Фестиваль кино
В Выборге стартовал XIX кинофестиваль "Окно в Европу", традиционно собирающий в своей программе основные премьеры предстоящей осени. На этот раз фильмом открытия стала стилизация под комедии 1940-х годов "Пять невест" Карена Оганесяна, которую широкий зритель сможет оценить уже в сентябре. Из Выборга — ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Идея начать фестиваль с "Пяти невест", которые участвуют в конкурсе игрового кино "Осенние премьеры", представляется весьма удачной, поскольку ставит остальные фильмы фестиваля в выигрышное положение: маловероятно, что в течение ближайшей недели участникам и гостям "Окна в Европу" представится возможность увидеть что-то более пошлое. Парадокс в том, что построены "Пять невест" на совсем не пошлой, а, напротив, крайне оригинальной драматургической предпосылке, которая нигде до этого не встречалась и едва ли встретится где-то еще. Действие картины происходит в конце мая 1945-го, когда пятеро советских летчиков, которых пока не отпускают из освобожденной Германии, выбирают из своих рядов единственного привлекательного (Данила Козловский) и отправляют его на побывку в Россию, отдав ему свои удостоверения личности (в которые тогда было не принято вклеивать фотографии) с поручением поставить в них штамп о регистрации брака с какой бы то ни было мало-мальски удобоваримой молодой гражданкой, после чего стосковавшаяся за пять лет войны по мужскому обществу гражданка будет иметь законное основание прибыть в летную часть для использования по назначению. Сам главный герой едет в командировку как бы ни к кому конкретно, но, естественно, на первом же повороте встречает девушку-шофера почтового грузовика (Елизавета Боярская), которая тщетно пытается спрятать под кепкой и комбинезоном свою брызжущую через край сексуальность. Остальные красотки в фильме (Ирина Пегова, Светлана Ходченкова, Юлия Пересильд, Ксения Роменкова) ведут себя куда более смиренно и в основном благодарят судьбу за предоставленный шанс зарегистрироваться втемную неизвестно с кем, поскольку альтернативный вариант половой жизни олицетворяет в картине единственно Валерий Золотухин в роли бойкого селянина, оплодотворившего за время войны всю деревню под девизом "Я не для себя, я для родины старался".
Главный вопрос к "Пяти невестам" связан не с неправдоподобностью предложенной коллизии, а с тем, как, с какой интонацией сделана эта сюрреалистическая история стойкого фаллического солдатика, вынужденного, как выражаются персонажи, "нести образ воина-освободителя через ряды советского народа", а точнее, через изголодавшиеся по мужскому вниманию женские ряды. На "Пяти невестах" лежит не только тень телесериала, который они представляют по своему происхождению и в котором, когда он появится на голубых экранах, число серий будет соответствовать заявленному количеству невест, но и отпечаток того брезгливого взгляда на человечество, который присущ драматургу Юрию Короткову (кроме него над сценарием работали еще Ирина Пивоварова и Сергей Калужанов, но кто тут задавал идеологический и стилистический тон, можно распознать с первых же реплик). Юрий Коротков давно уже в принципе не верит, что между мужчинами и женщинами, биологически вынужденными вступать в контакт и завязывать социальные связи, может происходить что-то по-человечески хорошее, не постыдное и унизительное ни для той, ни для другой стороны. Каждая ситуация, в которую Юрий Коротков ставит своих героев, представляет собой довольно мучительное испытание для человека, задавшегося вдруг целью зачем-то сохранить минимальные остатки достоинства и гордости — чаще всего это коротковским персонажам не удается, тем более с таким не слишком щепетильным режиссером, как Карен Оганесян.
Максимальное сочувствие в "Пяти невестах" вызывает Данила Козловский — в роли человека, который должен фиктивно жениться на четырех посторонних девушках и в процессе все время что-то врать, притворяться и выкручиваться, он демонстрирует, какой бы из него мог получиться отличный Остап Бендер. В комедии, где нет ничего смешного (если не считать артистки Марины Голуб, задирающей юбку и показывающей, где кончаются ее чулки), Данила Козловский умудряется оставаться единственным существом, осознающим комичность ситуации — во всяком случае, понимание этого периодически мелькает в его глазах: не то чтобы в них светится конкретная мысль, но какой-то проблесковый маячок сигнализирует зрителю, что не все участники этой ретрофантасмагории окончательно сошли с ума и кто-то примерно еще догадывается о дикости происходящего.