".
Константин Коровин — воплощение "русского импрессионизма". Этот импрессионизм (как все русское) своеобразен. Художник, например, смешивал краски на палитре (настоящий импрессионизм предполагает смешение цветов в глазу зрителя), долго сохранял приверженность серебристым оттенкам, потом охрам, никогда не отказывался от черного (который французские импрессионисты не использовали). То есть, с одной стороны, живопись Коровина отставала от импрессионизма, а с другой — она обгоняла его: вещи, написанные в Гурзуфе, это почти что фовизм, с ослепляющими пятнами света и цвета, покрывающими всю картину.
Знаменитые портреты, созданные художником — Татьяны Любатович, сидящей на подоконнике с книжкой, щеголеватого Федора Шаляпина у стола,— это вроде бы и не портреты даже, так как не предполагают точной психологической характеристики модели. Коровин, кстати, писал только людей искусства — тех, артистическую сущность которых он хорошо чувствовал и мог разлить по всему полотну. Это одновременно портреты — и автопортреты (настоящих автопортретов художник не писал); черные бантики на платье и бокал с алой наливкой тут не менее важны, чем лица моделей. Благодаря этой способности — писать себя в каждой гитаристке у окна — Коровин столь популярен у современных коллекционеров. То же и пейзажи Коровина: в них много блеска, но много и чувства.
"Пристань в Гурзуфе", 1914 год, холст, масло
Наследие художника велико и лишь кажется хорошо знакомым и изученным. Впервые за прошедшие 110 лет Русский музей покажет комплекс панно, созданных Константином Коровиным для Отдела окраин России на Всемирной выставке в Париже 1900 года (второй и последний раз в полном составе цикл экспонировался на III выставке "Мира искусства" в 1901 году в Петербурге). Музею принадлежит 31 панно огромного размера, большая их часть всегда хранилась на валах.
Для выставки в Париже художник оформил разделы Крайнего Севера, Сибири и Средней Азии. Столетие назад панно вызвали весьма неоднозначную реакцию; сейчас удивляет, насколько разными сделал их художник. Вертикальные "окна" в Азию полны солнца, довольно дробны и чуть отдают салонным ориентализмом. В прямоугольных сибирских сценах рога оленей и ветки елей слагаются в сложный декоративный орнамент. Но больше всего удивляют панорамные виды Крайнего Севера — серые, протяженные, пустынные. Понятно, конечно, что все это символизм с модерном и полный декаданс. Однако эти почти однотонные темперные плоскости, написанные Коровиным и его помощником Николаем Клодтом, завораживают и кажутся удивительно современными. Вряд ли музей сможет куда-то повезти этот гигантский цикл или долго держать его в экспозиции. Именно ради этой, неизвестной еще грани творчества художника стоит отправиться в Петербург.
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, с 10 августа до ноября